У шведских социальных работников есть такое понятие «значимый взрослый». Кто это такой и какая от него может быть польза ребенку в трудных ситуациях, 27 февраля рассказала на встрече с российскими соцработниками в центре «Перекресток» шведский социальный педагог Ольгой Гранлёф. На примерах типичных трудных случаев она показала, как в Швеции работают с подростками группы риска.
| Ольга Гранлёф родилась в Советском Союзе, затем уехала в Швецию, окончила Высшую школу социальной работы по специальности «соционом», то есть социальный работник. В социальной сфере работает уже девятнадцать лет, сейчас она – социальный педагог в школе города Упсала. Ольга – член Международной организации по обмену опытом социальных работников (С.I.F Sweden, сайт в Интернете: www.cif-sweden.org/engl.html ), которая обеспечивает стажировку социальных работников по всему миру. Сотрудники шведского посольства организовали встречу Ольги и русских социальных работников и педагогов в центре социально-психологической адаптации и развития подростков «Перекресток», работающим с подростками и их семьями в трудных ситуациях. (Сайт в Интернете: www.perekrestok.info/) |
Органы соцзащиты в Швеции – это представители власти, поэтому если вас вызывают туда, прийти вы обязаны, иначе вы нарушите закон. В каждом микрорайоне города в зависимости от количества населения есть несколько служб соцзащиты. Заявления туда поступают либо от самих подростков, либо из школы, либо из полиции, либо анонимно. Существует приемная, куда поступают звонки, которые потом направляются в различные отделы. Когда вопрос приходит в подростковый отдел, сначала производится разбирательство, нужно ли проводить социальное расследование. Возможно, ситуацию можно разрешить одним звонком родителям или одной беседой с ребенком, тогда расследование не проводится. Чаще всего его все-таки нужно провести. На социальное расследование соционому дается четыре месяца, после этого нужно предоставить выводы и предложения, как с этим ребенком работать.
На встрече в «Перекрестке» Ольга рассказала несколько случаев из своей практики и, прежде чем описать свои решения, попросила присутствовавших российских соцработников предложить свои.
Однажды в органы социальной защиты из одной школы пришло заявление: педагоги заметили, что тринадцатилетняя шведка Мария стала регулярно пропускать занятия по понедельникам и пятницам, кроме того, было видно, что ребенка что-то тревожит. У девочки пять лет назад от рака скончался отец, а два года назад умер старший двадцатидвухлетний брат. В одной квартире с ней живут ее мама и второй брат, ему восемнадцать лет, у него уже есть невеста. Когда Марию вызвали к Ольге Гранлёф, она оказалась очень тихой и необщительной девочкой, которая мало рассказывала о своей семье. Единственной темой, на которую она могла долго говорить, были лошади. Мария с горестью добавляла, что у их семьи не хватает денег на занятия верховой ездой (в Швеции все секции и кружки по интересам платные, при школах нет ни одного кружка, дети в школе только учатся).
После четырех месяцев общения с семьей Марии Ольга выяснила, что ее порядочная интеллигентная (правда, безработная), мама – алкоголичка, уходит в запои по выходным дням, пропадает в ресторанах, и, пропуская школьные занятия в понедельник и пятницу, Мария пытается вытащить маму из запоя. Семья живет на социальное пособие, которое на взрослого человека составляет двести евро, на ребенка – от ста до ста пятидесяти евро. Этих денег хватает только на еду и текущие расходы. Что делать в такой ситуации?
– Если бы этот случай произошел в нашей стране, – советуют российские социальные работники, педагоги и психологи, – нужно провести «семейную терапию» – совместные занятия с психологом, устроить маму на работу через центр занятости, предложить лечиться в обществе Анонимных алкоголиков. Девочке предоставить возможность заниматься верховой ездой, поскольку это единственная «отдушина» для нее, единственный способ отдохнуть.
– Мы поступили похожим образом, – отвечает Ольга. – Истории этой уже пятнадцать лет, конец у нее хороший. Мария окончила школу, затем колледж. Мы изъяли маму из семьи и направили на принудительное лечение. Сейчас она «сухая алкоголичка». Необходимо было, чтобы у Марии появился «значимый взрослый», который бы заменил ей маму, им стала ее тренер по верховой езде. Наш отдел специально для Марии купил лошадь, и мы были первыми органами соцзащиты с загоном для лошади. А девочка была так счастлива, что чуть не жила в конюшне.
Другой пример, когда мы решили найти ребенку «значимого взрослого», – это история Юхана, четырнадцатилетнего мальчика из шведско-финской семьи, задержанного полицией при попытке взлома. Пять лет назад он потерял отца, мама вышла замуж за другого, и у них появились сын и дочь (шесть и девять лет). У Юхана также есть старший брат (20 лет), с которым он мало общается и не очень его любит, называя его скрягой, он работает и живет отдельно от родителей, и старшая сестра (18 лет), которая некоторое время воспитывалась в приемной семье (в Швеции есть практика содержания детей в приемных воспитательных семьях, если родители не могут справиться с этим или обстановка в семье очень тяжелая для ребенка. Такие приемные семьи должны быть обязательно полными, с детьми, родители, кроме воспитания чужих детей, должны иметь еще какую-то основную работу – то есть все должно быть нормально. За содержание детей приемным семьям платят).
