Когда с детства мечтаешь о лошадке
«Лошадей я любил с детства, – говорит священник Сергей Тростинский. – Сначала рассматривал их на картинках, потом попросил маму возить меня в село, где можно было бы покататься верхом. Мы тогда жили в городе Георгиевске в Кавказских Минеральных Водах, и вокруг лошадей не было».
Детская мечта о собственной лошади исполнилась, правда, необычным образом: когда отец Сергий уже был священником, здесь же, в Георгиевске он иногда ездил исповедовать заключенных в колонии. Однажды на исповеди сидельцы пожаловались, что после освобождения им негде жить – с прежних адресов родственники их чаще всего выписывают, а на работу людей со справкой об освобождении берут неохотно.
О. Сергий намек понял и построил центр для бывших заключенных – пять гектаров земли, хозяйство, а в хозяйстве – лошади. Получив третий разряд по конному спорту, батюшка позже отучился еще и на ветеринара и на тракториста, потому что некому было возить корма для животных. Сейчас, когда в семье уже четверо детей, половина жизни о. Сергия проходит на конюшне:
«Понимаете, мы вызываем ветврачей, и на вызов приезжают люди, которые обычно лечат собак и кошек. Про лошадь такой человек не знает даже, как к ней подойти. Пришлось мне самому учиться. Правда, дома я теперь совсем редко появляюсь, матушка меня скоро выставит», – смеется о. Сергий.
«Мы думали, у нас таких детей нет»
Центр иппотерапии возник из неуемного желания о. Сергия узнать о лошадях все возможное и с разных сторон. О том, где можно купить лошадь, о. Сергий советовался со своим бывшим одноклассником, у которого к тому времени было большое хозяйство. Там же он впервые увидел ездящего верхом ребенка с ДЦП.
Друг коротко пояснил: «Это соседская девочка. Родители попросили разрешить ей иногда кататься, и я разрешил. Зачем им такие прогулки, я не знаю».
«Тогда я начал интересоваться и узнал, что есть Национальная федерация иппотерапии и адаптивного конного спорта, которая занимается детьми со сложными заболеваниями. Мне стало интересно, я созвонился с президентом федерации, и вдруг он сказал: «А мы готовим инструкторов, приезжайте в Москву учиться!»»
Учеба давалась непросто. Разряд по конному спорту у о. Сергия уже был, и работа с лошадьми трудности для него не составляла. Но вдобавок студенты осваивали большой курс по медицине в московском Университете дружбы народов и проходили практику в центре помощи детям с расстройствами аутистического спектра «Наш солнечный мир».
Ведь инструктор лечебной верховой езды работает не столько с лошадью, сколько с сидящим на ней больным ребенком. Он должен уметь с ним общаться и знать, какие приемы и упражнения полезны необычному всаднику.
После окончания учебы у о. Сергия появилась идея – а почему бы не организовать в епархии благотворительный центр иппотерапии? Нашли жертвователей, выкупили у казаков небольшую конюшню на окраине Ессентуков, объявили первые занятия.
«Сначала мы думали, что заниматься будут дети, которые приезжают в наши санатории, рассказывает о. Сергий. Кавказские минеральные воды же, курорт. На местных детей даже не рассчитывали – думали, с ДЦП, аутизмом и задержкой речи наберем по всем нашим городам человек, может быть, двадцать. Но, как только центр открыли, всего за три месяца у меня собралась местная группа в пятьдесят детей!»
Тогда встал вопрос о расширении. Для центра обучили еще двоих инструкторов.
Сейчас иппотерапией регулярно занимается сотня детей, и в центр звонят и звонят новые родители!
Звонят из Кабардино-Балкарии, из Карачаево-Черкессии, люди готовы возить детей на занятия, проводя в дороге несколько часов. Возят в любую погоду, боятся, если не приедут, кто-то займет их место в расписании. И хотя лошадей в этих республиках много, профессиональных инструкторов по лечебной иппотерапии нет.
«Как начинается весна, – у нас вал родительских звонков: «Возьмите нас! Хотим у вас заниматься!»- сокрушается отец Сергий, – И сидишь объясняешь: «Центр, к сожалению, работает на пределе. Присылайте ваши документы, мы поставим вас в лист ожидания. Пятьдесят человек стоят уже в этом листе, и сколько будут стоять, неизвестно».
