Борис Херсонский — один из самых популярных сейчас русскоязычных поэтов (с тех пор, как Одесса стала «заграницей», от этого тяжеловесного прилагательного никуда не деться). В 2008 году в Москве были изданы две его книги «Семейный архив» и «Вне ограды».
В каждом стихотворении Борис Херсонский рассказывает какую-то историю, и оттого его стихи, оставаясь поэтическим текстом, не делятся на цитаты. Он очень плодовит, каждое утро он публикует в своем интернет-блоге хотя бы одно новое стихотворение. Он, природный одессит, может писать весело и остро, но тяготеет к классической поэзии, и, слушая, как он читает стихи, понимаешь — классическая поэзия необходима, как хлеб. С Борисом Херсонским беседовала корреспондент «НС» Алиса ОРЛОВА.
| Борис ХЕРСОНСКИЙ родился в Одессе в 1950 году. Окончил медицинский институт, специализировался в области клинической психологии. Сейчас заведует кафедрой клинической психологии отделения Одесского национального университета. К вере пришел в 70-е годы. Прихожанин Свято-Преображенского собора Одессы. |
Борис Херсонский:
***
И сделался великий гул.
И языки огня спустились
на их главы. Господь взглянул
на верных слуг. Жизнь распрямилась.
И, как ручьи в один поток,
слились наречья. Весть благая
понятна, в каждый уголок
ума свободно проникая.
Охапка ароматных трав
и полевых цветов напомнит,
Кто обновит в тебе дух прав
и сердце чистотой наполнит.
Охапка ароматных трав.
Земля качнулась под стопою.
Как донести, не расплескав
вину свою перед Тобою?
***
— Книгу «Семейный архив» Вы посвятили истории своего рода. Но сегодня большинство людей не помнит про своих исторических корней. Как такая беспамятность сказывается на психическом состоянии человека? Может быть, без прошлого легче?
— Чингиз Айтматов в романе «Буранный полустанок» описал людей, у которых насильственно отнимают память для того, чтобы сделать их рабами. Я думаю, что очень хорошо понял Айтматов — для того чтобы люди могли быть хорошими рабами, они не должны помнить, они не должны иметь корней. С точки зрения психологии потребность в корнях и потребность в том чтобы знать свое прошлое одна из бытийных экзистенциальных потребностей человека.
–Ваши стихи иногда строятся таким образом: дается пасторальная красивая картинка, но постепенно сквозь нее начинает проступать что-то вроде офорта Гойи. Такое впечатление, что вы как-то остро чувствуете невидимый мир, который борется за душу человека. Это профессия психотерапевта развила такой взгляд на человека, на реальность? А может быть, это религиозное воспитание?
— Я думаю, что и то, и другое. Дело в том, что любая пасторальная картинка — это всего лишь маска, это всего лишь что-то идеализируемое, не соответствующее ни духовной реальности, ни физической. И если ты рисуешь только такую картинку, ты лжешь, а кто отец лжи мы хорошо знаем.
— Насколько корректно расхожее сравнение стихов с исповедью?
— И то, и другое — настоящее, когда искреннее и то и другое должно задевать какие-то болезненные глубинные струны. В каком-то смысле мое творчество тоже можно назвать исповедью. За себя и за других. В моем творчестве есть и биографические стихотворения. Любой доктор тоже имеет право на свою боль.
–Что такое поэзия с точки психотерапевта?
–Моя точка зрения не отличается от точки зрения обычного человека. Не существует специальной психотерапевтической точки зрения на поэзию. Я знаю одного человека, который пытается лечить пациентов своими стихами и честно говоря, это не хороший терапевт. Это неправильный лекарь.
–Вы прописывали бы стихи как лекарство? Или, наоборот, людей каких-либо психологических типов остерегали бы от изящных искусств?
— Никогда и никого я бы от этого не предостерегал Настоящая поэзия — это трудный болезненный опыт, но любой человек, мне кажется, должен идти вглубь, а поэты знают обычно довольно много или чувствуют много.
— Может ли хоть в какой-то мере психотерапевт заменить священника? И бывает ли случаи, когда священник отправляет свое духовное чадо к психотерапевту?
— Нет. Священник занимается духовной стороной жизни человека, а психотерапевт — душевной. Если психотерапевт старается влиять на духовную сферу человека, а это хотят делать многие психотерапевты, они либо занимаются не своим делом, либо им нужно сменить профессию.
— Можно ли религиозный опыт описывать в стихах? Можно ли делать стихотворные переложения Евангелия?
— Я бы никогда не стал перелагать стихами Евангелие, потому что это не тот текст, который можно перелагать стихами. Но есть книги Библии, которые изначально были написаны стихами, например, Псалтирь.
— А что для Вас церковнославянский язык? Лучше поэтам его не трогать? Или наоборот вводить его в современный литературный язык?
— Здесь у меня четкое мнение — современная поэзия способствует жизни этого прекрасного языка. Если это делал Пушкин, если это делал Тютчев, то почему мы не можем? Но на сегодняшний день он не жизненный, никто на нем не говорит. Когда спрашиваю у моих студентов, психологов: «Что означает слово «лик?», они говорят что это — лицо, или лицо на иконе. А вот Ломоносов писал: «Я буду петь в гремящем лике». То, что «лик», это хор — сейчас не знает никто.
–А Вы любили литературу в школе?
— Любил. И сейчас люблю. Пушкина, Тютчева, Фета, Державина, Ломоносова, люблю поэзию 18 века. Но не благодаря школьной программе. «В начале произведения поэт призывает музу и просит ее вдохновить его на создание высокохудожественного произведения с узким общественным звучанием» — это о чем? Это об оде Пушкина:
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
– А процитировал я строки из тогдашнего учебника литературы.
На поэтическом фестивале «Киевские Лавры» в 2008 году в Киеве Борис Херсонский стал лауреатом в номинации «русскоязычная поэзия», а его призом стала вот эта статуэтка:
«Поэт, сидящий за столом, лишенным опоры. Хороший символ», — сказал Борис Херсонский
Борис Херсонский:
Всякое дыхание да хвалит
Всякий двуногий утром встающий в шесть
или в семь от силы распахивающий окно
всякий четвероногий из которого шерсть
торчит во все стороны кто не все ли равно
всякий крылатый чистящий под крылом
белый мягкий пушок владелец трехпалых лап
всякий панцирный черный по дну напролом
боком вперед назад клешнями рак или краб
скорпион забившийся в щель ящерица верхом
зеленая на прогретом голубом валуне
всякая луговая трава колеблемая ветерком
вся неправда и злоба во всякой стране
все насилие вся запекшаяся кровь все рубцы
все сходящие в землю путем всея земли
всё дыхание вдох и выдох все странники и пришлецы
всё смотрящее вдаль исчезнувшее вдали
***
Всем селом стояли на бугре, смотрели
как красный петух прыгает с крыши на крышу,
как чернеют и рушатся белые хаты,
как мечется обезумевшая скотина.
Получается так: огонь приходит сверху,
заполняет изнутри человеческое жилище,
рвется наружу, взлетает и снова – приходит сверху.
Все так просто, а раньше не понимали.
Потом началась гроза. Вода стояла стеною.
Пожар прекратился, но все село погорело –
только церквушка осталась да хата Петрова.
Но потом люди их подожгли, чтоб не гордились,
не белели, не стояли на пепелище
и всем селом ушли с того проклятого места.
А куда пришли и пришли ли –
одному только Богу известно.
См. также: Стихи о русской прозе
