Люди с аутизмом рисуют, люди с синдромом Дауна играют в театре, а люди с умственной отсталостью поют и как минимум во время творчества они равные, хоть и разные, со всеми «типичными». Арт-терапия помогает еще лучше, если проводится по науке. О науке и делали доклады в Доме ученых, пока коллективы «особых людей» выступали в театрах и залах Москвы на фестивале «Нить Ариадны».
Жан Дюбюффе, «Наплыв» (деталь), 1961 Изображение с сайта miac.med04.ru
Часть первая: история и теория
Поскольку спектакль нужно один раз увидеть, а не сто раз прочесть описание, корреспондент портала «Милосердие.RU» отправился на конференцию – слова адекватнее пересказываются словами, чем песни, танцы и постановки. После 14 докладов, трех мастер-классов и круглого стола за один день можно было бы переполниться знаниями об арт-терапии и социальной интеграции психических больных, но тема оказалась еще сложнее.
В огромном актовом зале Дома ученых на Пречистенке было почему-то темно и, если честно, пустовато. Первым слово дали официальному лицу – Борису Цыганкову, главному психиатру Москвы. Он рассказывал о «реформе психиатрической помощи Москвы». Это было бы еще познавательнее, если бы не ремарка перед докладом: цифр я вам приводить не буду и презентацию не покажу, мы еще для доклада «наверх» не все просчитали.
Борис Цыганков Фото с сайта ria.ru
Кроме истории развития московской психиатрии, доклад содержал сетования, что некоторые из 21 московских психоневрологических диспансеров находятся на первых этажах жилых домов, что, строго говоря, незаконно, а также на то, что для некоторых профессий вместо привычных справок «на учете не состоит» ввели освидетельствование у психиатра. Это сильно загрузило диспансеры, а кроме того, здоровым сотрудникам, например, детских садов приходится подчас сидеть в одной очереди с тяжелыми больными – это не радует ни тех, ни других.
Были в докладе и спорные утверждения вроде «Если больной не обращается к врачу в течение пяти лет, очевидно, что в помощи он не нуждается». Может, он уже давно переселился в свой прекрасный (или ужасный) внутренний мир, где никаких диспансеров вовсе нет? В целом же система психиатрической помощи в Москве выглядела, как ей и положено выглядеть в докладе главного психиатра, – стройно и с позитивной динамикой. Вопросов Борису Дмитриевичу никто не задавал, и он эвакуировался из зала под звук печального голоса следующего докладчика.
Марк Бурно, профессор кафедры психотерапии и сексологии РМАПО (Российская медицинская академия последипломного образования), тем временем сообщал с грустной, чтобы не сказать потусторонней, торжественностью: «Я всю жизнь изучаю терапию творческим самовыражением и не знаю ни одного гения, ни одного великого творца, который не был бы достаточно серьезно душевно болен. Творчество – это не баловство, творчество – это лечение душевного страдания. Значит, для этого нужно страдать, нужно мучиться! Здоровяк ничего великого не создаст». В темноте особенно убедительно звучало.
В дебри исторических примеров Марк Евгеньевич углубляться не стал, а ведь эта мысль выражена даже в современном фольклоре: «Неразлучны гений с психом, / Словно голубь и голубка. / Если кто не сумасшедший, / Пусть не тронет наших муз. // В каждом творческом союзе / Нужен штатный психиатр, / А в порядочной психушке / Нужен творческий союз».
Марк Бурно Фото с сайта expert.ru
Если отставить юмор, то Марк Бурно просил различать «арт-терапию» как западную методику с опорой на психоаналитическую теорию, немного на «экзистенциальную психотерапию» и коктейль других представлений, и «терапию творческим самовыражением» – отечественную психотерапевтическую школу.
Часть вторая: драматическая
«Кто не записался на какой-либо мастер-класс заранее – побегает тут и распределится ногами», – мудро сообщила модератор конференции. Из трех проходивших одновременно мастер-классов корреспондент «Милосердия.RU», разумеется, выбрал тот, что проходил в самом светлом помещении – темноты хватило на докладах как до семинара, так и после.
Оказалось, впрочем, интересно. Анастасия Филимонова из Института интегративной семейной терапии рассказывала о том, как удается избавить пациентов от панических атак или длительной депрессии с помощью метода «системных расстановок».
Метод этот сравнительно молодой – его не то чтобы самостоятельно изобрел, но развил и описал в книгах (первая вышла в 1993 году) немецкий философ и психотерапевт Берт Хеллингер – снявший сан католический священник. До того, как заняться психотерапией, он 16 лет прослужил приходским священником среди зулусов в Южной Африке, бегло говорил на их языке и был директором зулусской школы.