«Помимо реабилитации, я бы хотел сделать для детей еще социализацию. Пока дети занимаются, мы иногда разговариваем с родителями. Больше всего они скорбят, что их детей не принимает общество.
Обществу так крепко вбили в голову формулу «Выживает сильнейший», что других детей – которые не говорят, а иногда и не реагируют на окружающих – оно не принимает».
Я не могу ждать, пока семьи этих детей сами придут в храм
«У меня прихожане, если хотят со мной поговорить, бывает, приходят на конюшню, – рассказывает о. Сергий. И мы тут сидим и беседуем. Что в этом такого? Дело же не в лошадях, а в детях. Дома у меня все, слава Богу, здоровы. А нашими подопечными кто еще будет заниматься, если не Церковь? Это благое дело.
С подопечными, после того, как прозанимались несколько месяцев, мы наняли автобус и поехали всем центром по святым местам. Это уже как семья.
Еще я хочу, чтобы на одном из приходов для наших детей служили отдельную литургию. Потому что ребята с аутизмом в храме могут начать кричать или петь. Обычным прихожанам это неудобно. Или устроить воскресную школу, потому что мамы жаловались, что детей с синдромом Дауна в воскресную школу не берут.
С нашими детьми чаще всего остаются одни мамы – отцы, когда рождается больной ребенок, уходят. Казалось бы, мужчина сильный, а вот, когда со стороны ему говорят, что с его ребенком что-то не так, он не выдерживает. А наши матери – это настоящие бойцы. За то, чтобы их дети стали хоть немного здоровее, они бьются из последних сил. Честно говоря, я даже не представляю, каково им оставаться с такими тяжелыми детьми 24/7».
Как попросить прощения у лошади
Лошадей для иппотерапии в центре готовят сами. Выращивают из жеребят, потихоньку приучают к занятиям. Участвовать в лечебных занятиях может далеко не каждая лошадка.
«Во-первых, лошадь должна быть взрослая, состоявшаяся, ей должно быть не меньше семи лет. Второе: у нее должны быть абсолютно здоровые ноги.
Третье: лошадь должна быть воспитана так, чтобы никто ни разу в жизни ее не бил, не обращался с ней грубо. Тогда можно кнутом щелкать хоть у нее над ухом – она не боится, потому что полностью доверяет инструктору.
Бывает, дети во время занятий могут лошадь ущипнуть или ударить – многие из наших подопечных могут проявить агрессию просто в силу заболевания. Правильно воспитанная лошадь считает, что это случайность, и прощает таких наездников».
В конце занятия ребенок обязательно кормит лошадь фруктами. Для детей это – продолжение занятий, для лошади – извинение за то, что ей пришлось работать.
«Лошади же не были созданы для того, чтобы на них ездили, – объясняет отец Сергий. – Это люди потом поняли, что их можно приспособить для работы. А вообще работать, особенно с больными детьми, лошади эмоционально сложно».
Поэтому лошади в центре работают по полдня – тех, кто участвовал в утренних тренировках, во второй половине дня отправляют свободно пастись.
Как посадить на лошадь ребенка с ДЦП и ребенка с аутизмом
Как именно работает иппотерапия, отец Сергий рассказывает прямо с азартом: «Например, у детей с ДЦП не все нервные сигналы доходят от ног до мозга, они не могут ходить, например. А во время верховой езды у человека восстанавливается биомеханика: если посмотреть на всадника, вы заметите, что движения поясницы у него такие же, как при ходьбе, – он не сидит или едет – он идет! И мозг наблюдает этот процесс и его записывает. Восстановление начинается не от мозга, а от ног!
А второй важный процесс – воздействие на мозг положительными эмоциями, для детей с аутизмом это особенно важно. Чтобы работать с такими детьми, тренер сам должен быть немного психологом. Ведь такой ребенок не пускает никого в свой мир. С ним надо задружиться, чтобы войти в его мир».
Перед началом занятий в центре тренеры просят родителей детей с аутизмом провести полную диагностику ребенка – зрение, слух, как ходит, есть ли задержка речевого развития? Спустя полгода-год занятий диагностику делают снова, у многих есть заметные улучшения.
«У детей с аутизмом своя специфика в иппотерапии. С первого раза никто из них на лошадь не садится – боится. Их надо сначала к лошади потихонечку подвести, дать ее рассмотреть, провести перед ними. К третьему занятию садятся почти все.
