В нашей новой рубрике «Частные истории: Врачи» сегодня – личная история уролога Соколова, петербуржца. История уролога Соколова – спокойная, достойная, и очень взрослая. Есть теория, что в России не хватает не среднего класса, а среднего возраста – мало повзрослевших людей, которые берут на себя ответственность. Врачи – одни из самых взрослых людей в стране; им без ответственности никак.
Художник А.И.Курнаков, «Ответственные за жизнь» (1980 г) Изображение с сайта oppps.ru
Соколов Вячеслав Викторович, врач уролог-андролог, врач высшей квалификационной категории, член Европейской ассоциации урологов, член Российского общества урологов. Врачебная деятельность 35 лет. Стаж в урологии 34 года. В 1978 году окончил ЛМИ им. Павлова И.П. В 1978 году интернатура по хирургии. В 1979 году первичная специализация по урологии. С 1979 работал врачом-урологом поликлиники, госпиталя инвалидов ВОВ, НИИ Фтизиопульмонологии. В течение 15 лет был заведующим урологическим отделением в ГТБ № 2.
Соколов и Розенбаумы
Родился я семимесячным, и потом, сколько себя помню, я все время болел. Очень, очень болезненным ребенком рос. До какого класса в школе я болел постоянно, я уже не помню, но когда-то тогда и решил стать врачом, чтобы помогать людям. А потом поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта. Это меня тренер убедил, ведь я занимался фехтованием, выступал за «Локомотив», и почти уже получил звание мастера спорта. Конечно, по спорту, мой путь был прямиком в железнодорожники.
Но проучился я там только год, а на следующий, уже подал документы в медицинский. Благополучно провалил там экзамены и пошел работать санитаром на кафедру урологии, где и познакомился с Александром Розенбаумом.
Собственно, с Розенбаумом мы одногодки. Он к тому времени успел проучиться год в медицинском, и его отчислили за неуспеваемость оттуда. Нет, а что удивляться? У нас тогда и примета появилась: «Чем больше поешь, тем дольше учишься». Вот такие мы были два санитара. Но он после окончания института пошел на скорую работать, а я врачом на скорой не работал никогда. Я сразу в урологи ушел, а он потом в артисты. Хотя, вообще, у Розенбаума все в семье врачи. Папа уролог, мама гинеколог, брат его, к сожалению, сейчас уже покойный, тоже был врачом.
«С Александром Розенбаумом мы вместе работали санитарами. Я потом в урологи ушел, а он в артисты» Фото с сайта tune-g.ru
Я потом у Розенбаума старшего заведующим отделением был. Но это уже было много позднее, в городской туберкулезной больнице №2. И я ему тогда говорил: «Как же так, я вас столько лет знаю, я у вас учился, у вас опыт, а я теперь ваш начальник?» А он мне спокойно так отвечал: «Работай, работай, а я тебе помогу. Так будет лучше. Кто же еврея заведующим отделения назначит?» Тогда были восьмидесятые годы. А вообще, он очень интересный человек. И всегда очень забавно при знакомстве представлялся: «Здравствуйте, я Яков Шмарьевич, извините за отчество».
Стаж
Когда говорят, что у каждого врача должно быть свое кладбище, то, конечно, и у меня оно есть. Не очень большое кладбище, но есть. Это тяжело, и я помню все случаи. Иногда во время лечения умирали пациенты, иногда и на операционном столе.
Дедушка Иванов к нам как-то поступил. Да, да это настоящая фамилия, не для книжных воспоминаний я Иванова придумал. И надо нам было делать ему операцию. Мы его готовим и я разъясняю: «У вас все не очень сложно, нет смысла делать общую анестезию, проведем операцию под эпидуральным наркозом». Но он отказывается. Анестезиолог наш тоже пытается его убедить. Жена его ко мне приходила, говорила: «Он боится такого спинального наркоза, сделайте ему настоящий». Не слушает моих слов, что это более щадящий метод, что нет смысла ради сорокаминутной операции вводить трубки, отключать дыхание, на сердце так серьезно воздействовать. А они все равно оба только про общий наркоз говорят.
А в день операции, сижу я у себя, готовлюсь, пью кофе, жду когда позовут, а меня почему-то не вызывают и не вызывают. Врач молодой рядом был, попросил его сходить, узнать: «как скоро». Минут десять прошло, и он тоже не возвращается, а потом уже и я к операционной пришел и увидел, что врач этот стоит там нервно курит. Умер дедушка Иванов. Как только иголку ему в позвоночник ввели, так сразу и умер. Я, как хирург, даже до операционного стола дойти не успел. Так он, наверное, и, правда, боялся этого эпидурального наркоза, что сжался весь при уколе и сердце не выдержало. Это я так думаю. Жена его потом ко мне приходила. Конечно, кричала, называла и садистом, и фашистом. И я ее понимаю, но нам казалось, что мы все делаем правильно, мы все делали по науке.
