«Я знаю, что такое счастье. Счастье, когда Вовка, которому светил дом престарелых, учится в общеобразовательной школе со здоровыми детьми, готовится сдавать ЕГЭ и уже выбрал институт. Счастье, когда твоя дочь даже не мечтала о нормальном образовании, а теперь не только учится, но и занимается музыкой, вокалом, выступает на сцене, а ее рисунки появляются на выставке». – Из личного опыта Натальи Кажаевой.
Наталья Кажаева – мама семерых детей. Пятеро из них – приемные. Все приемные дети – инвалиды. Наталья не искала голубоглазых блондинов, почти не рассматривала анкеты и не изучала фотографии. Критерий был один: чтобы ребенок мог двигаться сам: на коляске, на костылях – неважно.
За полтора года Наталья забрала из детдома пятерых детей. Над детьми у Натальи оформлена опека.
– У всех моих приемных детей довольно серьезные проблемы. А кровные дети – здоровые. Но я заметила, что многие диагнозы приемных детей прошли, как только они стали жить в семье. Так что мы уже давно стерли все границы здоровых-больных, своих-чужих. Не замечаем ничего этого. Живем, растем, учимся, набираемся сил, играем, хулиганим.
– Почему вы не остановились на одном ребенке? Ведь и одному особому ребенку нужно много внимания и заботы. А тут – пятеро.
– Это длинная история, которая началась примерно лет двадцать назад. Мой первый брак, который продлился 12 лет, был бездетным. Я тогда впервые стала задумываться о том, чтобы взять ребенка из детского дома. Но не сложилось, с мужем мы развелись.
Во втором браке у нас сразу родилось двое дочек-погодок, сейчас Полине и Алене 15 и 14 лет. Но мысль об усыновлении меня не оставляла, стала даже более настойчивой, родной. Я много читала про детей-сирот, размышляла. Вначале хотела усыновить одного-двух обычных здоровых детей. Но вдруг, в сорок лет, потеряла все за считанные месяцы: семью, бизнес, машину. С мужем мы развелись, работа пропала, жизнь рухнула, и надо было искать себя.
Я чувствовала в себе силы, но не представляла, чем могу заняться. Много лет была у руля, занималась частным предпринимательством, а сейчас? Когда-то закончила строительный институт, но ни дня по специальности не работала, сразу же открыла свое дело. Но сейчас понимаю: мое дело – это дети. Они – мое дело и душа.
Была встреча, ставшая для меня решающей: я пошла на конференцию «Россия без сирот», которую возглавлял отец тридцати двух приемных детей(!). Личное знакомство с этой семьей и стало последним «аргументом», после которого я начала собирать документы. Я поняла, что сделаю это. Посоветовалась с дочерьми, они были всей душой «за». Но, конечно, сначала я думала о здоровых детях.
– А когда вы решились взять детей-инвалидов?
– Помог случай. Пока собирала документы, меня одолевали разные страхи. Часами сидела на интернет-форумах по тематике сиротства. Наткнулась на фотографию мальчика, который мне очень понравился. Потом поняла, что он инвалид. А мальчик уже запал в душу.
Примерно в это же время случайно увидела передачу, где показывали, как мальчик-инвалид, победитель «Минуты cлавы», встречается со своей мамой. Я тогда смотрела и думала: «Ну, инвалид, ну ног нет, а такой же человек, тоже мама нужна». Это был переломный момент, когда я поняла, что для меня уже неважно, инвалид ребенок или здоровый.
Но пока я собирала документы, мальчика, которого я выбрала, взяла другая семья. Я не расстроилась, даже приободрилась, ведь он был таким тяжелым, а его так быстро забрали.
А потом увидела своего Степку, ему сейчас 7 лет. Мне волонтеры прислали ссылку на него, я не успела толком рассмотреть, сразу сказала: «Забираю».
У Степы была врожденная спиномозговая позвоночная грыжа. Это диагноз, при котором дети практически не ходят. И Степа бы не ходил, если бы остался в доме инвалидов. Недавно он встал с коляски. И никакого особого лечения не понадобилось. Помогли любовь, жизнь в семье, плюс – небольшая физическая нагрузка, занятия на тренажерах.
