«Я посмотрел туда, откуда летел президентский самолет, и увидел перед ним пламя. Я сразу же вызвал пилота, но он не отвечал. Мой помощник сказал мне тогда, что видел полет трех огненных снарядов. Первый прошел под бортом, второй – над ним, а третий поразил его», – вспоминал диспетчер командного пункта зоны Каномбе столицы Руанды Кигали.
6 апреля в 20:25 самолет президента Руанды взорвался над Кигали.
Гибель президента Хабьяриманы положила начало геноциду в Руанде, продлившемуся до 17 июля 1994 года. За сто дней на территории государства были убиты около миллиона человек, подавляющее большинство из них – тутси.
Накануне геноцида
– Как началось активное противостояние хуту и тутси?
– Доколониальная Руанда не была кастовым обществом, в ней не было жестких социальных категорий. И хуту могли стать тутси, а тутси могли стать хуту. Считается, что тутси были в основном скотоводами, а хуту – земледельцами.
Тутси были воинами, хуту – жрецами. Это основное различие, которое существовало. И это разделение не было жестким. Руанда стала объединяться в централизованное государство во второй половине XIX века, и тогда эта система стала костенеть. Понятие «тутси» чаще стало обозначать обладание некоей привилегией.
Королевская династия была тутси, большинство придворных были тутси, вся высшая администрация были тутси. Хотя и на среднем, и на низшем уровнях управления не было уже разделения.
Кроме того, доминирование тутси имело место только в Центральной Руанде, на севере и юго-западе страны сильные позиции сохраняли хуту.
Затем, после Второй мировой войны, ситуация изменилась, мир охватили идеи национального освобождения, они затронули и Руанду. И, с одной стороны, молодые интеллектуалы хуту начали задумываться, почему та категория населения, к которой они принадлежат, находится внизу социальной иерархии, а с другой стороны государство испытывало влияние бельгийцев (Бельгия покровительствовала Руанде), которые понимали, что если они станут опираться только на меньшинство, то они обречены.
Бельгийцы начинают устанавливать контакты с элитой хуту. В 1959 году происходит так называемая Социальная революция – восстание хуту против тутси, после чего в течение трех лет основные рычаги управления в стране переходят в руки хуту.
Затем, после провозглашения независимости в 1962 году, в Руанде устанавливается этнократический режим сначала Грегуара Кайибанды, затем Жювеналя Хабьяриманы, который опирался на большинство (хуту) и маргинализировал меньшинство (тутси).
В конце 1980-х наступил экономический кризис, который был связан с изменением цен на кофе на мировом рынке, кормушка стала сужаться, подкупать население режим уже не смог, началась борьба за ресурсы внутри правящей элиты.
Социально-экономическое положение широких масс ухудшилось и одновременно произошло знаменитое вторжение Руандийского патриотического фронта (РПФ) 1990 года. Тогда возникли оппозиционные партии внутри лагеря хуту, и это все перешло на уровень вооруженной борьбы.
«В конце сентября 1990 года 4000 тутси, дезертировав из угандийской армии и захватив оружие на местных военных складах, осуществили вторжение в Руанду. Это вторжение, потенциально опасное для слабевшего этнократического режима, однако, быстро потерпело неудачу. В ситуацию вмешались внешние игроки (Бельгия, Заир, Франция).
Их прямое военное вмешательство позволило правительственным войскам оттеснить ряды РПФ в пограничные районы и тем самым на время локализовать их рейды. Вторжение РПФ оказалось подарком судьбы для режима Хабьяриманы. Оно позволило ему укрепить свои позиции, разыграв этническую карту. Практически сразу же он развернул кампанию против тутси».
– Каково было положение хуту в Руанде в начале геноцида?
– В момент начала геноцида хуту – это где-то 90% населения, это представители всех слоев населения, но в подавляющем большинстве это крестьяне-земледельцы. Но хуту были не только крестьянами, были и бизнесмены, в армии их большинство было, в администрации большинство составляли хуту, вся властная элита состояла из хуту.
