Розовые тапочки, картошка, чай
За последние 20 лет Татьяна выбиралась за пределы своего района три раза: на выставку, в кино и прогулку по Воробьевым горам. Обычно она выходит из дома, чтобы дойти до ближайшего магазина или погулять с собакой. Ее реальность – маленькая комната, заклеенная рисунками, мольберт и пастель. Татьяне нельзя позвонить – мобильного у нее никогда не было, а городской отключили за неуплату.
Меня подбирает у метро ее друг Алексей. Поднимаемся на 13 этаж. Татьяна открывает дверь. Не слушая возражений, скидывает с ног розовые тапочки и отдает мне. Она первый раз меня видит и пока не знает, зачем я пришла, но сразу зовет на кухню, накладывает полную тарелку жареной картошки.
За столом молодой человек с дредами рисует череп. Татьяна и Алексей зовут его Раф. Он друг Тео – Теодора, сына Татьяны. Самого Тео, его жены и трех дочерей нет дома.
Жизнь появилась после почти смерти
Доев картошку и выпив чай, проходим в Танину комнату. Перед кроватью стоит мольберт, на стенах – любимые Танины картины. Она сама называет их рисунками и каждый раз меня поправляет. Передает пачку толстых листов. Пастель на рисунках не закреплена, я листаю, и кончики пальцев окрашиваются в черный, желтый, красный.
Когда Татьяна выходит покурить, Алексей объясняет: «Лак для волос, которым чаще всего закрепляют пастель, меняет цвет самого рисунка. А Таня же подбирает тона, интонации. Нам, возможно, незаметно, а она не может себе представить, что все будет не так, как она чувствует».
Татьяна рисовала с детства и до 20 лет. Два года назад села за мольберт снова. Перерыв – почти 30 лет. «Я долго молчала. Мастерство от этого не прибавляется, к сожалению», – замечает Татьяна. Спрашиваю, почему так. «Потому что не вдохновляла меня жизнь», – тихо отвечает она.
Первый рисунок после длительного перерыва был сделан, когда Татьяна оправилась после неудачной попытки самоубийства. «Это было на балконе, весной, я разговаривала со звездой. Я взяла листы и попробовала рисовать, и голоса даже мне помогали. Жизнь появилась после почти смерти. Стала жить, радоваться солнцу, всему!» – говорит она.
На одном из рисунков – улыбающаяся девушка и парящий в воздухе мальчик.
– А куда он летит?
Таня смотрит на меня долгим взглядом и тихо отвечает: «Дурацкий вопрос, простите».
– Это же так естественно. Неужели у вас нет желания жить с крыльями? – подхватывает Алексей.
– Когда-то было, потом прошло.
– Странно, – говорит Алексей.
– Странно, да, – тихим эхом отзывается Татьяна.
Снова тихий шорох бумаги – листаю рисунки и наблюдаю, как сменяют друг друга печаль, нежность, ожидание, одиночество. Татьяна говорит, что ей страшно жить, не рисуя.
Иногда она смотрит на уже готовые рисунки и понимает, что герои получились похожими на кого-то из близких.
– А вот они на кого похожи? – наугад спрашиваю я, кивая на влюбленную пару.
– На себя. И на меня чуть-чуть, потому что я это сделала.
«Раньше я ждала вдохновения, сейчас просто сажусь и рисую»
Садясь за мольберт, Татьяна обычно не знает, что получится в итоге.
«Я часто сажусь с совершенно пустой головой. Рисую как придется, когда придется. Никогда набросков к будущим рисункам не делаю, а надо бы, так полагается. Я не профессионал, у меня всего два с половиной года детской художественной школы. Иногда нарисую такое, что плюю и оставляю работу незаконченной. Раньше я ждала вдохновения, а сейчас просто каждый день сажусь и пытаюсь рисовать», – говорит она.
Татьяне вообще не удается работать по учебнику, «как надо». Пыталась заниматься в районной студии – не смогла.
– Заставляли нас рисовать грибы и листья. Или пейзаж с открыток.
– А по-моему, это был для тебя волшебный пинок. Открытки-то там ставили выцветшие, а что еще пенсионерам нужно. До смерти два шага, пусть малюют, – поясняет уже мне Алексей. – Нет, чтобы окно открыть и посмотреть на парк Кузьминский.
