Сокращение числа психиатрических коек в России привело к бесконтрольности больных, представляющих опасность для себя и окружающих, считают в Следственном комитете России. Там сообщили, что по поручению главы ведомства Александра Бастрыкина было проведено специальное исследование проблемы. По результатам подготовлены соответствующие предложения, суть которых не уточняется.
Проблема – не в самом сокращении, а в отсутствии сопровождающих его необходимых мер, объяснили в Независимой психиатрической ассоциации России (НПА).
«Нами выявлены определенные проблемы, обусловленные деинституализацией психиатрической помощи, то есть широкомасштабным сокращением числа психиатрических коек и психиатрических больниц с параллельным развитием различных форм внебольничной помощи психически больным», – рассказал в интервью «Коммерсанту» заместитель главы СКР Игорь Краснов, комментируя недавнюю трагедию в Нарьян-Маре, где больной убил ребенка в детском саду.
«Закрытие большого количества психиатрических лечебниц породило новые проблемы и дало нежелательные результаты, особенно среди пациентов с наиболее тяжелыми и хроническими заболеваниями, что выразилось, в том числе, в росте криминогенной напряженности. Попадание психически нездоровых лиц в поле зрения медиков не обеспечивает безопасность от них окружающих, в том числе из-за упразднения в начале 1990-х годов психиатрического учета», – заявил представитель СКР.
«Несомненно, сокращение числа психиатрических коек привело к снижению доступности психиатрической помощи и общему ухудшению ситуации, – рассказала Милосердию.ru исполнительный директор НПА Любовь Виноградова. – Но их сократили не настолько, чтобы говорить о какой-то катастрофе.
Само по себе такое сокращение – общемировой тренд, это гуманная мера, освобождающая людей от излишней изоляции. Проблема в том, что у нас одновременно с ним не развивается амбулаторная психиатрическая помощь – а именно она должна взять на себя соответствующие функции.
В изоляции больной должен находиться, пока у него острое состояние, которое невозможно купировать дома, организовав необходимую помощь. На это время человека помещают в больницу. Но потом его надо выписывать, и оказывать ему помощь уже по месту жительства.
А эта система у нас организована из рук вон плохо – людям, живущим среди нас, находящимся в обществе, необходимая помощь не оказывается. Врачи должны достаточно жестко контролировать таких людей, и если они видят обострение состояния или уклонение от лечения – срочно помещать их в стационар.
Есть проблемы с самим законом о психиатрической помощи. Принудительные меры в нем хорошо прописаны для стационарной службы. Там подробно говорится о том, как можно госпитализировать больного, на каких основаниях он должен находиться в стационаре, и т. д. А про амбулаторную службу ничего не сказано.
Поэтому врачи ПНД, которые должны оказывать амбулаторную помощь, не имеют возможностей воздействия на пациента. Единственное, что они могут сделать – установление контакта с человеком. Это непросто, это требует времени, соответствующих профессиональных навыков и качеств. Повлиять на то, чтобы люди регулярно к ним приходили, принимали назначенные препараты, они не могут. Недобровольных мер, кроме госпитализации, не предусмотрено.
– Принимаются ли какие-то меры для решения этих проблем?
– Если спросить представителей психиатрических служб, например, в Москве, они расскажут, что создаются дневные стационары, где пациенты могут получать регулярное лечение, проживая при этом дома, что создаются новые психиатрические модули, приближенные к населению.
Но мы видим, что все это не работает. Помимо того, что сократили койки, резко сокращено и время пребывания в психиатрических больницах. В Москве это 30 дней. Во многих случаях этого совершенно недостаточно: можно снять острое состояние, но почти никогда не получится выработать стойкую установку на лечение, чтобы у человека появилась критика к своему заболеванию.
В результате человека через 30 дней буквально выбрасывают из больницы – если доктор этого не сделает, к нему применят определенные санкции. Больного передают психоневрологическому диспансеру, направляют туда информацию, что он должен посещать дневной стационар, и т.д. Но дальше он будет посещать этот стационар только если захочет. А люди, как правило, не хотят. Особенно в Москве, где часто до ПНД надо добираться издалека на нескольких видах транспорта.
Пациент может плохо себя чувствовать, тяжело переносить препараты, ему может показаться, что в диспансере плохо к нему относятся – и он перестает его посещать. Хорошо, если есть родственники, которые следят за больным, понимают необходимость наблюдения и могут его организовать. В противном случае люди часто перестают ходить к врачу, не принимают лекарства, и у них может быстро развиться обострение».
Пока трудно судить, какие меры мог предложить СКР, однако до сих пор его действия, в том числе – по уголовному преследованию психиатров, вызывают настороженность по отношению к предложениям этого ведомства, отметила Любовь Виноградова.
«Когда Следственный комитет за что-то берется, мы все замираем в напряжении. Посмотрим, какие будут предложения. В психиатрическом сообществе нет устоявшегося навыка противостоять инициативам, которые порой носят совершенно абсурдный характер. Но мы всегда открыты для обсуждения», – подчеркнула врач.