У остальных детей в основном у всех ДЦП. Старшему, Володе, – 17 лет, Лизе – 12, Андрею – 11, и маленькой Анютке – 4. Анечка, которую я последней взяла, была полностью истощена, на внутривенном вскармливании, с немотивированной рвотой. Хотя еще год назад это был розовощекий пухлый ребенок. В медкарте Ани диагнозы страшные, но, по моим ощущениям, они все преувеличены. У Ани нет серьезных заболеваний, у нее очень серьезная психосоматика: отставание в развитии на фоне одиночества.
У других моих детей диагнозы также не требуют ежедневного медикаментозного лечения. Реабилитацию мы проводим дома, для этого нужны тренажеры, лечебная гимнастика, дозированная физическая нагрузка, витамины. На дом приходит и массажист.
– Как происходили ваши первые встречи с детьми?
– По-разному. Помню, Степа сразу взял меняя за руку и сказал: «Мама, я ждал тебя, я тебя люблю, я всю жизнь тебя ждал». А Андрей рыдал и бился головой об стол, потому что в детском доме детей запугивали приемными семьями: вот придет злая тетя и заберет в плохую семью.
Понимаете, тот детский дом, откуда я брала детей, на грани закрытия, и воспитатели просто переживают за свои рабочие места. Если такими темпами будут разбирать детей, детский дом закроют, расформируют. А Саратов – город небольшой, можно легко остаться без работы.
– Как дети воспринимают тот факт, что в семье нет папы? Им не хватает отцовской заботы?
– Конечно, мужчина в семье не хватает. Но что говорить, его же нет. Но в детдоме у них не было ни мамы, ни папы, а сейчас мама есть и братья с сестрами.
– Одна мама и семь детей – как вы справляетесь с усталостью? Проблема выгорания вам знакома?
– Не знакома. Никогда не выгорала. Мне дает энергию моя жизнь, я живу именно так, как хочу жить. Просыпаюсь с радостью. А чтобы не заели проблемы, стараюсь выделять несколько часов для личного времени.
У меня есть друзья, к которым я могу раз в неделю приехать, провести с ними вечер. Я продолжаю заниматься хобби, сейчас обучаюсь лепке из полимерной глины. Мне очень это нравится, я раз в неделю хожу на курсы, душой там отдыхаю и получаю удовольствие. Все это обязательно нужно.
А старшие в это время смотрят за младшими. У меня дети, несмотря на то, что плохо ходят, все самостоятельные. Они могут сами включить воду, набрать ванну, помыться.
– Дети спрашивают, где их родные родители? Что вы им отвечаете?
– У нас эта тема свободно обсуждается. Я не воспитываю в детях вражду к своим биологическим семьям. Моим детям интересно, некоторых родителей, братьев и сестер мы даже находили в интернете. Дети говорят: «вот моя сестра, а вот мой брат».
С родителями двух детей я пообщалась в «Одноклассниках». Один папа написал: «Не лезьте в мою жизнь, не трогайте меня». А одна мама писала, что часто думала о ребенке, что ей все время казалось, «что она страшненький инвалид, с сильным умственным отставанием, не встает с кровати. А она оказалась такой красавицей, умницей, да еще и ходит».
– Вы не боялись, что такие откровения могут оказаться травматичными для детей?
– Если я вижу, что ребенку тяжело, мы посидим с ним вместе и вместе попереживаем. Когда с ребенком общаешься как со взрослым и обсуждаешь с ним все, что его волнует, когда ребенок понимает, что я учитываю его интересы, он никогда не замкнется в своих переживаниях, в себе.
Мне кажется, такие вещи, как «почему мои мама и папа меня оставили», лучше проговаривать, они травмируют, если их скрывать от ребенка или если ребенок будет носить это в себе.
Да, для многих приемных семей кровные родители – это проблема. Поэтому многие ищут полную сироту, чтобы кровные родственники не вторгались в их жизнь. Может, так и удобней для родителей. А для детей?
