Передо мной сидела женщина, каких я никогда не видела. Всякое предложение, которое она произносила, заканчивалась улыбкой. Голос был мягким, а глаза – синими. И, ну это, конечно, страшно пошло и так не пишут, но я скажу: от нее шел свет.
Я перестала вдруг слушать, а захотела залезть к ней на руки. И чтобы она меня укачивала, гладила по голове и продолжала рассказывать. Но это было интервью. И на руки было никак нельзя.
А история вот какая.
Света и Павел Кузьменко познакомились лет двадцать назад. Поженились, родили одного за другим троих детей. Света работала кондитером, Павел – строил. Дети подрастали.
Света с Павлом, надо сказать, очень верующие люди. Из таких, которым неловко и неуютно жить на свете в тепле и покое, зная, что есть кто-то рядом, кому хотя бы немного хуже.
Света с Павлом решили делиться: каждую пятницу Света стала печь по триста пирожков. А каждую субботу они с Павлом ездили в соседний детский дом.
«Почему пирожки?» – спрашиваю я Свету. «Ну, обязательно надо же что-то ребенку в руку положить – улыбается она мне – а покупать что-то в таких количествах каждую неделю мы не могли себе позволить».
Они пару лет, наверное, ездили. А потом поняли, что «всех понемногу» не согреешь. И решили усыновить хотя бы кого-то из тех, кому так нравились Светины пирожки. Школа приемного родительства, опека, заявление. Как часто бывает, у пацана, которого собрались усыновлять Света и Павел, оказался брат. Стало быть, решили брать двоих.
За несколько дней до приезда в детский дом, во время которого Кузьменко должны были поговорить с мальчишками о том, чтобы начать жить вместе, Света обнаружила в груди шишку. Терапевт, анализы, онколог. Рак молочной железы. Третья стадия.
«Доктор сказала, что у меня такая стадия, что все уже поздно. Только резать», – говорит Света.
И продолжает: «Я спросила, а что будет, когда отрежут». Доктор невозмутимо ответила: «Рубец». И вручила Свете «бегунок».
Через две недели ее прооперировали. Потом началась химия. Потом – 15-летие свадьбы в больничной палате.
А потом Света собралась умирать.
«Я лежала лицом к стене и плакала, понимая совершенно точно: я никогда не надену на дочь свадебное платье, не дам ей советов, как жить дальше, я не поведу сына в школу, это конец», – рассказывает Света.
Она плакала, наверное, вечность. Температура скакала, руки-ноги тряслись, язык то прилипал к небу, то вообще отнимался. Соседки по палате укрывали Свету своими одеялами, муж носил на руках к раковине и обратно, на кровать, лицом к стене.
«А потом – говорит она, – мне стало стыдно. Там ведь двое мальчишек ждут, в детском доме. И если наших с мужем троих детей я могла ему оставить, зная, в конце концов, что он о них позаботится, поднимет, вырастит, то тех пацанов уже точно никто не заберет. Как же я так умру». Света отвернулась от стены и решила жить.
Забирать домой двоих детдомовских мальчишек она шла в парике. Лысая после химиотерапии.
Дала себе слово прожить еще хотя бы лет пять, чтобы поставить всех на ноги. Ну и дочь замуж выдать, конечно.
По пути на очередную химию обнаружила на двери в отделении крошечный постер групп поддержки «Женского здоровья». Пошла за поддержкой. И обалдела:
«Я поверить не могла, там были женщины, прожившие после рака груди по десять и даже пятнадцать лет. И они были не призраками. Они растили детей и внуков. Они на танцы ходили! У них была жизнь. И я решила, что пять лет – это неправильная цель. Надо просто жить», – смеется Света.
В общем, через три года они взяли еще двоих мальчишек, а потом – еще троих.
Потом старшая дочь вышла замуж, и все ревели, конечно, на свадьбе. А Света – больше всех: начала еще, когда платье помогала надеть.
«Я ж – говорит, – и дожить-то до этого не рассчитывала». А потом все эти ее подрощенные мальчишки с папой Павлом во главе стали ныть: хотим девочку; маленькую.
Света сопротивлялась сколько могла: я не потяну, вас – десять человек; ну хорошо, девять, старшая – уже замужем. Но тут позвонили из опеки. Есть маленькая девочка. Да не одна. С маленьким братом.
И Кузьменко поехали забирать. В документах, в той строке, где обычно пишут, что случилось с родителями, у которых ребенок родился, в Олиных и Фединых (так звали малышей) бумагах ничего не было сказано. В опеке сообщили: их мама, 27-летняя женщина, умерла от рака молочной железы, такого же, из которого удалось выпрыгнуть Свете.
Та женщина перед смертью обратилась к родственникам с просьбой о помощи: забрать и вырастить детей. Родственники согласились. Забрали. Но через полтора месяца привезли двух и трехлетних Олю и Федю в детский дом. Сказали: «Дети разрушают нашу жизнь».
Так Оля и Федя стали сперва сиротами, а потом – Кузьменками.
Я сижу и смотрю на Свету, которая, улыбаясь, говорит мне: «Значит надо было мне выжить. Была причина».
У меня мокрые колени, потому что я их залила слезами. Где-то сзади нас, на площадке старшие дети Кузьменко нянчат младших, чтобы те не лезли в кадр и не мешали интервью. И тут совершенно случайно выясняется, что никто из этой семьи – двое взрослых и двенадцать человек детей – никогда не летал на самолете, не бывал в Москве и, что гораздо более серьезно: не видел моря. Вся их жизнь как началась, так и протекает – в Орле.
Света, улыбаясь, рассказывает, как перед выборами правящая партия ей обещала перед каким-то микрофоном море, но после выборов про это забыла. А еще был один зарубежный спонсор, который дал денег, но Кузьменко, рассудив, купили на эти деньги микроавтобус, потому что как иначе передвигаться такой огромной семьей.
Я спросила: «А вы обращались в какой-то фонд?» Она рассмеялась: «Так мы же не из Москвы, нам никто не станет помогать».
И тут я подумала, что так не годится.
И все завертелось, в результате чего все Кузьменко попали и в Москву, и на море. И весь август дети ездили поездами, летали самолетами, катались по Москве в больших и красивых машинах, видели Красную площадь, ночевали в гостинице с двухъярусными кроватями и много чего еще.
Вот, что теперь пишет Света: «Мы уже неделю дома и, наблюдая за детьми, замечаем, что десятилетние Даня и Денис играют в пилотов и летчиков. А маленькие Федя с Олей опять собираются куда-то в дорогу, пакуют чемоданы, а в перерывах играют в проводников: Федя «как бы лежит в купе», а Оля чай ему приносит и спрашивает сколько сахара добавлять.
В нас с мужем эта поездка вдохнула новые силы. Последние шесть лет, как у нас появились первые приемные дети, мы еще ни разу не отдыхали не с ними. И, сказать вам честно, возможность побыть на отдыхе с тремя детьми, а не с 12-ю, это дорогого стоит. Для нашей Олечки магнитный песок в Шекветили, где мы провели 18 дней в прекрасном отеле в 50 метрах от моря, принес оздоровительный эффект. Как чудесно, что мы смогли быть на море долго, потому что вначале Оля и Федя очень моря испугались. И стали потихоньку в него заходить только на десятый день.
А еще я все время вспоминаю, как мы видели стаю дельфинов. И это теперь мое самое прекрасное воспоминание! Мы наелись вволю спелых дынь, насладились Грузией, мы путешествовали и были абсолютно счастливы».
