Пока дети в детдоме, у них есть круг поддержки, а после выпуска они оказываются один на один со взрослой жизнью. Эту проблему решает проект наставничества «Будем вместе» фонда «Дети наши».
Рассказывают директор фонда Варвара Пензова и психолог Татьяна Панкова.
Половина выпускников детдомов пропадают
Варвара Пензова:
– У выпускников детдомов есть главная проблема. Пока они в интернате, их много кто поддерживает – психологи и воспитатели, – за них многое решают, а после выпуска рядом с ними не оказывается никого.
Чаще всего свежевыпустившихся подкарауливают такие же бывшие воспитанники и быстро накладывают лапу на их деньги – все накопления из пенсии и алиментов, которые собираются на сберкнижке за много лет. И в отличие от домашних детей, рядом с этими ребятами нет взрослого друга, к которому можно просто прийти за советом. Так мы поняли, что детям нужны наставники.
По статистике фонда, активные участники наших проектов гораздо чаще благополучны в самостоятельной жизни.
Но при этом «с радаров» пропадают 30-50% ребят. Они не хотят общаться ни с кем из интерната. И вряд ли у них все хорошо.
Именно для них мы разработали проект наставничества – возможность заранее найти взрослого друга вне интерната, который станет опорой и поддержкой в жизни после выпуска.
Недавно я с удивлением узнала, что разные фонды вкладывают в понятие «наставник» разное значение. У кого-то это первый шаг к приёмной семье, у кого-то – наставник – представитель определённой профессии.
У нас наставник – это взрослый друг и советчик, не имеющий отношения к интернату – не воспитатель, не выпускник детдома. Это – «человек из настоящей жизни», как однажды сказал кто-то из ребят.
Наставник появляется у ребёнка, когда он ещё живёт в интернате и главная его задача – стать поддержкой своему подопечному после выпуска, помочь сориентироваться во взрослой жизни.
С наставниками надо быть честными
Варвара: Как привлечь людей в наставники? Надо быть с ними честными. Нельзя рисовать в розовом цвете картину любви и благодарности. Надо прямо сказать, что дети из детских домов – трудный народ. С одной стороны, колючие, с другой, – беспомощные.
Многие из тех, кто откликаются на наши проморолики и плакаты, размещенные по всему Смоленску, уже имели опыт «праздничного» волонтёрства, и убедились, что это не приносит пользы. Наставничество дает осознание важности системной, последовательной, продолжительной помощи.
Татьяна Панкова: Наставничество – это, скорее, образ жизни.
Вся эта огромная работа психологов, фонда, ведётся для того, чтобы состоялась встреча двух людей – наставника и подопечного.
И это радостно – ведь хороших встреч у нас в жизни не так много.
Главная задача наставника на первом этапе – найти контакт с подростком, общий язык. И со встречи с подопечным он едет с мыслью: «Получилось! Сегодня мы действительно поговорили о чём-то важном и полезном».
Или: «Нет, пока не получилось, что ещё нужно сделать?»
И «подсаживаются» наставники не на ответственность, а на чувство разделённости, возникшей общности.
Когда ты что-то предлагаешь, а другая сторона, откликается, принимает – это непередаваемое чувство.
Взрослые люди вообще получают радость, отдавая. Это такой признак зрелости, цельности.
Чем наставник отличается от спасателя
Татьяна: В «синдром спасателя» приходят люди с родительской позицией «он без меня не справится». У наставник другая основа действий: «Мой подопечный всё может сам, но ещё не знает об этом».
То есть, наставник не делает ничего за своего подопечного. Они либо делают вместе, либо наставник находится рядом и ждёт, когда наступит подходящий момент, чтобы ребенок принял помощь.
Варвара: По большей части, наши наставники – жители Смоленска, средних лет. Женщины приходят чаще, но есть и мужчины.
Как правило наставники – это состоявшиеся в семье и карьере люди.
Часто их собственные дети выросли – и образовалось время, чтобы делиться им с пользой. Хотя бывают и молодые девушки.
