Эфиры, пикеты, статьи, интервью, шарики, банты, «в каждом рисунке солнце». Интонация календарного умиления перебивается гражданским набатом: детство не защищено. Острейшие проблемы образования, здоровья, безопасности, нравственной защиты — все кричит и взыскует, все требует скорейшего разрешения. Уполномоченный по правам детей РФ Павел Астахов озвучил количество детей, убитых в прошлом году — 1684 человека. Это меньше, чем в последние годы (примерно около 2000 насильственных смертей в год), но все равно катастрофически много, особенно с учетом нынешней немногочисленности детского населения в России ( 26 миллионов человек; для сравнения, в США — 72 миллиона ). Астахов уточнил, что значительная часть убийств детей совершается в семьях, родителями или близкими людьми – и это, кажется, никого не удивило: у нас примерно половина убийств совершается на кухнях, жены убивают мужей, мужья жен, теснота, алкоголизм, тотальное «некуда бежать», – и дети в том же положении.
Цифра призвучала на уже привычном звуковом фоне про надвигающийся ювенальный апокалипсис. В «Поединке» Соловьева сражались за счастливое детство репортер Аркадий Мамонтов, пламенный антиювенальщик, и член Общественной палаты Олег Зыков, пламенный ювенальщик; каждый говорил о своем, потому что договориться о дефинициях (что есть эта самая ювеналка) дуэлянты не смогли, и лес не сошелся с дровами. Интересен был разве что финал этой бессмысленной перебранки, когда заговорили о приоритетах российской семейной политики. Мамонтов бился за права родителей, Зыков возражал: «Во главе угла – интересы ребенка!». «Интересы семьи!» – одергивал его Соловьев, поднимая палец. Самое время задуматься: так ли они тождественны, эти интересы?
Вроде бы ответ очевиден.
Но во всех ли семьях, во всех ли случаях?
Снова пьют здесь, дерутся и плачут
Информационная картина только последних трех месяцев представляет практически весь ассортимент родственного инфантацида. Чаще всего детей убивают не по каким-то особенным мотивам, но исключительно за покой и волю. Спиногрызы кричат, ноют, путаются под ногами, просят еды и мешают главному делу жизни – застолью, товарищескому либо романтическому общению. Так, совсем недавно молодой папаша из Бурятии насмерть забил ногами полуторамесячного младенца, утомившись его криком. Устал, значит, не выдержал. Жительница Петропавловска-Камчатского с ножом и проклятиями бросилась на 9-месячную дочь, – граждане собутыльники, спасибо им, оттащили. 11-месячной магаданской девочке повезло меньше: мамаша нанесла ей «не менее четырех ударов по голове, причинив закрытую черепно-мозговую травму» – травму смертельную. Девочка была истощена — весила 4,5 кило, подвергалась побоям и раньше… Иногда деликатное дело по ликвидации источника крика доверяют друзьям семьи или родственникам или они наводят тишину не спрашивая разрешения. В Петербурге «34-летний сожитель бабушки» выбросил младенца в мусорный коллектор, потому что тот «мешал смотреть телевизор». Это всё младенцы; когда ребенок встает на ноги, ему уже предъявляют претензию посерьезнее – «плохое поведение». Про мотивы матери, недавно арестованной в Москве за убийство двухлетнего ребенка, так и сообщают: «конфликты в семье, общая усталось и плохое поведение сына». Плохо вела себя и 4-летняя девочка из Архангельской области: заявила матери, что не хочет жить дома. Мать такого, конечно, вынести не смогла и била дочь головой о стену; через два дня девочка скончалась от черепно-мозговой травмы. Во время судебно-медицинской экспертизы обнаружилось, что девочка была изнасилована, – в чем вскоре и признался ее отчим. Супруги задержаны, ведется следствие. Девочке, повторим, было четыре года.
И далее, и далее, – 198 детей убиты только в первом квартале 2011-го.
Можно было предотвратить?
Что бросается в глаза: большинство этих трагедий можно было так или иначе предовратить, просто включив административную машину. Сигналы шли со всех сторон, а у некоторых из фигурантов уже есть кредитная история, заслуживающая внимания и без сигналов. Упоминавшаяся дама из Петропвловска-Камчатского уже была судима за «злостное уклонение от уплаты средств на содержание несовершеннолетних детей». Та самая магаданская мамаша «не пускала по месту проживания медицинских работников, осуществлявших патронаж», – почему поликлиника не сообщила в опеку? Конечно-конечно, «стучать нехорошо», но ведь это ее прямая обязанность? Может быть, интернет всколыхнулся бы, местные правозащитники проблажили бы про террор, насильственное вторжение компрачикосов, слезу матери и все такое — но девочка, изъятая из-под теплого материнского крова, была бы жива, и разве это не заслуживает «стука»?
Другой пример: в Ивановской области повесилась на дереве 13-летняя девочка, односельчане, слава Богу, успели спасти ее, откачали. Причина — мать: избиения, угрозы, бесконечные тяжелые унижения; незадолго до трагедии девочка убежала от матери и ее любовника буквально босиком, пряталась в заброшенных домах, но мать преследовала ее — и глумилась, угрожала. По делу о доведениии до самоубийства против матери возбудили уголовное дело. Уже не первое – как сообщает сводка, «в 2007 году женщина привлекалась к уголовной ответственности за неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетних, лишалась родительских прав, но впоследствии была восстановлена». То есть признана реабилитировавшейся для родительства – сатрапы отступили, мать и дети слились в блаженном объятии.