Такой ребенок постоянно отвлекается. У нас бывало так – мама стоит в одном конце загона, а инструктор в другом. Лошадь с ребенком идет от мамы к инструктору, а инструктор все время твердит: «Тимур, смотри на меня, смотри». Уж Тимур (ему сейчас 15 лет) у нас и с лошади спрыгивал, и в лес убегал. Ловили, приводили обратно.
Иногда такой ребенок не слушается, может даже на инструктора кинуться. Например, ему хочется остановиться, а инструктор говорит: «Нельзя!» Со всем постепенно разбираемся, сейчас у нас Тимур уже сам без инструктора ездит».
«Такого, чтобы лошади кого-то не приняли, у нас не было. Зато бывали истерики у детей. Был такой мальчик Женя, (сейчас ему восемь) поначалу он очень боялся лошадей. Папа предлагал посадить его на лошадь насильно, но я сказал: «Не надо».
В итоге первые несколько занятий Женя просто сидел в манеже. Мы занимались с другими детьми, а Женя сидел и смотрел. Потом несколько раз мы с ним пытались покормить лошадь. Жене было очень страшно, но он, наконец, решился ровно сложить пальцы и протянуть через решетку фрукты. Потом так же медленно решались покататься.
– Хочешь посидеть верхом?
– Нет.
– Ну, до следующего раза.
Сейчас Женя сам управляет лошадью. Он начал немного говорить и, когда мы вспоминаем о том, что было четыре года назад, улыбается».
Для Мадины – все, что угодно
Костя – один из тех, кто занимается в центре с самого начала, четыре года. Сейчас Косте пятнадцать с половиной, и у него тяжелый аутизм.
«До восьми лет Костик у нас не разговаривал, хотя и научился читать, – рассказывает мама Марина. – К пятнадцати годам он немножко говорил, но не общался, не мог завязать диалог. К счастью, он не агрессивный, может только бегать кругами и махать руками, так что я все время держала его за руку».
На занятия Марина возит Костю в Ессентуки из Иноземцево. Сорок минут – по местным меркам, далеко. «До этого мы ездили в другие конные школы, но эффекта не было».
За четыре года занятий в центре Костик заговорил предложениями. Может, например, поздороваться с отцом Сергием: «Здравствуй, волшебник!» или спросить: «Когда куда-то поедем?»
Еще Костик может сам убраться в манеже, кормит лошадей, иногда даже коноводит (ведет под уздцы лошадь, когда занимается другой ребенок). В обмен на мамино обещание «поедем к Мадине» (так зовут Костиного тренера) он вообще может сделать почти что угодно, даже домашнее задания в школе или что-то по дому. Например, во время пандемии строгий тренер задала самому испечь пиццу и привезти ей кусочек. Потом «ради Мадины» Костя белил деревья в огороде.
«Если ему неинтересно, Костя просто сделает вид, что он чего-то не умеет. Но Мадина сказала родителям: «На самом деле он многое умеет, вы только ключик к нему найдите»».
«Иногда, – рассказывает Марина, – я на Мадину даже обижалась. Вот занимаются они с Костиком в манеже, и она с ним разговаривает: «Костя, а если сейчас натянуть не правый повод, а левый, будет что?» «Ну, думаю, зачем ты к ребенку привязалась, он же не умеет делать выводов!»
Только слышу, через какое-то время Костя стал сам рассуждать. А потом и о помощи стал сам просить – после того, как Мадина задала тронуться с места, одновременно держа на ногах конусы.
Вдруг слышу фразу: «Мадина, я не умею, помоги!» А раньше не было у нас такой фразы. Вот вам и конные прогулки».
Мечта: провести паралимпийские игры
Помимо иппотерапии, центр проводит занятия для детей без особенностей. Команду девочек готовят к выступлениям в особой дисциплине, которая называется «дистанционные конные пробеги».
«Это – особый вид спорта, когда всадник проходит на лошади от сорока до ста шестидесяти километров, причем он должен прийти к финишу в четко обозначенное время, а у лошади должен быть конкретный ритм сердца, – рассказывает отец Сергий. – Это как бы гонка наоборот – если всадник едет слишком быстро, его снимают с соревнований.