Кандидаты в наставники в обязательном порядке проходят обучение. Им рассказывают про особенности детей-сирот, как установить контакт с ребёнком, про роль и задачи наставника, про возможные сложности общения.
Пары «наставник–ребёнок» составляется психологом, исходя из потребностей и индивидуальных особенностей ребёнка. Но до знакомства с подопечным доходят не все. Из двадцати человек дойдут до конца обучения и соберут нужные справки четверо-пятеро.
Но есть и такие люди, кого мы отсеиваем сами. Например, если в жизни человека за последний год произошло сильное потрясение – смерть близкого, развод, мы не рекомендуем ему сразу идти в наставники. Не берём людей, у которых решение о наставничестве может быть остро эмоциональным и даже гормональным. Потому что пара «ребёнок-наставник» – это отношения не на месяц, и даже не на год. У кандидатов есть время подумать и взвесить свои силы.
Те, кто прошёл беседу с психологом, приходят на тренинг. Там рассказывают про особенности детей-сирот, как установить контакт с ребёнком, про роль и задачи наставника, про разные сложности и проблемы. Два дня этого тренинга разнесены между собой на неделю, а ответ человека о том, что он готов стать наставником, мы принимаем ещё через неделю. То есть, человеку даётся максимальное время на раздумья, чтобы решение не было спонтанным.
У нас нет задачи привлечь в проект много людей, которые завтра передумают. Нам важно качество готовых наставников. Тут мы думаем, в первую очередь, о детях. Ведь у детей из детского дома в жизни было уже достаточно потерь, расставаний без предупреждения и прощания, поэтому стабильность наставника очень важна.
О границах ответственности
Варвара: За кровных детей, даже когда они выросли, родители продолжают в разной мере нести ответственность. Но если так же попытается вести себя наставник ребёнка из детского дома – он либо даст подопечному ложную надежду, что наставник его отсюда заберет, либо будет мешать ему находиться в том обществе, в котором ребенок находится 99% времени.
То есть, отношения наставник-подопечный строятся на основе взаимного уважения, по принципу «взрослый – взрослый».
Взрослых и детей учат правильно ругаться и «портить отношения»
Татьяна: Когда отношения уже наладились, наставник может себе позволить быть с ребёнком таким, каков он есть, со своими чувствами и характером.
Опыт конфликтов бывает очень полезен для детей. У ребёнка из детского дома нет навыка портить отношения. У него с окружающими отношения либо «идеальные», либо их нет.
И мы учим ребят, что с людьми можно конфликтовать, можно быть недовольным друг другом, продолжая при этом общаться.
Мы учим детей прямо высказывать то, что им не нравится. Они не знают как это делать. В детском доме у них нет права выбора и личного пространства., поэтому дети часто находятся в позиции «я сам не понимаю своих чувств и чего хочу», либо «я не хочу говорить, чего хочу на самом деле». Это инфантильная позиция . И задача наставника – его из этой позиции достать, чтобы он начал действовать: «а ты попробуй придумать что-нибудь сам».
«Дети не верили, что наставникам не платят!»
Татьяна: Дети приходят в проект добровольно. Те, кто уже участвует –рассказывают друзьям. Ожидания у всех разные – «наставники – это почти родители», «если я понравлюсь, может, и домой заберёт», «будет подкидывать денег, что-то покупать», «будет возить мне передачи от родственников».
Варвара: Все люди, с которыми ребята общаются в детском доме, получают за это зарплату. Опыта безвозмездных отношений у них нет. Поэтому полгода у нас заняло, чтобы доказать, что наши первые наставники, во-первых, не дают денег детям, и, во-вторых, ничего не получают за свою работу.
В то, что наставники приезжают к ним в своё свободное время и не получают за это денег, дети верить упорно отказывались.
И это понимание было для них очень важно. «Если человек безвозмездно тратит своё время на меня, значит, я этого достоин», – это была совершенно новая для них мысль.