Кровавые наветы
Думаю, только удаленность от интернета не позволила этой почтенной даме из Ивановской области попасть в зону заботы гражданского общества и стать клиенткой очередной правозащитной организации, борцующей против «ювенального террора», – их теперь много, тема хитовая, почти беспроигрышная. Ведь как эффектно прошло бы: «У многодетной малообеспеченной матери забрали детей из-за бедности! Доколе? Да, пьет… А кто не пьет в сельской глубинке?». Здесь уместно также вспомнить семью Александры Барам, молодой матери из Нижегородской области. Опека пыталась отобрать детей, но вмешались местные правозащитники, победоносно отстояли молодую семью. А в феврале этого года четверо детей, среди них — новорожденный, сгорели вместе с парализованной бабушкой в ветхом доме, пока родители ходили за опохмелом (на их языке, «за кефиром»). Правозащитникам бы посыпать голову пеплом, – так нет, напротив, объявили сбор денег и выступили с заявлением: «то, что не сделала опека, сделал огонь…». Пронзительный ход. Господам правозащитникам следует заинтересоваться также, к примеру, молодой жительницей города Тулы Ольгой З., у которой ювенальное гестапо нынче отбирает годовалого сына за какие-то там истязания. «Специально избивала малыша, чтобы его крик привлек внимание сердобольных соседей по коммуналке, забиравших обычно плачущего мальчика к себе», сообщает прокуратура, но мы-то с вами понимаем, конечно же, что это кровавый навет, поди, соседи написали донос из-за жилплощади, – на детозащитном календаре нынче натуральный тридцать седьмой. Ольга З. прямо просится на знамена: в свои 25 лет она – заслуженная стигматизированная мать, в 2009 году ее уже лишили родительских прав на двух детей. Впрочем, она снова беременна, так что работы хватит на годы вперед.
Дайте денег и отвалите
Детоубийства, совершенные родителями, изощренный садизм, побои, изнасилования, пьяные глумления над детьми, – это не сугубо российская специфика. Подобное происходит, пусть и меньшем масштабе, практически во всех странах и в разных социальных стратах. Однако, кажется, только в России люди, безнадежно забывшие о родительских обязанностях, ведущие потенциально опасный для их детей образ жизни, становятся объектами правозащитных кампаний и горячего сочувствия тысяч незнакомых сограждан.
Вероятно, только у нас права сколь угодно маргинализованных родителей могут ставиться выше прав ребенка, причем не каких-то тонких гуманитарных прав, а самых элементарных, базовых: на еду, тепло, безопасность. Уже сложилась специальная риторическая культура — набор особо визгливых клише, которыми оглушают в любой дискуссии: «самая плохая семья лучше самого прекрасного детского дома!», «любой ценой сохраним семью! любой, понятно?», «пьяненькие, зато родные!», «дайте денег и отвалите!». Уже оформился тип общественной реакции, в котором всякое ошибочное или спорное движение инстанций — опеки, полиции, школы – с улюлюканьем комментируется в десятках статей и сотнях блогов, но мученическая смерть ребенка не считается событием, попадая в лучшем случае в ленты информагентств. Нас потрясает московская история, когда мальчика забрали из дома за беспорядок и «просроченные творожки», но почему-то не потрясает забитый папашей младенец, ведь бытовуха не несет в себе политического подтекста. При том, что забитых, зарезанных и изнасилованных родителями детей уж точно куда больше, чем несправедливо отмеченных соцслужбами.
Главная тема
Конечно, не эти речевые практики – причина жестокого обращения с детьми, однако они совсем не безобидны: они общественно оправдывают тот уродливый порядок вещей, при котором «тревожная» семья становится все более и более закрытой, а ребенок — все более беззащитным; соцслужбы и милиция, обжегшись на скандалах, начинают дуть на воду – и приходят непоправимо поздно. Общественности не до этих детей, она занята делом несравненно более важным: поиском ювенального террора и последующим громким, сладострастным сопротивлением. В упоминавшемся соловьевском «Поединке» долго и вкусно размазывали историю про безымянного сутяжного подростка, отсудившего у своих родителей право получать 200 рублей ежедневно на карманные расходы. Родители в ужасе: где взять лишние шесть тысяч в месяц, для бедной семьи это катастрофа. Заинтересовавшись абсурдной новацией, нахожу источник: о суде в Шпаковском районе Ставропольского края сообщила Лариса Павлова, адвокат общественной организации «Всероссийское родительское собрание». Адвокату-то как не поверить? Тем более адвокату, «отстаивающему права семьи во многих нашумевших судебных тяжбах, связанных с лишением родительских прав», – святое дело. Однако в Шпаковском райсуде моему звонку безмерно удивились, на всякий случай позвонили в мировой суд, перепроверили. Нет, говорят, простите, не было ничего подобного ни в мировом, ни у нас, впервые слышим.
Обыкновенный пропагандистский фейк, – но как показательно, что в федеральном эфире, посвященном правам детей, внимание уделили именно ему, – а не разговору о праве детей не быть убитыми.
Евгения ДОЛГИНОВА
