В Тольятти расследуют обстоятельства гибели ребенка-инвалида и его матери, выпавших из окна. С большой вероятностью речь идет о самоубийстве и убийстве ребенка. О возможных причинах трагедии и о том, что делать, чтобы подобное не повторялось, мы поговорили с руководителем местной организации, созданной родителями детей с нарушениями развития.
«10 ноября в городе Тольятти Самарской области в результате чрезвычайного происшествия погибли женщина и ее малолетний сын с ограниченными возможностями здоровья, – сообщили в СКР. По данному факту следственными органами Следственного комитета Российской Федерации по Самарской области незамедлительно возбуждено уголовное дело».
«Предположительно, мама вместе с сыном выбросилась сама,- рассказала ведущая программы «Право на маму» телеканала Самара-ГИС, волонтер и мама особого ребенка Ольга Шелест. – Сын – «глубокий инвалид» – не ходил, не говорил, не видел… возможно, что- то еще. Женщина родила его очень рано – в 16 лет. Папа – сразу исчез и она одна воспитывала своего сына. Те, кто знал ее, говорят – у нее была депрессия: все время одна, в четырех стенах, с больным ребенком. Те, кто знал ее, говорят – она устала так жить… Впереди не было никакого просвета».
«Больно от того, что она оказалась одна! Что вся помощь, которую она получала от знакомых – это советы сдать его в детский дом!
А ко мне так часто обращаются люди, которые говорят: мы хотим помогать детям-инвалидам, их семьям, мы готовы приходить и гулять с этими детьми, помогать мамам по дому, да просто поговорить с родителями ребенка…
Мне больно, что я не узнала об этой женщине, ее ребенке и ее жизни раньше! Потому что могла бы ей помочь – не остаться одной среди огромного количества людей…», – подчеркнула Ольга Шелест, призвав неравнодушных людей, которые могли бы оказывать поддержку семьям детей с тяжелой инвалидностью, подумать об организации такой помощи.
«К сожалению, погибшая не общалась с другими родителями детей-инвалидов, – рассказала порталу Милосердие.ru руководитель тольяттинского образовательного центра для детей с нарушениями развития «Солнечный круг» Марина Теряева. – Мы можем лишь догадываться, почему.
Известно, что ребенок был «тяжелый», она родила его в 16 лет, с тех пор неотлучно находилась при нем. Как можно сейчас сказать, что делалось в душе у человека? Могли быть какие-то причины, которых мы не знаем. Возможно, что-то удастся установить следствию.
Не имея контакта с родительским сообществом, женщина не знала о том, какие у нее были возможности получить поддержку.
В Тольятти около трех тысяч детей-инвалидов, среди них и дети с тяжелыми множественными нарушениями развития (ТМНР). Две организации в городе, наш «Солнечный круг» и государственный центр «Виктория», работают по программе «Передышка» – у нас это группа продленного дня, где можно оставить под присмотром ребенка-инвалида в возрасте от 3 до 16 лет, на день, или на ночь.
Есть группы полного дня, есть круглосуточные группы. «Виктория» дает даже возможность оставлять детей на три недели. Но там тоже не слышали о погибшей маме, она к ним не обращалась. В департаменте образования о женщине и ее ребенке тоже ничего не знали. Они просто сидели дома. А как помочь человеку, о нуждах которого не знаешь?
Понятно, что не хватает возможностей психологической помощи. После рождения ребенка мы с ним провели в больнице 9 месяцев. Каждый день мне говорили: он у вас до утра не доживет!
О том, чтобы оказать какую-то психологическую поддержку, не было и речи. Очень надеемся на совместный проект, который мы сейчас готовим с центром «Пространство общения»: это будут консультации психологов по скайпу. Если они получат грант, то будут помогать нам.
Сейчас же психологической поддержки для родителей детей-инвалидов в провинции нет. Но есть общественные организации, есть возможности общения. Есть определенная помощь от властей: например, наш регион – единственный, где семьям неходячих детей-инвалидов выдают автомобили.
Конечно, все дается не просто так. В свое время пришлось организовывать и детский садик, и школу. Мой ребенок не видит, не может держать голову – но он учится в первом классе. У нас работает мама, которая тащит на себе и детей-инвалидов с ТМНР, и внуков, работают одинокие мамы. Программу «Передышка» мы начинали на собственных ресурсах, теперь получили на нее грант.
– СКР обещает разобраться, насколько виновны в случившемся органы опеки. Должна ли опека, на ваш взгляд, выявлять проблемы семей с детьми-инвалидами, следить за психологическим состоянием родителей?
– Важно вот что: если бы мы в свое время не создали нашу школу и другие проекты – мы бы с ребенком точно так же сидели бы дома, и никто бы не знал о нас.
Потому, что нет никакого межведомственного взаимодействия. Если участковый знает, что где-то есть такой ребенок – он не будет сообщать об этом в социальные службы. Если обычный ребенок не будет ходить в школу – это заметят, родственники или соседи сообщат в центр «Семья», его там поставят на учет, опека начнет работу, и т.д. Здесь те же соседи не знают, что должно происходить с такими детьми.
Понятно, что все дети должны где-то учиться. Это было основным нашим аргументом, когда мы добивались открытия школы. Если мой сын не видит и не держит голову – это не значит, что учиться он не должен, ведь он такой же человек, как и все, у него есть право на образование. Но никто ему этого права не предоставлял, пока мы сами этого не добились.
Не думаю, что опека должна контролировать происходящее в семьях.
Вряд ли родители будут рады такому вниманию. Мне кажется, главное – взаимодействие между ведомствами в обмене той информацией, которая известна им без особого контроля. Именно такое взаимодействие – в основе концепции ранней помощи, когда семью ребенка-инвалида подхватывают и ведут с самого начала, поддерживая и указывая возможности, где получить помощь».