Ребенок – это личность, дайте ему все понять и во всем разобраться, только подставьте плечо, когда почва покажется зыбкой. Неважно, что мама в его жизни когда-то «накосячила», Бог ей судья. Она сама за это ответит. Но право знать свою кровную маму ребенок имеет.
– Вы взяли большинство детей в возрасте, когда их во многом уже сформировал детдом. С характером и поведением бывают сложности?
– Сложности – это нормально. Я всегда говорю: «У меня нет в жизни проблем, у меня есть ситуации, которые требуют решения». Да, иногда в отношениях бывают моменты, которые надо решать, что-то надо срочно корректировать. Но любые сложности – это текущий момент, в котором все нужно постараться поставить на места.
– Но какие ситуации для вас самые трудные? И самые радостные?
– Самое трудное – что я не могу взять еще больше детей. Потому что есть дети, которых мне очень хочется забрать, я знаю их лично, слежу за их судьбой. Но физически не получается, дом у нас небольшой, некуда даже кровать лишнюю поставить.
Я последнюю, Аню, забрала, потому что ребенок был почти умирающий, и у нас ей было бы в любом случае лучше, чем в детдоме. Я ехала за ней, предполагая, что она, может быть, долго не проживет, и уж если ей придется умереть, пусть она умрет дома. Но все оказалось гораздо лучше, Аня у нас уже пытается ходить, улыбается, смеется, играет ладушки. Вот это и радость.
Радость для меня – видеть, что ты имеешь отношение к тому, что жизнь этих детей изменилась. Когда твой ребенок встает с инвалидной коляски, это не просто радость, это счастье. Когда твой ребенок в 11 лет не умел ни читать, ни писать, а сейчас читает наизусть стихи, – это счастье. Потому что ему говорили, что он ничего не помнит, ничего не знает и вообще немой.
Когда твоя дочь даже не мечтала о нормальном образовании, а теперь не только учится, но и занимается музыкой, вокалом, выступает на сцене, а ее рисунки появляются на выставке, – это счастье.
Счастье – когда Вовка, которому светил дом престарелых, учится в общеобразовательной школе со здоровыми детьми, готовится к ЕГЭ, и уже выбрал институт!
Я всех их люблю, хотя к каждому отношусь по-своему, ведь все они разные. А вообще настоящая любовь приходит, когда вкладываешься в ребенка, переживаешь за него, преодолеваешь что-то вместе ним.
Я уже мечтаю о внуках. Мечтаю о том, что, когда мои дети создадут семьи, они будут привозить ко мне своих детей на каникулы.
– Сейчас много говорят о том, что надо готовиться, чтобы стать мамой приемным детям, что нужны специальные знания и умения. Как вы готовились?
– Я прошла занятия в школе приемных родителей. И считаю, что такая подготовка необходима усыновителям. Благодаря такой школе некоторые моменты в воспитании с детьми не стали новостью, избавили от ненужных переживаний, мыслей, неправильных действий.
Например, оказывается, что ребенок первое время после того, как его привели в семью, может особенно плохо вести себя. Это объясняется его скрытым желанием «проверить на любовь»: моя мама меня бросила. А ты – бросишь?
Мне часто пишут сомневающиеся мамы, которые раздумывают о приемных детях: «Я хочу, чтобы ребенок был вот такой. Другой мне не нужен». Или: «Боюсь ехать, вдруг меня ребенок не примет». Мне кажется так: если вы боитесь ехать, лучше вообще не ездить. Либо все бросайте и поезжайте, и берите такого, какого дают, какого Бог дал. Либо забудьте об этой идее навсегда.
Из пятерых своих приемных детей только одного я долго «наблюдала». Всех остальных взяла практически спонтанно, решение пришло за несколько минут. Я только узнавала, что есть вот такой ребенок, и он может как-то себя обслуживать. А дальше решала быстро: либо беру, либо нет. И уже после того, как решение принято, размышляла над особенностями его характера.
Для меня мои дети – самые лучшие. Желаю почувствовать это всем мамам.
Фото – из семейного архива Натальи Кажаевой
