Жизнь и смерть в хосписе

Публикуем расшифровку радиопередачи из цикла «Спешите делать добро», прошедшей в прямом эфире радио «Радонеж» 16 ноября. В студии – прот.Аркадий Шатов, главный редактор журнала «Нескучный сад» Юлия Данилова и активист международного хосписного движения Елизавета Глинка , тема передачи – «Как помочь умирающему».

Елизавета Петровна Глинка, президент благотворительного фонда «ВАЛЕ хоспис». Семь лет назад Елизавета Петровна организовала в Киеве первый хоспис для онкологических больных, обслуживающий 15 человек в стационаре и сто больных на дому. С августа этого года уже в Москве начала действовать выездная служба помощи неонкологическим больным, которую тоже организовала Елизавета Петровна. Бригада выезжает к больным, к которым чаще всего отказывается ехать обычная скорая помощь — это люди без прописки, бездомные или просто надоевшие безнадежные пациенты. Этим людям помогают на месте, облегчают их страдания, стараются устроить такого пациента в больницу. А если нужно быть рядом с человеком, когда он умирает, то остаются с ним до конца.

Святые и смерть
Прот. Аркадий Шатов: Мне хотелось бы напомнить, что помощь тяжело больным людям и умирающим – высокая добродетель, и таким доброделанием занимались очень многие святые. Священномученик Зотик Сиропитатель, который жил в первой половине четвертого века, чтобы прекратить распространение проказы, свирепствовавшей тогда, просил у царя золото и на покупку драгоценных камней для двора. Было приказано всех прокаженных бросать в море, чтобы прекратить эпидемию. А он этим золотом выкупал этих несчастных у солдат и брал их на свое попечение, построил около Константинополя специальную больницу для прокаженных и там их успокаивал и тратил все золото, которое было дано ему для утвари двора и для покупки драгоценных камней. Вскоре царь умер. Когда на его престол вступил его сын Констанций, он стал спрашивать у преподобного, где же то золото и камни, которые он должен был купить. А Зотик повел его в больницы, показывал на прокаженных больных людей и говорил: «Вот, царь, прекрасные камни и блестящий жемчуг, которые я добыл для спасения твоего столь дорогой ценой». Но царь разгневался на святого, повелел привязать его к диким мулам, гнать их через поля и дороги. Так святой Зотик за свою добродетель в помощи умирающим и прокаженным принял мученическую кончину.

Вы знаете, что святой праведный воин Федор Ушаков, недавно причисленный к лику святых, прославлен как полководец, как человек православный, но, кроме того, он известен и как борец с чумой. Когда он жил в Херсоне в 1783 году, там началась эпидемия чумы и был установлен карантин. В то время считалось, что чума распространяется по воздуху, чтобы отогнать моровое поветрие на улицах разводили костры, окуривали жилища, но эпидемия усиливалась. Все воинские команды были выведены в степь, не хватало врачей. Их обязанности принимали на себя командиры. И вот капитан Федор Ушаков стал твердо устанавливать особый карантинный режим. Всю свою команду он разделил на артели, у каждой имелась своя палатка из камыша, по сторонам которой были установлены козлы для проветривания белья. На значительном удалении располагалась больничная палатка. Если в артели появлялся заболевший, его немедленно отправляли в отдельную палатку, а старую вместе со всеми вещами поджигали. Переводились на карантин. Общение одной артели с другой было строго запрещено. И сам Ушаков за этим строго следил. И вот в результате этих его действий чума в его команде исчезла на 4 месяца раньше, чем во всех других.