Когда дети были еще маленькими, Татьяна два года занималась в студии скульптуры у Олега Яновского. «Оттуда люди поступали в МОСХ – серьезная студия была. Но я импровизатор, я не очень любила учиться. Олег Давидович мне позволял делать, что я хотела – очень хороший человек. В 80-х годах разогнали эту студию, как диссидентов. Я как кошка на пепелище приходила к тому дому, где она была, – особнячку напротив Пушкинского», – рассказывает художница.
Позже Татьяна дважды пыталась поступить в художественное училище Памяти восстания 1905 года (сегодня МАХУ) – провалилась. Тогда это казалось трагедией.
Диагноз, замужество, свадебное путешествие на велосипедах
Впервые Таня попала в психиатрическую больницу в 20 лет. В том же году вышла замуж за журналиста и правозащитника Виктора Попкова.
«Верьте или не верьте, мне его нагадали в психиатрической больнице, ночью, накануне выписки. Сказали, что ты его встретишь в собственном доме и он тебя назовет по имени», – вспоминает она.
В то время Татьяна вместе с братом жила в кооперативной квартире, которую получили родители, – сами они жили на Камчатке. Изредка в их квартиру приезжал ночевать кто-то из друзей или родственников родителей. Однажды таким другом оказался Виктор Попков, младший товарищ отца Тани. Он видел ее еще 14-летней. Сама Таня, впрочем, этого не помнит.
– Его попросили последить за мной, не дать впадать в депрессию и иногда выгуливать, как собачку.
– Ему это понравилось? Следить за тобой? – уточняет Алексей.
– Ну раз он меня взял в жены, надеюсь, что да.
– А вам? – спрашиваю я.
– Было по-разному, врать не буду.
«После гибели мужа Таня, не приспособленная к жизни, с диагнозом, в одиночку поднимала детей и содержала дом. Она так настрадалась, что возникло много горьких претензий: „Зачем же ты меня бросил? На кого оставил?«.
Но она до сих пор жена Виктора. У нее не было никакой другой истории, Таня хранит мужу верность», – поясняет мне Алексей.
Перед свадьбой Татьяна и Виктор отправились в путешествие по городам Золотого кольца на велосипедах.
«Бабушка нам подарила деньги, Витя купил два отличных велосипеда. Он вез рюкзак на багажнике, а я налегке. Поехали по Золотому кольцу: Углич, Ярославль, Рыбинск. Ночевали в палатке. С собой у нас был кусок колбасы, пюре в пакетиках быстрого приготовления, сахар, кусочек сала и все».
Работала Татьяна в основном в археологических экспедициях вместе с Виктором. Он – поваром, Таня – рабочим, участвовала в раскопках.
«Самая лучшая экспедиция – на реке Ахтуба, это приток Волги. Копали город Золотой орды. Я вскрыла ножом вход, вошла по ступеням в землянку, там была лавочка, тандырчик, а в нем монетка. Степь была живая, после дождичка вылезали монетки из земли. На один холм ориентир берешь, уже знаешь, что найдешь керамику, на другой – ювелирные изделия. Там степь, красивая природа, соленое озеро – как мертвое море в Израиле, не утонешь. Там и гадюки были, и скорпионы, и сколопендры – немножко боялась», – вспоминает она.
Какое-то время супруги жили под Анапой, работали в дельфинарии. Виктор готовил, Татьяна шила носилки из брезента для переноски дельфинов. К тому времени у Попковых уже было двое детей – Ульяна и Теодор. «Дельфины стрекочат, как кузнечики, только громче, – вспоминает Татьяна. – На ощупь шероховатые. Подплывали к детям, они их гладили. Там очень красиво, детишки маленькие дышали морем, это очень хорошо, полезно».
У дочери с рождения были проблемы со здоровьем – организм не усваивал белок. Отец составлял для нее специальный рацион. «Витя чудеса творил, чтобы выкормить дочку. Белок даже в яблоке присутствует, надо знать, сколько ей можно, он все на калькуляторе рассчитывал».
Благодаря мужу Тани сотни призывников вернулись живыми к своим матерям
Работа в экспедициях – только малая часть жизни Виктора Попкова, известного правозащитника. Он организовывал обмен военнопленными во время конфликта Армении и Азербайджана в Нагорном Карабахе, разыскивал пропавших во время «зачисток» в ходе грузино-абхазской войны. Во время первой чеченской кампании именно Виктор смог уговорить чеченцев отпустить девять военнопленных. Он закупал и развозил гуманитарную помощь, добирался до самых отдаленных деревень.