Такие соревнования требуют особой подготовки от всадника – он должен суметь сам провести в седле несколько часов и должен чувствовать, с какой частотой бьется сердце лошади.
А лошадь каждые тридцать километров проходит ветеринарный осмотр, если на каком-то этапе ее сердце будет биться чаще положенного, пару «всадник и лошадь» снимут с соревнований.
Золотая мечта отца Сергия – сделать центр такого уровня, чтобы можно было проводить в Ессентуках паралимпиады и международные соревнования.
«Конкурс для наездников с ментальными особенностями невозможен, – рассуждает священник. – Но есть ведь много соревнований, где лошадь не прыгает. Например, всадники с особенностями успешно осваивают выездку.
У нас есть дружественные врачи-неврологи, которые оценивают возможности каждого ребенка. По тяжести заболевания детей делят на три группы, к каждой есть свои требования для соревнований. Во время занятий иппотерапией повод всаднику в руки не дают, за него все делает инструктор или коновод – специальный человек, который ведет лошадь под уздцы.
Когда ребенок начинает сам управлять лошадью, – это уже считается лечебная верховая езда. Для самой тяжелой группы очень серьезным заданием считается умение, самостоятельно управляя лошадью, проехать по прямой или по кругу в манеже.
В соревнованиях тоже много пользы для родителей. Когда родители видят, что их ребенок, который не похож на всех остальных, выигрывает соревнования или просто участвует в них, как обычные дети участвуют в эстафетах и конкурсах, им становится легче».
Во сколько обходятся лошади
Когда речь заходит про то, что во что обходится содержание центра, отец Сергий рассказывает анекдот:
«Раньше богатые ездили на машинах, а бедные на лошадях, теперь – наоборот».
Временами центр иппотерапии выручают местные хозяйства – могут, например, бесплатно привезти несколько тонн зерна или рулонов сена. И все равно часть корма для лошадей приходится заготавливать самим – летом священник с помощниками выезжает косить траву. Однажды центр выиграл грант – купили трактор, начали строить крытый манеж, чтобы можно было заниматься зимой. Сейчас нашли еще три миллиона – возобновили стройку.
«А сами заработать мы не можем, – печалуется отец Сергий. – В округе у нас есть несколько конноспортивных комплексов. Они строились специально для туристов как коммерческие проекты. Там плитка тротуарная, теплые раздевалки. А у нас, не для публикации будет сказано, туалета нет. Ну, приведу я сюда туристов, а что я им предложу?»
2020 год центр пережил тяжко. И дело было не только в пандемии, а в летней засухе. «По нашим благодетелям прошлое лето ударило сильно. Кто-то обещал нам сто рулонов сена, а дал совсем немного. По такой погоде мы и сами недокосили. Пришлось собирать пожертвования. Деньги нам переводили по сто рублей со всего света».
Крытый манеж центру очень нужен – по правилам, чтобы занятие лечебной иппотерапией прошло успешно, тело всадника должно максимально соприкасаться с лошадью. Но зимой, когда в Ессентуках лежит иногда метровый слой снега, не одеть ребенка в теплую куртку физически невозможно. Толку от такого занятия – чуть. Приходится зимами прерываться на несколько месяцев и ждать весны.
«У нас тут рядом центр Ильи Авербуха строят, будут детей бесплатно на коньки ставить, нашлись же деньги, – чуть не рыдает отец Сергий. – А наши дети не встанут на коньки, никогда. Для них единственная надежда – наши лошади.
И вот переписываюсь я с администрацией, а мне отвечают: «Бюджет по разделу «медицина» на 2021-2022 год расписан, подавайтесь на гранты». А сорок миллионов, которые выделили на гранты «в связи с пандемией вернулись в бюджет Ставропольского края». А у меня два инструктора, пять коней, жеребята, и им не объяснишь, что «еды не будет, потому что в стране тяжелая ситуация»».
Центр лечебной верховой езды в Ессентуках сейчас это – три инструктора (включая руководителя центра – о. Сергия Тростинского), прошедших специальное обучение по программе «инструктор лечебной верховой езды» (курсы Национальной федерации иппотерапии и адаптивного конного спорта); пять лошадей, задействованных в лечебных занятиях, конюшня, несколько открытых манежей. Центр очень нуждается в зимнем манеже, чтобы проводить занятия круглогодично.