Святая праведная Иулиания Лазаревская, потомки которой, кстати, до сих пор живут во Франции, во время эпидемии чумы удвоила свою милостыню и сама ухаживала за больными и хоронила умерших. Преподобный Герман Аляскинский, когда на острове Кадья разразилась страшная эпидемия, ухаживал за больными, молился с ними и приготовлял их для перехода в вечность. Священномученик Владимир, митрополит Киевский и Галицкий, который был убит в 1918 году, в известные холерные бунты первый шел к народу с крестом в руках. По его содействию устраивали дешевые или даже бесплатные столовые, чайные для голодающих, распространялись через духовенство правильные сведения об эпидемии и средствах борьбы с холерой. Он совершал панихиды по почившим на холерных кладбищах, служил на площадях молебны об избавлении от бедствий, безбоязненно посещал холерные бараки и места, охваченные эпидемией. Преподобный Савва Тверской при эпидемии моровой язвы, когда все священники умерли, остался один в живых, заботился о больных, напутствовал умирающих и хоронил их. Часто он просил сказать, чтобы умирающие подождали его. И по благодати Божией они слушались – ни один из них не умер без напутствия. Известен своими энергичными действиями во время моровой язвы священномученик Кириан, епископ Карфагенский. В отличие от язычников он призывал христиан ухаживать за больными. И христиане, когда он подавал сам личный пример ухода за больными, подражая ему, помогали умирающим. Святой Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский во время эпидемии холеры ездил всегда по епархии, ободрял, помогал своей пастве и сам заразился и умер, разделив как бы судьбу тех, кто в его епархии умирал от холеры. Святой Дионисий Александрийский, когда была моровая язва, писал следующее: «Многие из братьев наших смело посещают больных. Постоянно врачуют о Христе. И многие добровольно умерли вместе с ними, принимая на себя страдания и болезнь и охотно стирая с них язвы. Многие из тех, кои так пеклись о больных и возвратили им здоровье, сами умерли. И сея род смерти по благочестию и твердости веры никак не ниже мученичества. Они брали своими руками на свои колена тела святых, закрывали им глаза и уста. Нянчили их на плечах своих, укладывали их, сплетаясь с ними, обмывали их и одевали в одеяния». И сам он был для верующих лучшим примером такого самоотверженного служения.

Еще замечательный пример, который показал преподобный Никандр Псковский, который жил в 16 веке. К нему однажды привели человека, все тело которого было покрыто червями. Особенно была большая язва на груди. Так что можно было видеть внутренность, так написано в житии. И больной не мог пошевельнуться от страшной боли. Больной ухватился за ноги преподобного, а тот просил, чтобы ноги отпустили. Но больной усердно просил святого об исцелении. Тогда преподобный приказал отнести его в келью для странников и сказал ему, чтобы он постарался заснуть. Больной отвечал: «Во время болезни моей я ни разу не мог сомкнуть глаз от страданий. Как же ты советуешь мне заснуть?». Никандр ему сказал: «Я истопил келью, ожидая твоего прихода. Засни в теплой келье, покажи мне твои раны». Больной даже не мог снять с себя рубашку, ибо рубашка пристала к телу, нельзя было ее оторвать. Святой перекрестил рану, отпустил Назария и тот заснул крепким сном. А сам преподобный всю ночь усердно молил Господа, чтобы он дал здравия болящему. И на утро больной почувствовал себя здоровым, струп вместе с рубашкой отстал как чешуя. И он стал горячо благодарить Бога и угодника Божия, который даровал ему это исцеление. Так что многие святые не только помогали больным, но и совершали за них молитвенный подвиг. Я даже не буду рассказывать вам о преподобном Агапите Печерском, который известен как врач безмездный в Киево-Печерской Лавре и о других святых подвижниках, которые помогали и лечили больных. Напомню только, что митрополит Антоний Сурожский, замечательный подвижник уже нашего времени, тоже очень много делал для больных, посещал их, находился вместе с умирающими рядом.

Что такое хоспис?
Юлия Данилова: Елизавета Петровна, задача хосписа – дать человеку умереть достойно — что это значит на практике?

Елизавета Глинка: Мы помогаем человеку, который обречен, дать дожить те дни, недели и иногда месяцы, которые ему остались, без боли, без страха, без унижения, без грязи и без тех медицинских симптомов, которые, как правило, сопровождают последнюю стадию заболевания.

Юлия Данилова:Это возможно, чтобы человек умирал, не страдая?

Елизавета Глинка: Чисто медицински этого возможно добиться. Современная медицина располагает таким уже широким спектром препаратов, которые снимают болевые симптомы.

Прот. Аркадий Шатов: Но ведь эти препараты замутняют сознание, замедляют рассудок.