А еще мужчина совсем молодым умер, в сорок семь. Из почки камень надо было удалить, он вроде как ко всему готов, но только все время мне повторял: «У нас все в семье мужчины от тромбоэмболии умирают». Рассказывал, что и отец умер, и дядя. Один, когда колесо менял, второй на даче во время садовых работ. Все положенные анализы мы с него сняли, и кровь проверили, и на тромбоциты, и на протромбиновое время, все в идеальном состоянии. Камень его я ему после операции вручил. «Вот, – говорю, – на память». А на следующий день на утро пришел в отделение, а мне говорят, что ночью он умер. Пошел в туалет и умер. Тромб оторвался, мгновенная смерть. Почему? Не знаю. Могли ли мы как-то это предвидеть? Тоже не знаю. Все анализы мы сделали, какие было возможно, чтобы такое предусмотреть. Видимо, стоило просто прислушаться к его самоощущению. Слушать надо пациентов.
И потом я с пациентами в таких ситуациях больше не спорил. Сначала выговор получил. Потому что, когда ко мне перед операцией подходит молодой мужчина и говорит: «Мне завтра оперироваться нельзя, я водолей, у меня в гороскопе написано, что хирургическое вмешательство на ближайшей неделе невозможно». Я ему на этом основании и перенес срок хирургии. Главврач, когда это от меня услышал, так сразу и влепил наказание. Больше я так никогда не говорил. Но пациентов слушал. Подсказывает ему что-то его внутреннее, что надо вмешательство перенести, я соглашаюсь. А для отчетности пишу, что давление, например, несоответствующее или еще какую причину нахожу, чтобы продлить срок пребывания в больнице. Но про гороскопы в официальных отчетах больше уже никогда не упоминал.
О нечестности
А вообще, я бы про установление инвалидности поговорил. Да и про сбор денег в медицине. Вот именно сейчас у меня пациент проходит, у него рак предстательной железы. Официально, необходимая ему операция стоит пятьсот семьдесят тысяч рублей. Ну, нет у него таких денег! Я поразузнавал, побегал, выбил ему квоту на лечение. Это разве нормально, квоты выбивать? И с инвалидностью тоже у нас все ужасно.
Конечно, инвалидность должны пожизненно выдавать, когда у человека орган удален. Но я сейчас веду трех пациентов с удаленными почками. Одному из них сорок девять, второму – пятьдесят шесть, третьему не помню точно, но тоже за пятьдесят. И всех их гоняют на переосвидетельствование. Что почка у них, что ли, отросла? А нам говорят: «Но вторая-то у него нормально работает. Вот, если бы анализы были плохие, мочевина там, креатин». И мы выбираем дни, когда у пациента эти показатели плохие. Самому молодому, тому, кому сорок девять, добились назначения второй группы, на год. А через год ему не продлили.
Знаю, что в зависимости от заболевания сейчас за установление инвалидности нужно от пятидесяти до ста тысяч заплатить, и так по всей стране. И уверен, что кто-то получает корочки инвалида и без болезни. Просто за деньги. Удобно же это, быть инвалидом, многими благами можно пользоваться. Вон, у нас в аэропорту стоянка. Первые двадцать минут бесплатно, а последующие пятьсот рублей в час. А для инвалидов и все последующие часы бесплатно. Конечно, многие хотят получить такое удостоверение. А есть у меня знакомый электрик, так он работает без двух пальцев на руке. «Если бы вы были пианистом, – сказали ему, – вам бы инвалидность была положена, а отвертку и тремя пальцами можно удержать».
Пятнадцать лет я проработал заведующим отделением, а в пятьдесят ушел на пенсию, по стажу. Там как-то за работу в туберкулезной больнице по-другому начисление идет, за год полтора, что ли. Но, в общем, с тех пор я и работаю в коммерческой медицине. И в государственную медицину больше никогда вернуться не хотел. Нечестная она, государственная медицина.
Ну, вот, сравниваем. Сейчас у меня при шестичасовом рабочем дне двенадцать пациентов. То есть по полчаса на каждого. А в госучреждениях на больного выделено двенадцать минут. Ну, нереально за такое время осмотреть человека и оценить его состояние! И потом, там же тоже уже давно ввели платный прием. С какой стати? Государство отстроило больницы, закупило оборудование, предоставило возможность работы и зарплату, а у врача платный график работы. До обеда, с девяти до пятнадцати, он работает на ставке, а с шестнадцати до двадцати за оплату через кассу. И график приема до обеда почти всегда заполнен. Вписаны постоянные пациенты, знакомые, то есть попасть ко врачу невозможно.