Кроме Хеллингера, метод расстановок развивали и другие психотерапевты, причем основатель метода с ними во взглядах разошелся. В том виде, в каком метод используется сейчас, он, если верить описаниям, граничащим с рекламой, «позволяет в течение одного-двух часов продвинуться в решении проблемы так глубоко, как стало бы возможным при использовании других методов психотерапии только через несколько недель или даже месяцев». Обещают, что можно разрешить почти любые проблемы – от «повторений судеб в роду» и алкоголизма до нарушения семейных и рабочих отношений. На мастер-классе Анастасия Филимонова рассказывала, как избавлялись от проблем пациенты с паническими атаками, депрессиями, как восстанавливались отношения родителей и детей после 20-летнего разрыва.
У мастер-класса была и «практическая часть». Встаньте, «перемешайтесь» в зале, разбейтесь на пары с незнакомыми людьми, в паре один встает за спиной другого (ближе, еще ближе), а стоящий впереди прислушивается к своим эмоциям, ощущениям, ритму дыхания и сердцебиения, холодок он чувствует сзади или жар, хочет опереться на стоящего позади или наоборот поскорее отстраниться. Потом ролями предлагалось поменяться, а потом обсудить впечатление в парах.
Корреспондент «Милосердия.RU» оказалась толстокожим существом – ничего не почувствовала по поводу слишком близкого стояния то впереди, то позади незнакомой студентки. А оказалось, ни много ни мало, что эта «расстановка» могла показать, есть ли проблемы в ваших отношениях с родителями, потому что позиция «в тылу» – как раз позиция родителей.
Затем предлагалось сравнить расстановки справа и слева впритирку к незнакомому человеку, а в третьем упражнении – представить за спиной партнера всех его предков и глубоко им поклониться, а потом сравнить ощущения до и после поклона. Юная девушка и взрослая женщина, которые достались мне в пары в этих случаях, очень бодро описывали богатую гамму чувств и мыслей. Я же, при всем уважении к родителям, бабушкам и прочим предкам партнера по упражнению, опять не ощутила ни сердцебиения, ни «расправленных плеч», ни дискомфорта, ни эйфории.
Еще одно упражнение, где первому в паре пришлось бы играть роль «симптома» и всячески привлекать внимание второго, а второй должен был сказать «я тебя вижу, я тебя принимаю, я понимаю, что ты для чего-то мне нужен» выполнить не успели. Говорят, как раз это и помогает начать борьбу с паническими атаками…
После окончания мастер-класса Анастасия Филимонова меня «утешила» тем, что в шумной и торопливой атмосфере конференции я и не обязана была что-либо почувствовать, но если бы я ничего не почувствовала на «группе» в ее институте, это означало бы, что у меня нарушена связь с собственным телом и собственными эмоциями. Впрочем, я не готова заплатить почти 4 тысячи рублей за проверку этого предположения. На обороте визитки Анастасии Филимоновой, кстати, красуется фраза «Признание проблемы – половина успеха в ее решении» с подписью: Зигмунд Фрейд.
Платная расстановка продолжается в среднем около часа. «Некоторые части работы до сих пор не имеют медицинского (научного) объяснения и воспринимаются как «чудо», другие части терапевтического процесса на сегодняшний день хорошо отлажены и представляют собой хорошо известные специалистам технологии», – признаются психотерапевты, не уточняя, насколько существенные части метода не имеют научного объяснения.
Часть третья: марафонская
Когда прошло полдня, а по программе конференции мы не продвинулись и на четверть, объявили обед. Познакомившись за пловом с дамой, которая планирует зарегистрировать и развивать «Российский институт охраны психического здоровья» (на ее старой визитке значится Российский союз боевых искусств), я не удержалась от вопроса:
– Скажите, мнение Марка Бурно, что все гении серьезно душевно больны, – это его личное представление или консенсус психотерапевтов?
– У нас все мнения консенсусные.
– Я опасаюсь некорректно об этом написать.
– Ой, да тут вы можете писать все что угодно – это все равно окажется чьей-нибудь точкой зрения! – шутливо замахала руками собеседница.
После обеда, тем не менее, все «точки зрения» докладчики аргументировали – ссылались на клинические исследования.