Елизавета Глинка: Не все. Вот это тот спор, которые ведется часто между священниками да и между больными. Даже говоря о морфине, который мы наиболее часто применяем для обезболивания больных, та доза, которую получают наши больные, не дает ощущения эйфории. Этой дозы достаточно только для обезболивания. В первые два-три дня идет привыкание больного к препарату. Мы подбираем дозу. Иногда это сопровождается какими-то побочными эффектами. И у морфина в том числе. А потом подбирается индивидуальная доза для данного больного, на которой он чувствует себя комфортно и без замутненного сознания.

Прот. Аркадий Шатов: Я слышал, что владыка Антоний Сурожский, который сам был врачом и был человеком удивительно милосердным, сам служил умирающим. Его ученица, Фредерика де Граф, Мария при крещении, приехала в Россию из другой страны, работает в первом хосписе. И вот сам он окончил свою жизнь в хосписе. Мне как-то немножко непонятно, почему его отдали в хоспис. Как вы считаете, как человеку все-таки лучше умирать дома или в хосписе?

Елизавета Глинка: Это зависит от того дома, в котором будет находиться больной, и от людей, которые будут находиться радом с этим больным.

Я начинала практику как паллиативный врач, в Соединенных штатах. И там, наверное, 88%, а может, даже и 90% умирают дома. Потому что возможно организовать условия, которые позволяют адекватно осуществлять уход за такими больными. Это удобная кровать, это разовые пеленки, это памперсы, это бесперебойная подача лекарственных препаратов, это не как у нас розовые талоны или рецепторы. Там просто доктор звонит в аптеку, дает получение аптекарю, и родственник больного, или медсестра, или просто близкий больного идут и этот препарат просто получают. Не говоря уже о том, что доза обезболивающего препарата не ограничена. Мы стараемся поступать так же. Но дело в том, что в Киеве (в отличие от Москвы и Петербурга) нет препаратов, которые можно давать в таблетированном виде через рот. Мы колем наших больных. Я считаю это самым большим несчастьем, потому что, я принимаю и детей маленьких в хосписе. И колоть приходится крошечных детей, добавлять им страданий. Весь мир употребляет и сиропы морфина, и растворы морфина, и таблетки, и драже, и наклейки.

Прот. Аркадий Шатов: Нашу передачу слушают православные христиане, могли бы они послужить больным в хосписах? Что может сделать человек, далекий от медицины, но полный сострадания и сочувствия, подобно древним святым? Или сейчас это может делать только медик?

Елизавета Глинка: В первом московском онкологическом хосписе всегда нужны добровольцы. Желающие помочь могут позвонить по телефону 245-59-69, в хосписе обучают всех желающих. Не ко всем больным приходят посетители. Не у всех больных есть родственники. И не у всех больных очень хорошие отношения в семье. Поэтому добровольческая помощь нужна, а количество персонала всегда ограничено. Добровольцы могут максимально приблизить условия жизни тех больных к домашним. Уход за цветами, уход за животными, уборка, чтение.

Юлия Данилова: Вы говорите, что задача хосписа — облегчить страдания человека. Но ведь человек умирающий страдает не только телесно. Людям, понимающим, что они умирают, просто страшно.

Елизавета Глинка: Часть больных, безусловно, знает о диагнозе. Знают ли они о том, что умирают? Нет. У меня в Киеве все 15 больных в стационаре знали о своем диагнозе. Я участвовала в радиопередаче, корреспондент спросила: «Это правда, что все ваши больные умрут?», и я понимала, что мне надо немедленно что-то ответить. Я представила себе, что мои пациенты в коридоре сидят вокруг радиоприемника и слушают, и сказала: «Нет, обязательно будет один больной, который поправится». Я просто обманула. И на следующий день я пришла в палату. И во всех четырнадцати палатах, каждый больной мне говорил: «Вы ведь сказали обо мне». Я захожу во вторую палату: «Вы ведь про меня подумали?». А третий говорит: «Я совершенно точно знаю, что вы сказали про меня». То есть надежда действительно умирает последней.

Прот. Аркадий Шатов: Старец Паисий Афонский, пока не причисленный к лику святых, говорит в своих книгах, что когда узнал, что он заболел раком, был рад, что оканчивает свою многострадальную жизнь на земле, и сказал: «Я никогда в жизни не плясал, но сейчас обязательно хотел бы сплясать». Вот такие больные не встречались Вам?