Собственно, в значительной степени геноцид 1994 года был подготовлен, он был инструментом сохранения власти правящей группы.
Моя принципиальная позиция в том, что вот эта экстремистская элита, окружение президента Хабьяриманы, военные экстремисты, они все-таки не планировали массовый геноцид тутси с самого начала. То есть, не планировали убивать их всех.
Они воспользовались гибелью президента для того, чтобы устроить такой небольшой геноцид. Они хотели устранить политических противников президента, устроить резню тутси в столице, ну и еще в некоторых префектурах, но массового геноцида не планировалось.
Они не ожидали, что вот этот РПФ, который оккупировал часть севера Руанды, внезапно начнет наступать. И очень успешно. Уже к 11 апреля, через четыре дня после того, как началась резня в столице, войска патриотического фронта подойдут к Кигали.
И тогда режим понял, что единственный способ сохраниться – это объединить всех хуту в борьбе против всех тутси. То есть осуществить такое своеобразное крещение кровью. И хуту сплачиваются.
– Как определяли хуту?
– Многие тутси отличаются высоким ростом и тонкими (европейскими) чертами лица, тогда как многие хуту коренастые и широколицые. Был еще «народный» способ определения, если вы можете засунуть два своих пальца в нос без проблем, то вы хуту, если нет, то вы тутси.
«Вы хорошо знаете, что это тутси убили президента»
«Поздно вечером 6 апреля между 22:00 и 23:00, практически сразу после получения известия о гибели Хабьяриманы, Кажелийели собрал в коммунальном офисе Нкули лидеров НРДДР и КЗР и нескольких местных функционеров и заявил им:
Вы хорошо знаете, что это тутси убили <президента>, что они сбили президентский самолет. Чего же вы ждете, чтобы уничтожить врага?
Когда встал вопрос о том, что оружия для нападения недостаточно, Кажелийели связался с Бизабариманой, который рано утром 7 апреля (между пятью и шестью часами утра) прислал из военного лагеря Мукамира к коммунальному офису партию автоматов Калашникова, патронов и гранат. Кажелийели раздал оружие местным милиционерам, после чего отбыл в свою коммуну, заявив: «О’кей, джентльмены… теперь ваша очередь действовать. Я уезжаю в Мукинго, чтобы отслеживать ситуацию, вечером мы встретимся снова, и вы сообщите мне о том, что вы сделали».
Интерахамве (их было примерно сто человек) под предводительством Сендугу вместе с группами молодых хуту из обеих коммун, вооруженные мачете, копьями и дубинами, около 9:00 начали резню тутси в ячейке Киньябаба (Киниги). Эта резня продолжалась до 16:00 или 17:00 и стоила жизни восьмидесятистам человекам.
По ее завершении погромщики послали Кажелийели часть добычи (ведро с мясом убитой коровы) и сообщение: «Жювеналь, единственное, что осталось здесь, – это гарь. Мы уничтожили все»».
«По радио и в газете оглашались списки врагов нации»
– Какую роль сыграли СМИ?
– Значительная часть руандийцев, прежде всего хуту, были неграмотными. Газет они не читали, с телевидением были большие проблемы, поэтому самое популярное средство массовой информации, имеющее большую аудиторию – это радио «Тысячи холмов». Но была и газета экстремистская «Кангура», в которой в декабре 1990 года были опубликованы «Десять заповедей хуту», носивших откровенно экстремистский характер.
По поводу роли СМИ в организации самого геноцида – тут все было достаточно очевидно, с одной стороны, они пропагандировали некие общие идеи, с другой стороны принимали конкретное участие. То есть, по радио и в этой газете оглашались списки врагов нации – как хуту, так и тутси.
Иногда просто во время резни называлось имя человека, который является врагом. Или, например, звучал по радио призыв быть бдительными: «этот человек пытается покинуть столицу, нужно не дать ему уйти».
– Как это происходило?