Татьяна: Поначалу, если реальность совсем не совпадает с ожиданиями ребёнка, он начинает проситься выйти из проекта. С такой просьбой недели через 3-4 подходит каждый третий.
В ответ я обычно говорю:
– Давай готовиться к закрытию пары. Тебе нужно будет немножко подумать и сформулировать, почему вы друг другу не подходите, и что тебе не нравится.
– Ой, нет, я этого сказать не могу, вы ему сами что-нибудь скажите.
– Нет, мы так не делаем. Будет прощание и разговор.
– Тогда пока не надо. Только скажите ей, что она мне книжки всё время суёт. Мне не нравится.
– Давай подумаем, как ты можешь сказать это сам.
Даже если ребёнок заявляет о закрытии пары, но мы не видим в отношениях с наставником угрозы для него – то есть, наставник ведёт себя адекватно, он просто предложил книжку почитать, – психолог будет настаивать, чтобы прошло ещё как минимум четыре встречи.
Иногда происходят переговоры втроём с психологом.
Этапы, которые проходит пара «наставник-ребенок»
«Конфетно-букетный период» – 2-4 месяца. Ребёнку и наставнику интересно друг с другом, им всё время есть, чем заняться.
«Охлаждение отношений». Всё друг другу рассказали, погулять везде сходили, пирог испекли. Появляется скука или раздражение. Ребёнку внезапно становится «некогда» общаться. Или начинает казаться, что наставник «не тот».
«Притирка». Наставнику нужно отстоять своё право присутствовать в жизни ребёнка, но не стать при этом «плохим аниматором», который постоянно придумывает, «как развлечься ещё веселее».
«Что нам нравится делать вместе?» Определяется совместно методом проб и ошибок. Иногда наставники рассказывают: «Мы на встрече ничего не делали, просто болтали. О том, как у него неделя прошла, как у меня неделя прошла. Но я чувствую, именно это нам сейчас и нужно».
Выход из интерната – кризис отношений. Если отношения у ребёнка и наставника сложились, ребёнок, как правило, поддерживает отношения сам. Чаще всего они переходят в режим телефонных переговоров, в которых ребёнок сообщает, как у него дела. Действовать наставник начинает по просьбам ребёнка в зависимости от его потребностей.
Например, подопечную Татьяны, всю жизнь проведшую в интернате, когда она поступила в колледж, поселили в комнате одну. Девочке было непривычно и страшно, и вечерами она звонила наставнице.
«После встреч – неловкое чувство наполненности»
Варвара: Мой опыт наставничества – это опыт наблюдения и анализа собственных реакций, опыт понимания другого человека. Тут не обойтись и без личной психотерапии.
Моя старшая дочь, хотя ей уже 15 лет, по сравнению с моим подопечным, еще спокойная и открытая. То есть, для меня общение с подопечным – это такой опыт на будущее.
Когда ты общаешься с подростком, все оголяется и заостряется, вылезают все твои собственные болевые точки.
Каждый раз думаешь, как же ответить, как это будет воспринято и почему. Что на самом деле стоит за каждым резким ответом. Общение с подопечным требует очень вдумчивого подхода. С близкими обычно так не включаешься и действуешь «на автомате», в том числе и потому, что знаешь их лучше. Но такое «отстранение» помогает и с близкими.
Это радость наблюдений микро-изменений в сторону самостоятельности, к лучшему – вот бюджет на месяц сделал сам и вовремя, а статья расходов «неизвестно куда» сильно уменьшилась. Вот вернул некачественный товар в магазин и отстоял свое право на это, а я только стояла рядом. Вот стал обниматься при встрече и прощании, а не стоять ежиком.
«После встреч часто – какое-то неловкое чувство наполненности внутри. Понимание, что я могу показать другой мир своему подопечному, увидеть лучшее в нем», – перечитывая такие отзывы наставников о проекте, ощущаешь всю глубину и важность этой идеи – быть рядом и быть другом детям, выходящим из детского дома в большой мир.