Елизавета Глинка: Один встречался. Священник.

Научиться умирать
Юлия Данилова: Батюшка, а человек может приготовиться к смерти?

Прот. Аркадий Шатов: Мне приходилось видеть умирающих, причащать их перед смертью. Многие относились к смерти спокойно. Иногда страдания даже примиряли человека с мыслью о смерти. Бывает, что человек выздоравливает. У вас таких случаев не было?

Елизавета Глинка: У меня был больной с алкогольным циррозом печени, который ошибочно был госпитализирован в хоспис. Он полежал там и бросил пить навсегда. А вот исцелений не было. Но были больные, которые очень долго жили.

Юлия Данилова: И они все время жили в хосписе?

Елизавета Глинка: Нет. Не обязательно. Они лежали и возвращались.

Юлия Данилова: То есть хоспис — это не обязательно значит, что человек одинок, всеми покинут?

Елизавета Глинка: Нет.

Юлия Данилова: Многие люди отстраняются от неприятной информации, потому что страдание – тема тяжелая, они как-то хотят от нее защититься. А что, в хосписах работают специальные люди, какие-то ненормальные? Кто с вами работает?

Елизавета Глинка: Да нет, нормальные люди.

Прот. Аркадий Шатов: Но отношение к смерти меняется?

Елизавета Глинка: У части персонала – да. Есть персонал, который относится к работе как к работе.

Прот. Аркадий Шатов: Я вот пока был неверующим (а я крестился в 22 года), пошел работать в больницу санитаром, в первый раз я нес покойника. Я всю ночь не спал после этого. И молиться я не мог, я не верил в Бога. Но боялся, что придется еще кого-то выносить. Я тогда просто сойду с ума. Мне было так тяжело, просто невыносимо. Я не знаю, как вот неверующие люди примиряются с этим событием?

Человек, который заболевает раком, часто начинает искать какие-то религиозные пути решения своей проблемы. Ему недостаточно исповедоваться и причащаться, он говорит, что может быть ему поехать в монастырь, может быть к какой-то иконе, или кого-то попросить помолиться, или подать записки о здравии, или еще что-то такое. Может мне надо подстричься в монахи? Может меня Господь тогда простит. Я тогда стараюсь объяснить, что это формальное решение вопроса, и оно не совсем правильное.

Юлия Данилова: Многие говорят, что работа в хосписе не может быть делом на всю жизнь, потому что наступает такой предел, когда уже человек не может переносить страдания вокруг себя. Это так или нет?

Елизавета Глинка: Я думаю, тема выгорания просто стала очень модной. И для себя я могу определить усталость. Не то, что я перестаю жалеть больных, но я менее внимательна. Но для меня достаточно выспаться. Я больше устаю не от больных, а от администрирования, от бумаг. Есть предел тому, что человек может выдержать, и он именно в административных ресурсах, в пробивании зданий и всего остального.

Прот. Аркадий Шатов: Иногда говорят, что православные люди навязывают свою веру больным. Как у вас в Киеве? И как здесь в Москве?

Елизавета Глинка: В Киеве процент православных больных выше, чем в Москве. Но там очень мало православных добровольцев. От протестантов и от других конфессий мы просто отбиваемся. Вот те действительно навязывают.

Прот. Аркадий Шатов: Может, больные сами не хотят говорить о смерти? У одной женщины умирал муж, и она боялась с ним об этом говорить. Хотя он был человеком не церковным, но какая-то вера у него была. И ей кажется, что он хотел бы с ней поговорить об этом, как-то затронуть эту тему. Но она все время говорила: «Ну ничего-ничего, все будет хорошо». И теперь она чувствует свою вину перед ним.

Елизавета Глинка: Если больные попросят, священник придет. То есть я уверенна совершенно, что это есть. А из киевского опыта: там у меня ложатся уже со своими духовниками.

