В мутном зеркале отражаются кружки, стоящие на столе. Отражается Марфа Васильевна в белом платке и пестро-голубом халате.
– Не забирайте меня, – протягивает она. – Только не забирайте. И кажется, что голос доносится не из середины комнаты, а из этого мутного зеркала.
«У нее была темная коса до пола, красивая была, а сейчас – вся высохла. Особенно за последние месяцы», – говорит дочь Нина Прокофьевна.
Две кровати стоят рядом, обе — не застелены. На пустом подоконнике – трехлитровая банка, наполненная водой.
Марфа Васильевна родилась в 1918 году в белорусской деревне, семья была крестьянская, зажиточная, было свое хозяйство и даже мельница. Мать умерла после рождения пятого ребенка, Марфе тогда было всего 8. Отцу было тяжело одному с 5 детьми, сосед предложил отвезти Марфу в Москву, выучить грамоте.
«Но грамоте так и не выучил, всю жизнь она проработала уборщицей. Связь с отцом прервалась, с родственниками она больше никогда не виделась», – добавляет дочь.
Во время войны Марфа Васильевна мыла полы в воинской части. Бомбежек в районе Царицыно почти не было.
«У нас был не дом, а землянка. Было одно маленькое окно и даже днем было темно, мы спали на железных кроватях, накрывшись шинелями, а иногда на полу в сене. Было холодно и сыро, как в погребе, бегали крысы, – вспоминает Нина Прокофьевна. – Сестры родились в войну, я – уже после. Помню, как играли с мамиными медалями. Отец нас бросил, когда мне было 8 месяцев».
Сейчас Марфе Васильевне – 99, два года назад у нее отказали ноги. Из троих детей осталась только одна дочь. Внуки разъехались по разным городам и с бабушкой не общаются.
Нине Прокофьевне — 70, она с трудом ходит, не так давно перенесла инсульт, у нее – сахарный диабет и совсем нет зубов, вместо них – голые десны.
«Я могу есть только перемолотую еду. Поднимать тяжести мне нельзя из-за патологии кишечника, было много операций, врачи не разрешают поднимать ничего тяжелее буханки, – делится Нина Прокофьевна. – А за мамой нужен постоянный уход, ее нужно поднимать, сажать, подмывать. Менять памперс и стирать белье».
У Нины Прокофьевны была семья — двое детей и муж. Мужа с дочерью сбила насмерть машина, остался один сын. Сейчас он с ней не общается, с внуками тоже нет связи.
Бабушкам помогает ночная сиделка, которую они оплачивают сами. Она приходит в 9 часов вечера и в 8 утра уходит. В течение дня приходится справляться самим.
«Я уже два года не выхожу на улицу, – не с кем оставить маму, – делится Нина Прокофьевна. – Я бы сходила в храм, помолилась бы за нее. Найдись, милая (обращаясь к сиделке), живи, как родная и похорони нас».
Услуги круглосуточной сиделки стоят 31 тысячу 500 рублей, за полгода это получается 189 тысяч рублей. Бабушки живут на две пенсии – никаких сбережений у них нет, все деньги уходят на оплату ночной сиделки, еду и лекарства.
«За последнее время состояние мамы резко ухудшилось, если что случится — мне даже похоронить ее не на что», – признается Нина Прокофьевна.
Марфа Васильевна сидит на кровати, опустив тонкие ноги в тапочки. На щиколотках – бинты, на одной из ног – обнаженная рана. Колени прикрыты одеялом.
«Она лекарствами отродясь не лечилась, мази и те не признает», – объясняет дочь.
Один глаз у Марфы Васильевны открыт, другой – как будто слипся. Она сидит неподвижно, голова опущена.
– Божественные вы люди, – говорит она и снова опускает голову.
«Мама не знает ни одной молитвы, но постоянно молится», – говорит Нина Прокофьевна.
В смятой подушке – бутылка со святой водой. В мутном зеркале отражаются две кружки.
Просьба опубликована 3 апреля 2017 года, закрыта 3 апреля 2017.
Как расходуются средства
Если не будет ваших возражений, положительная разница между суммой, достаточной для помощи по данному объявлению, и общей суммой поступивших пожертвований будет направлена на помощь другим нуждающимся в той же категории просьб.