«Виктор ходил по горам в подряснике, проходил в отрезанные войсками деревни и останавливал зачистки, спас огромное количество людей таким образом. Утром его в плен брали чеченские партизаны, а вечером грозилась расстрелять наша армия.
Виктор убедил Аслана Масхадова в одностороннем порядке ратифицировать Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными. Именно благодаря этому сотни призывников вернулись живыми к своим матерям», – рассказывает мне Алексей.
Сам он лично с Виктором знаком не был, но много знает о нем от его коллег-правозащитников и самой Татьяны. В 2001 году Алексей разминулся с Виктором буквально на несколько часов. Алексей приехал в грозненский «Мемориал» (признан в РФ иноагентом), чтобы снимать документальное кино – и буквально за два часа оттуда уехала машина, в которой Виктор Попков вез врача в горное село.
А вечером стало известно о расстреле машины. Приказом министра МЧС Шойгу за Виктором был выслан самолет для срочной госпитализации в Москву. Виктор Попков умер от ран, ему было всего 54 года.
Узнав, что семья Попковых живет в Кузьминках, недалеко от него, Алексей подружился с Татьяной и ее детьми.
Возможно, кто-то, кому помогал Виктор Попков, захочет помочь его вдове
Когда Виктор был жив, дома у Попковых то и дело появлялись люди, которым он помогал. Татьяна говорит, что в то время в их квартире был настоящий перевалочный пункт.
«Столько народа было, ужас. Дедушка Петя, ветеран, который похоронил в Грозном свою жену, в собственном садике закопал и уехал, солдатики, три мальчика. А однажды Витя вора сюда привел, вора! Не ожидала, что он такой неразборчивый. Много было хороших людей, но затесался вот этот – мне страшно до сих пор немножко», – вспоминает Татьяна.
В начале второй чеченской войны Виктор устроил голодовку солидарности с чеченским народом – ничего не ел 40 дней: «От него уже ацетоном пахло». «Он был против того, что Россия бомбила дома мирных граждан. Он стоял с плакатом, а люди плевали ему в лицо, говорили: „Ты на стороне бандитов«. А он не реагировал, такая была выдержка, просто улыбался и говорил: „Да что ж вы так«», – рассказывает Алексей.
«Витя был очень здоровый человек. Мог пробежать по 30 км в день. Он жил бы и жил. У него такой потенциал был. Мне было очень плохо, когда я его потеряла», – сдержанно вспоминает Татьяна.
За время, что мы говорим, успевает прийти домой Теодор, его жена Ефросинья, трое дочерей и пес Ричард. Квартира наполняется гулом голосов, смехом и собачьим лаем.
«Отец был человек очень свободный, выглядел необычно. В детстве и в подростковом возрасте я даже немного стеснялся его, если честно. Сейчас я отцом горжусь. Для меня это пример благородства. Он пытался остановить войну, ничего не боялся, говорил как есть, он, собственно, жизнь за ближних отдал.
Многие его осуждали, в том числе и церковные люди. Он же перешел в старообрядцы, а там, если узнают, что ты с мусульманами общаешься и дружишь, – ты неверный. А отца вся Чечня знала и любила, он считал, что чеченский народ – один из самых благородных», – рассказывает об отце Теодор.
Ему было 17 лет, когда отец погиб.
Последние семь лет жена Теодора вместе с девочками провела в монастыре, но недавно вернулась в Москву. Доходы в семье практически не позволяют выйти за рамки строгого бюджета: хватает лишь на еду и самое необходимое из одежды.
Возможно, кто-то из людей, которым помогал Виктор Попков, узнает о судьбе его вдовы и захочет ей помочь. Татьяна не просит денег, но была бы рада качественным материалам для рисования (например, темперным краскам и грунтованным холстам). И хотя вряд ли она в этом призналась бы, Татьяна была бы счастлива, если бы кто-то помог устроить выставку ее необычных рисунков.
Те, кто хотел бы помочь Татьяне Попковой, могут написать на почту сайта «Милосердие.ru» – info@miloserdie.ru
