28.01.2015, Москва. Старший юрист Отдела по благотворительности и социальному служению Наталья Старинова прокомментировала дискуссию, возникшую по поводу использования термина «насилие в семье» в Законе о социальном обслуживании граждан РФ:
На мой взгляд, Закон о социальном обслуживании граждан РФ не рассматривает насилие в семье «вмировоззренческом, ценностном и правовом контексте», не формирует «концепцию» и не «наполняет термин мировоззренческим содержанием, отличным от традиционных ценностей» – он должен решать вопросы организации помощи семье, в том числе проблемной.(Напомним, именно использование в этом законе термина «насилие в семье» стало поводом для комментария Патриаршей комиссии по семье. Комиссия возражает против употребления этого и сходных терминов в законодательстве вообще.)
Комментарий Комиссии по семье отрицает применение термина «насилие в семье» – но абсолютно не отвечает на вопрос, какими терминами, как и кто должен пользоваться, чтобы помощь семье была оказана. Причем, я настаиваю, помощь в таких случаях должна оказываться не только формальной жертве, но всей такой человеческой общности, как семья, с целью ее сохранения.
Поскольку семья является единой общностью, насилие в ней – это не только уголовно-правовое деяние, но и разрушение отношений, сказывающее не только на жизни и здоровье конкретного физически пострадавшего, но и на семье как едином организме. Работа с проблемой семейного насилия специфична именно наличием не только уголовного аспекта, как во всех остальных случаях насилия и противоправных деяний, но и разрушением отношений, и если эту специфику не учитывать – помощь семье, в целях ее сохранения, не будет оказана, и к этому даже не будет предпосылок – если мы эту специфику будем отрицать.
Комиссия считает, что «нет оснований для выделения потерпевших в этой категории противоправных действий в отдельную категорию».Не могу с этим согласиться – такие основания есть. Насилие со стороны третьих лиц – это понятная задача из уголовно-правовой сферы, а семейное насилие – элемент отношений внутри семьи (искаженных в этом случае, конечно же, но тем не менее), и просто уголовное наказание в отношении виновного в насилии проблемы семьи не решает ничего, не дает способов разрешить ситуацию и сохранить семью.
Основная задача при помощи людям, находящимся в ситуации семейного насилия – помочь сохранить семью. В ситуации с потерпевшим от стороннего насилия такая задача стоит не всегда, и когда есть – то должна разрешаться процедурами медиации не в рамках соц. обслуживания.
Например, люди пострадавшие от торговли людьми и рабского труда – нет такой специфики, как необходимость нормализовать и сохранить отношения раба с работорговцем. А в семье – есть.
В семейных отношениях особенно важно не просто реализовать карательные функции уголовного закона или возможности гражданского законодательства (разделить имущество, дав возможность разъехаться друг от друга и от проблемы, и разрушить семью окончательно). Важно принять все меры для исцеления и сохранения семьи.
Есть ли в Законе о соцобслуживании задача сохранения семьи при оказании услуг в ситуации семейного насилия? К сожалению, нет.
Является ли это его проблемой? Да, это одна из тех реальных проблем, которые могут привести к реальным последствиям в реальной работе – таким, что работа будет только с жертвой, и только в контексте того, что семью нужно ликвидировать. Это конкретный недостаток конкретного закона.
Без такого ясного указания на цель в законе оказывается запрятана и идеологическая проблема, перспектива развития антисемейной практики вполне в духе радикального феминизма, ссылки на который я обнаруживала в текстах Комиссии по семье при обсуждении семейного насилия.
Нужно ли об этом говорить – что целью социального обслуживания является сохранение семьи и улучшение, нормализация отношений? Безусловно.
Но решает ли проблему отказ от самого термина «насилие в семье» или «семейное насилие»? Нет.
Отрицать семейное насилие как понятие, отрицать специфику семейного насилия – это означает отрицать перспективы развития помощи проблемной семье с целью ее сохранения. У нас и так почти нет этой практики работы с семьей, не считая внутрицерковной, в основном духовнической, но если мы вообще будем исключать саму возможность появления такой практики – это тоже не решение.
Если мы отрицаем, что семейное насилие требует особого попечения, особой направленности работы, и вообще не рассматриваем его как нечто особое – мы исключаем помощь проблемной семье как единому целому, лишаем сами себя возможности призывать к сохранению семьи, и разделяем двух (или более) людей на тирана – который должен на общих основаниях отсидеть свой срок и жертву (жертвы) – которая на общих основаниях, как независимая единица должна получать соцуслуги.
Подчеркиваю, мое несогласие связано только с Законом о соцосблуживании, когда термин «семейное насилие» означает необходимость социальной помощи.
Законопроект же, вводящий отдельный вид уголовного преступления – насилие в семье (по сути) – я поддержать не могу, по основаниям, несколько отличным от позиции Комиссии: поскольку простое выделение нового состава преступления не ведет к нормализации отношений и не ставит задачу помощи семье с целью ее сохранения (и не может ставить).