– Большая часть убийств происходила на блокпостах. То есть и на дорогах вне города, и в самом городе улицы были перекрыты. Люди, находящиеся на блокпостах, постоянно слушали радио. Они воспринимали то, что там говорилось как руководство к действию. Это была часть их повседневного информационного поля.
Основной задачей СМИ было представить тутси не просто как людей, отличных от хуту, а как не людей. Причем, когда журналисты после геноцида оказались в роли подсудимых, они доказывали, что не пытались вызвать ненависть к тутси как таковым.
Они говорили, что пытались вызвать ненависть только к РПФ, к так называемым инкотаньи, то есть боевикам тутси. Однако содержание их передач, особенно во время геноцида и до геноцида показывает, что на самом деле эта грань между тутси боевиками и остальными тутси была чрезвычайно размыта.
Иногда это открыто прорывалось, когда они говорили: у нас идет борьба этносов, борьба рас. Было противопоставление хуту и тутси, стремление навязать видение руандийского общества как общества, состоящего из двух противостоящих друг другу этносов, двух враждебных рас, одной, естественно, «хорошей», другой – «плохой».
Это пронизывает все передачи. И, конечно, оно наложилось на обиды, трудности очень многих простых людей.
«А 2 июня Бемерики (одна из «звезд»-ведущих популярного в Руанде радио СТМК) атаковала простую учительницу из той же префектуры, которая была замужем за тутси: «…там есть только один человек… женщина, которую зовут Жанна. Эта Жанна преподает в шестом классе в Мамбе… в коммуне Муйяга.
Жанна не делает ничего хорошего в этой школе. Да, говорят, что она является виновницей дурной атмосферы, которая царит в классах, где она преподает. У нее был муж по имени Гастон, тутси, который бежал в Бурунди. Он уехал, но однажды он вернулся оттуда и начал вредить хуту в своей коммуне; он устраивал их убийства, используя эту женщину, Жанну, которая является его женой. Он делает все возможное, чтобы организовывать нападения <на хуту> в коммуне Муйяга с помощью этой женщины, которую зовут Жанна…
Но она этим не ограничивается, она учит этому своих учеников; она требует от них ненавидеть хуту. Дети проводят все время, занимаясь только этим и впитывая дурные мысли. Мы посылаем предупреждение этой женщине по имени Жанна, а впрочем, жители коммуны Муйяга, чье мужество нам известно, также должны предупредить ее. Вы ведь понимаете, что она угрожает безопасности коммуны?».
Культура глубокого подчинения
– В обращениях представителей местной администрации к хуту встречается призыв «поработать», который означал, что пора начать убивать тутси. Почему это оказалось действенным?
– Участниками руандийского геноцида стала основная масса хуту, для которых он превратился в «общенародное дело». Проблема заключается в культуре Руанды. Она касается, конечно, не только хуту, но и тутси.
Прежде всего, культура руандийцев – это культура глубокого подчинения. Руандийцы привыкли повиноваться властям. Было понятие «обязательный труд» («умуганда»), он же был введен как повинность во время правления Хабьяриманы в начале 1980-х годов.
Люди шли убивать, как шли на субботник, как шли исполнять обычное дело. Если человеку говорили «убивай», и говорил ему это руководитель секции или бургомистр, то человек это и делал.
Другая проблема, связанная с тем, можно ли было отказаться участвовать в геноциде. Мог ли простой хуту сказать: я не буду участвовать в геноциде, потому что я против этого? Факты показывают, что сделать это было действительно очень сложно.
Меня это интересовало – как ведет себя отдельный человек в таких условиях. Потому что очень мало кто знает, как поведет себя в таких обстоятельствах. Мне показалось очень важным назвать хуту, которые помогали тутси. Их было немного, но такие люди были.
«Если бы я не была христианкой, покончила бы с собой или взялась за оружие»
«Несмотря на яростную пропаганду и насилие, – писал корреспондент The New York Times Реймонд Боннер, – узы верности и дружбы сохранились между хуту и тутси. Здесь, в Руганде (селение на границе с Заиром), одна семья хуту укрывала с апреля сначала 30, а теперь 8 тутси, в основном детей, чьи родители были убиты.