Например, клинический психолог Дарья Климась рассказывала о детях с тяжелыми аутистическими расстройствами, которых учат всяческим внешним навыкам (например, можно научить такого ребенка стирать точки с доски, которые вы рисуете), но развитие их «Я» при этом остается на уровне пятимесячного младенца. Их по-прежнему привлекает не предмет, а его отдельные сенсорные свойства и качества, и ощущение собственной целостности и отдельности от мира у них отсутствуют. При этом внешние навыки и штампы, «вдолбленные» извне, скорее блокируют внутреннее развитие, чем помогают ему, а дети остаются зависимыми от постоянной помощи близких.
У детей с менее тяжелыми нарушениями внутреннее развитие к 6-10 годам доходит примерно до уровня ребенка 15 месяцев от роду – при этом взрослые обучают их внешним правилам, так что они удерживаются в рамках требований школы, хотя бы и специализированной. Вот только стоит ли так радоваться этим навыкам, если они лишь тормозят развитие «внутренних» способов регуляции эмоций и поведения ребенка. Ему нужна не «поведенческая терапия», а «донянчивание» адекватными его биологическому возрасту средствами.
Константин Лемешко из психиатрической больницы №1 имени Н.А.Алексеева в Москве рассказал о трудоустройстве 43 пациентов с инвалидностью по психическим заболеваниям в типографию, получившую заказ на изготовление корпусов для пиротехники. Со взрывчаткой больные не работают, но труд оказался для них достаточно интересным, а исполнителями они оказались прекрасными, так что 13 человек взяли в штат предприятия. Когда человек уже достиг ремиссии, в которой он безопасен для себя и окружающих, его начинают привлекать к работе – и его организует сам факт режима прихода и ухода на рабочее место, а особенно мотивирует тот факт, что коллеги-пациенты получают зарплату.
Константин Лемешко Фото с сайта miac.med04.rumiac.med04.ru
Правда, на всю Москву предприятие, готовое видеть в числе сотрудников «инвалидов по психическому заболеванию», всего одно. А лечебно-трудовые мастерские остались без правовых основ как раз в ходе той реформы, о которой рассказывал поутру Борис Цыганков. При этом Константин Лемешко уверен, что реабилитация взрослых без перспективы трудоустройства в принципе бессмысленна.
В Башкортостане в Республиканской психиатрической клинической больнице №1 в Уфе проблему отсутствия законных мастерских решили оригинально: оформили общежитие для одиноких хронических больных как отделение, равно как и мастерские и хозяйство при нем. Больные разбили огород и парк вокруг своего общежития, построили веранду для летних посиделок и мероприятий, из двух подаренных главврачом козлят развели целое стадо. В итоге они практически себя обеспечивают – и, поскольку больница не имеет права продавать их продукцию, делятся с другими отделениями. Доктора уверяют, что за семь лет существования общежития в нем не было ни одного случая агрессии и насилия между жильцами: говорят, «совет больных» и наличие положительных лидеров сдерживают все преступные поползновения еще до их проявления.
Часть четвертая: итоговая, реалистическая
Пока специалисты обменивались рассказами об общении с целыми семьями, о сопровождении семьи душевнобольного и удовлетворении ее потребностей, в чате у меня мелькали сообщения одной знакомой. Ее мужу не повезло заболеть в России и не иметь денег, да и мотивации на дорогих и внимательных частных докторов (тем более что он не считает себя больным). Поэтому пару раз в год во время обострений он претерпевает госпитализацию в государственные клиники. Так вот, сопровождение и поддержка семьи – прекрасные слова, а по закону «О психиатрической помощи» даже жена больного не может ничего узнать о ходе лечения.
Если больной выписан с диагнозом и живет один, а лечиться не хочет, в диспансере не особенно интересуются, почему он не появляется на глаза. А врач из районного ПНД может (не факт, что имеет право, но может) отказаться от посещения больного на дому на своем участке по вызову родственников, ссылаясь на то, что больной должен явиться на прием сам или сам вызвать врача на дом.
Закон защищает право больных не лечиться, но никто не защищает права членов семьи таких больных, соседей и любого гражданина, который может попасться под горячую руку. Одни банки чего стоят – дают больным кредиты, а потом терроризируют родных. Врачи же рекомендуют им, по описанию родственницы больного, «эвакуироваться, скрываться, изменить фамилию, внешность, телефон. Потом пройти психотерапию и зажить полной жизнью – помогать сиротам, старичкам, бездомным, обитателям хосписов – которых их собственные родные бросили, вероятно, по советам таких же мудрых психотерапевтов», – рассуждает жена больного.