Начав работать с Юханом, Ольга выяснила, что в школе у этого разговорчивого мальчика плохие результаты, замечена также агрессивность в общении со сверстниками. У мальчика не было никаких особенных увлечений, и куча свободного времени. Его маму шведские социальные работники назвали бы «слабой», то есть потакающей прихотям и отрицательным отклонениям в поведении ребенка. Она и ее второй супруг много работали и больше заботились о младших детях, оставляя без внимания старших.
Решили проблему так. Поблизости открывалась секция бокса, и руководитель секции стал значимым взрослым для Юхана. С ним был заключен договор на некоторый срок, что тот будет заниматься с мальчиком и психологически поддерживать его. После окончания срока договора, тренер и Юхан стали близкими друзьями и продолжали общаться. Так агрессивность мальчика была преодолена. Сейчас Юхан работает строителем, как и мечтал, у него хорошая зарплата, BMW и двое маленьких детей.
А в этой истории пример «значимого взрослого» не помог. История произошла с Измаилом, мальчиком тринадцати лет из мусульманской семьи газских беженцев. Школьный социальный педагог заметила, что очень тактичный и вежливый со взрослыми мальчик со сверстниками ведет себя совсем иначе, своим поведением подражая типичному лидеру мафии. Хотя жалоб ни от ровесников, ни из семьи не было, Ольга провела расследование и выяснила следующее. У Измаила восемь братьев, трое старших имеют свои семьи и живут отдельно. Самый старший брат – муфтий. Отец его сидит в тюрьме за продажу наркотиков. Мать – настоящая мусульманка, ходит в чадре, только и делает, что готовит еду и убирается дома, гостеприимная и добрая женщина. Четвертый сын, самый старший из живущих в одной квартире (19 лет), увлекается восточными единоборствами, пятый (17 лет) принимает героин, шестой (15 лет) – местная «звезда» хип-хопа, седьмой (14 лет) – играет в театре. Все они учились и учатся в одной школе. Есть еще младший девятилетний брат, но общается Измаил в основном только с пятнадцатилетним и четырнадцатилетним братом. Поскольку работающих в семье нет, все получают социальное пособие. На каждого ребенка, от сына нищенки до принца, чтобы избежать лишней бюрократии, начисляется одинаковое пособие. Но его хватает только на еду и текущие расходы, на одежду, например, не хватит. Семья, прожившая несколько лет только на пособие, оказывается на социальном «дне».
В этом случае мнения российских специалистов разошлись.
– Измаил пользуется сильной поддержкой старших братьев, поэтому ведет себя так, как мафиози, – говорят одни, – перед ним были их отрицательные примеры, пример отца. Очевидно воздействие субкультуры, ведь хип-хоп – это культура улицы. Может, попытаться завязать взаимоотношения Измаила с детьми брата-муфтия. У мальчика, вероятно, есть скрытый талант лидера, пусть он проявит его. Ему нужно дать возможность реализовать его в школе, съездить в детский лагерь.
Ольга грустно качает головой и говорит, что в Швеции нет таких лагерей.
– Если нет никаких жалоб на мальчика, может быть, эти «замашки мафиози» Измаила – это только мнительность социального педагога? – сомневаются другие российские социальные педагоги. – Нужно провести работу в школе, выяснить, в чем же дело.
– Это случай – мой печальный опыт, – признается Ольга Гранлёф, – мы ведь так и упустили этого мальчика. Да, как вы и говорите, мы попытались связать его с благополучной семьей муфтия, но он обманывал даже старшего брата. Потом, когда мы с Измаилом разговаривали, я в чем-то ему отказала, а он разозлился, обозвал меня и стал угрожать. У шведских социальных работников есть правило: если подопечный начинает угрожать соционому, то дело передается другому сотруднику. Это очень плохо, ведь у меня были к тому времени налажены связи с этими людьми. Дело передали, оно затянулось. В девятнадцать лет Измаил сел в тюрьму, как и его отец, за продажу наркотиков. Так, работа социального работника, как и любая другая, полна успехов и неудач.
Вот и другая ситуация, в которой мы пока бессильны. Перед нашим отъездом из Швеции все телеканалы и радио передавали одну и ту же новость: пятнадцатилетняя девочка – назовем ее Жасмин – упала с пятого этажа, ударилась головой о бетонную плиту и тут же умерла. Было много свидетелей. В убийстве подозревается ее девятнадцатилетний брат. После этого события по телевидению стали происходить обсуждения, почему в Швеции вот уже третий раз за последние восемь лет маленькие девочки погибают от рук близких родственников. Первый случай был в 1999-ом году, ребенка в семье эмигрантов из Средней Азии убил родной дядя. Второй произошел в городе, где я работаю, убийцей оказался папа девочки. После этих двух случаев в среде шведских социальных работников появился термин «убийство для сохранения чести семьи». В Швеции есть семьи с очень строгой дисциплиной, где девочек всячески подавляют. После смерти Жасмин полиция сделала заявление, что у них очень много нераскрытых преступлений, подобных этому, поскольку ничего невозможно доказать. На данный момент у нас нет ответа на вопрос, что делать, чтобы предотвратить такие трагические случаи. К счастью, их пока нельзя назвать типичными для Швеции.
Софья ПУЧКОВА