Радиослушатель: Здравствуйте. У меня мама лежала в первом хосписе. У нее обнаружили рак, и ее положили. И я к ней приходила. Во-первых, там дают пропуск в любое время дня и ночи. Во-вторых, там есть маленькая такая часовенка внутри. Иконы. И приезжает батюшка из Храма Святой Екатерины, отец Христофор. И по желанию он причащает. Со мной пришел батюшка из Новодевичьего монастыря, нас пропустили. Он причастил маму. Потом, когда мне сказали, что маме осталось совсем чуть-чуть, я всю ночь была с ней, и читала молитвы на отход души. И вы знаете, настолько хорошо ко мне отнесся обслуживающий персонал. Они мне принесли даже диван.

Прот. Аркадий Шатов: Значит, там обстановка не такая, как в обычной московской больнице.

Радиослушатель: Ой, ну что вы. Это небо и земля.

Прот. Аркадий Шатов: Вам приходится утешать людей?

Елизавета Глинка: Да. У меня нет стандартной фразы, с которой я подхожу к родственникам больных. Особенно к тем, кто потерял маленьких детей. Мы знаем такую семью и ведем ее какое-то время. От трех недель иногда и гораздо дольше. Иногда бывает просто достаточно побыть рядом с этим родственником. Подержать его за руку. Иногда обнять. Иногда выслушать. Иногда они говорят, а я молчу. Я им говорю перед смертью: у вас есть пока время, примиритесь или перестаньте обижаться друг на друга.

Прот. Аркадий Шатов: Митрополит Антоний Сурожский рассказывает, что когда стало известно, что у него мама заболела раком, и она знала, что она должна умереть, это было самое счастливое время в их жизни. Они примирились действительно. Они стали ценить каждую минуту. Чтобы утешить, нужно обязательно чужое горе взять внутрь себя. И тогда эти слова найдутся, я думаю.

Дети и смерть
Юлия Данилова: Мы связались со священником Александром Ткаченко, директором детского хосписа в Петербурге. Расскажите, отец Александр, о своем хосписе.

Прот. Александр Ткаченко: Хоспис – это лицензированная медицинская организация, занимающаяся уходом за детьми, находящимися в терминальном состоянии. Онкология составляет примерно четверть от общего числа, да, от трети до четверти. Сейчас у нас 186 пациентов. Это не стационар, а амбулаторная служба. У нас работает четыре машины Скорой помощи с реанимацией. У нас есть договоры с городскими клиниками. Стационар на 15 коек сейчас строится.

Юлия Данилова: А чем детский хоспис отличается от взрослого?

Прот. Александр Ткаченко: Концепцией. Если мы говорим об идее хосписа по определению Елизаветы Кюблер-Росс, хоспис — это жизнь несмотря на болезнь, а детский хоспис учит жить, радоваться жизни. Помогаем родителям учить, как можно эмоционально не хоронить ребенка, несмотря на неблагоприятный прогноз. Помогаем им радоваться каждому дню. Я выступаю в двух лицах — как руководитель, и как священник. Это началось, как маленький благотворительный проект, когда я был священником в одном из соборов Петербурга и мы с коллегами помогали таким семьям. Но это выросло в медицинскую организацию, где сейчас работает более сорока врачей. А как священник я посещаю детей, беседую с ними, и привозим их в Храм, и сами к ним приходим. У нас тоже есть добровольцы. Им большая благодарность. Они помогают перенести ребенка, колясочника, например, спустить вниз с лестницы, повести на какое-то мероприятие — на праздник, на концерт, на выставку. Но среди них есть люди, на которых очень трудно полагаться. Потому что они не связаны никакими административными узами, и когда нужна их помощь, они могут сказать: «Простите, у меня экзамены, я сейчас не могу». У нас очень хороший специалист, психолог, который встречается с ними, пытается понять и разъяснить и нам, каковы же все-таки мотивы их желания работать. На самом деле, костяк сотрудников хосписа вырос из волонтеров.

Прот. Аркадий Шатов: Нам поступил вопрос: «В Православии считается, что страдания посылаются человеку для очищения. Получается, что врачи лишают человека этого». Кто-то из священников отвечал на это так: если мама любящая наказала своего ребенка заслуженно и лишила его сладкого, и брат этого ребенка придет и даст ему конфетку, то мама порадуется. Она не будет на это сердиться. Так и здесь так же. Если Господь посылает эти испытания, то это все-таки не наше дело. Наше дело выказывать им любовь, а не мучить их, не давать им мучиться.