«У меня не было проблем с тутси; они были моими соседями, а я – христианка», – сказала Анн-Мари Мукарукака… Другие хуту в Руганде знали, что в доме Мукарукаки прячутся тутси, но они не выдали их. Анн-Мари даже сообщила об их нахождении местным властям, которые состоят исключительно из хуту.
Для этих крестьян принадлежность к хуту или к тутси никогда не была важна».
Соседка Денизы из Кайензи укрыла ее после того, как та была изнасилована и искалечена интерахамве. «<Она>, – рассказывает Дениза, – взяла меня и лечила средствами традиционной медицины. Я оставалась у нее около месяца, пока не смогла ходить. Все это время она прятала меня и помогала мне».
В столичном квартале Ремера соседи Мари Мушонганоно, хотя и отказались из-за страха приютить ее с мужем и двумя малолетними близнецами, однако в течение нескольких дней «прикрывали» их, говоря регулярно приходившим солдатам, что те покинули свой дом.
Позже одна супружеская пара все же предоставила им кров, но на следующий день поплатилась за это жизнью; тогда же был убит муж Мари. Тем не менее, друзья спасли ее с близнецами; один из них, бельгиец, довез их до границы с Бурунди и заплатил чиновникам пограничной службы 5100 долларов, чтобы им разрешили покинуть Руанду.
Были священники, которые помогали своим прихожанам, как, например, служитель епископальной церкви Симеон Нзабахимана в Кибуйе, который прятал в своей ванной комнате восемь девушек тутси, постоянно рискуя собственной жизнью во время периодически повторявшихся обысков».
«Практически всегда хуту, помогавшие тутси, делали это тайно. Однако известен случай, когда такая помощь была открытой и даже демонстративной.
Поль Каманзи, торговец из коммуны Мухази (Кибунго), потрясенный происходящим вокруг него, делал все, что было в его силах, чтобы помешать массовым убийствам. Он сообщал местным тутси о намерениях интерахамве [вооруженное ополчение хуту], искал для них безопасные убежища, укрывал некоторых из них в своей лавке.
Он порвал отношения со своими соседями и со своей семьей, прежде всего со своими братьями, активно участвовавшими в «охоте» на тутси. Каманзи просил о помощи собственного отца, когда же тот отказал ему, он, не желая иметь дело с убийцами или теми, кто не противостоит им, присоединился к тутси, укрывшимся в коммунальном офисе Мухази и погиб 15 апреля во время резни, которую устроили там солдаты президентской гвардии, коммунальные полицейские и интерахамве».
– Вторая черта руандийской культуры – это «культура насилия». Они считали насилие легитимным способом разрешения проблем и, соответственно, самым простым. Наконец, руандийскую культуру с полным правом можно назвать культурой страха.
Многие пишут о том, что тутси были готовы к тому, что их убьют, что они покорно шли на смерть, они могли сказать: ну вот подождите, вы меня убьете, только вот не при детях.
То есть многие тутси были уже психологически готовы к тому, что с ними произойдет, они заранее считали себя жертвами. Конечно, не все.
Были случаи, когда тутси пытались организовать вооруженное сопротивление. Однако в подавляющем большинстве случаев стратегия выживания тутси – попытаться спрятаться или убежать. Это также способствовало массовому геноциду.
Вы идете в поле, например, истреблять грызунов, и вы идете в поле искать там тутси и убивать их. Фактически разницы для многих хуту не существовало.
Что происходит на холме?
– Был ли обычному руандийцу понятен масштаб происходящего?
– Для обычного крестьянина имело значение только то, что происходит в его общине, на его холме. Почему именно так действовал человек, это другой вопрос. Ведь очень многие люди, когда их опрашивали потом, говорили: нас попутал дьявол, мы не осознавали того, что мы делаем.