Но зато после обеда много возможностей для записи. Или приходит человек с утра с жалобой, что в туалет больно ходить и слышит от администратора: «Сейчас у доктора все занято. Приходите после обеда на платный прием». Но болит-то у него сейчас! И тут появляется хитрость: «Вот как раз окошечко у доктора десятиминутное образовалось, он сможет вас принять, коли уж так срочно». И человек платит в кассу государственной больницы, и потом еще несет коньяк, там, виски или просто деньги врачу. Ведь он же благодарен, что его приняли без очереди! А что такая ситуация создана намеренно, об этом все умолчали. И так везде у нас.
Я считаю, что как-то более порядочно, когда сразу заявляется, что в клинике услуги платные, что клиника частная. И я говорю, например, пациенту: «Вот эти, эти и эти необходимые процедуры будут стоить пятнадцать тысяч рублей». А он мне отвечает, что он готов заплатить только десять, и других возможностей у него нет. И я начинаю думать, от чего можно отказаться. Например, сокращу затраты на уколы. Потому что он мне уже сообщил, что уколы у него умеет ставить жена. Да, пожалуйста, пусть делает дома. Только, конечно, я расписку беру, что ответственность за постановку уколов лечебное заведение не несет. А то, мало ли, поругались они вчера с женой и она ему укол делать не стала. Всякое же бывает.
Соколов Вячеслав Викторович, врач уролог-андролог Фото с сайта 1-nevskaya.ru
А мужчинам в 45 лет выдавать новый паспорт только после обследования
Что у меня как у врача-уролога на столе стоит? Да, конечно, все знают, что стоматологи любят челюсти декоративные на стол выставлять, но не буду никого пугать.
А вообще, я сейчас бьюсь за внедрение программы «Мужское здоровье». Это комплексная программа.
Мне очень нравится, как эту проблему сформулировал профессор Новиков, сказав, что он бы выдавал мужчине в сорок пять положенный новый паспорт только после того, как мужчина прошел обследование у уролога, кардиолога, эндокринолога и невролога. Побывал у врачей, получи и гражданский паспорт, и паспорт здоровья. Все надо вовремя лечить.
Почему я говорю, в основном, про мужчин? Ну, я же уролог все-таки. А семьдесят процентов пациентов уролога – это мужчины. Хотя, конечно, у женщин заболеваний тоже много по урологии. И гиперреактивный мочевой пузырь, и недержание мочи, и цистит. И введение такой обязательной программы не надо сравнивать с диспансеризацией. И в советское время диспансеризация проводилась у нас для галочки, мало кто проходил положенные обследования, даже чтобы выстоять все положенные очереди времени у людей на это не хватало. И сейчас диспансеризация это, в основном, фикция. Я все же считаю, что платная медицина в плане лечения лучше. Единственные, с кем я не люблю работать это те, кто приходит по ДМС (добровольное медицинское страхование).
Один из последних случаев. Приходит ко мне пациентка с жалобами, и я среди прочих анализов выписываю ей направление на анализ мочи, а мне потом из страховой компании сообщают, что анализ мочи ей не положен. Спрашиваю: «Почему?» Слышу в ответ: «А она летом уже мочу сдавала, один раз в год только по ДМС можно». И я начинаю ругаться, выясняю у этой девушки, что со мной по телефону разговаривает, врач ли она? Нет, она просто администратор. Так почему же она мне, врачу, указывает, какие анализы положены пациентке, а какие нет?
Или, буквально на днях, приходил на прием тренер карате, крупный такой мужчина, а у него и камни в почках, и простатит, и пиелонефрит. И я опять долго вызваниваю страховую компанию и в прямом смысле, выклянчиваю у них разрешение на необходимые анализы. И опять слышу, что это не страховой случай. А, ведь, пациент тоже прав, он заплатил за ДМС. И он платить больше не хочет. С какой стати?
В течение 15 лет В.В.Соколов был заведующим урологическим отделением в ГТБ № 2 Фото с сайта tb-hiv.ru
Что мы нажили?
Если говорить про семью, то жена у меня тоже медик, врач ультразвуковой диагностики. А дочь у нас психолог. Что мы нажили? Квартира у нас есть двухкомнатная, не в центре, конечно. И одна машина. Ни дач, никаких накоплений больше нет. Вот в этом году хотели на Сицилию поехать. У жены юбилей, пятьдесят пять лет. В мае купили путевки, а в сентябре никуда не уехали. Как и многие, пострадали от случившегося в туристическом бизнесе кризиса. Сейчас говорят, что может быть, после нового года, процентов двадцать пять от внесенных денег нам и вернут. Так что и без отпуска в этом году остались.
Но я по миру езжу много. Я же еще врач нашей питерской сборной Маккаби, так что постоянно сопровождаю команду. Чаще всего, конечно, в Израиль ездим, ведь Маккабиады это еврейские соревнования, но были и в Риме, и в Берлине, и много еще где. А деньги? Ну, не заработал, и ладно. Наверное, это уж у меня психология такая, не умею я, как многие врачи, с пациентов деньги брать. Зато у меня почти все мои пациенты друзьями потом становятся, и это тоже очень многое значит.