Но тутси, которые спаслись, говорили: мы никогда не видели во время геноцида, чтобы какой-то хуту пытался остановить других, призвать к спокойствию. Мы видели, как они в массовом порядке с готовностью шли и убивали нас.
На уровне отдельной общины обычный хуту не осознавал, что это происходит в рамках всей Руанды. Хотя, безусловно, он осознавал, что они совершают какое-то общенациональное дело защиты.
С помощью СМИ режиму удалось убедить людей в том, что каждый тутси – потенциальный враг, что он потенциальный боец этого самого РПФ, который наступает. Националистической пропаганде удалось убедить людей в том, что эти убийства – массовый ответ народа на те преступления, которые творят боевики. Это не только как бы коммунальная работа у нас в общине, но и, так сказать, общенародное дело.
– Чтобы напасть на тутси, хуту должны были почувствовать себя жертвами?
– Безусловно. Повторю: до геноцида и после него очень многие хуту считали, что они защищаются. Что их, этническое большинство, пытаются лишить власти. И, более того, что их хотят всех убить. СМИ создавали образ тутси-врага, происходила их демонизация и дегуманизация.
«Трудно представить, что в условиях геноцида человек, не занимавший никаких официальных постов и не обладавший никакой властью, мог спасти большую группу тутси и оппозиционеров хуту.
И, тем не менее, мы знаем о таком человеке. Это хуту Поль Русесабагина, назначенный в те трагические дни временно исполняющим обязанности менеджера отеля «Миль колин» и Отеля дипломатов, находившихся в центре столицы и принадлежавших бельгийской компании «Sabena Airlines».
«В 10 часов утра [13 мая] к Русесабагине пришел сотрудник руандийской военной разведки лейтенант Ирадакунда, которого он знал совсем немного, и между ними состоялся следующий разговор:
– «Послушайте, Поль, – сказал лейтенант. – Мы собираемся напасть на вас сегодня в 16:00».
– Кто? – спросил я. – Сколько их?.
– Я не знаю подробностей.
– Они придут, чтобы убить, или они придут, чтобы очистить отель.
– Я не знаю подробностей. Не спрашивайте меня, что делать. Но я говорю вам это как друг: в 16:00.
И с этими словами он повернулся и ушел».
После
– Что происходило с памятью о геноциде после 1994?
– Новые руандийские власти приняли ряд мер для того, чтобы не допустить повторения этой трагедии. Прежде всего через просвещение, реализацию различных образовательных программ.
Были созданы летние лагеря, так называемые лагеря солидарности, в которых руандийцы изучали историю. В них они стремились понять причины исторического раскола, научиться тому, как бороться с геноцидной идеологией.
В другой программе участвовали молодые политики, активисты общественных движений, женщины, молодежь – их учили, как помогать людям, пережившим психологическую травму, умению разрешать и предотвращать конфликты. Проводились специальные семинары, даже общенациональные саммиты по вопросам руандийской истории и преодолению этнического раскола в стране.
Кроме того, были переработаны обычных школьные программы, прежде всего по истории. Другой вопрос – насколько все эти усилия оказались эффективными? Опросы показывают, что эти программы очень успешны.
Однако если вы окажетесь в Руанде, то с вами в большинстве случаев не захотят говорить о событиях 1994 года. Люди не хотят об этом говорить. В Руанде все-таки не демократический режим. И, на самом деле, что скрывается за этим молчанием, неизвестно.
Безусловно, существуют оценки в СМИ. Стало общенациональной традицией поминание жертв геноцида, но это не дискуссия. Это уже некая определенная точка зрения.
Руандийские власти после геноцида начали политику ликвидации этнических различий.
Не существует никаких хуту, не существует никаких тутси. Существует единый руандийский народ.
Нельзя нигде в официальных документах фиксировать, что ты «тутси» или «хуту». Ни в удостоверениях личности, ни в каких-то административных документах. Эти термины запрещено использовать. Любые обсуждения, которые способствуют этническому расколу – это уголовное преступление. Любой спор на эту тему можно подвести под статью.
