Ювенальные технологии, ювенальная юстиция – эти слова звучат для россиян пугающе. Что и понятно: терять своих детей не хочет никто, а события показывают, что такая угроза есть, и связана она, по мнению многих, как раз с «ювенальными» новшествами. И вроде как, все здесь ясно: заговорили о введении ювенальной юстиции – и тут же стало известно о случаях, когда ребенка отбирали по нелепым причинам. Теперь еще приняли в первом чтении Закон о патронате, дающий новые возможности для изъятия детей. К тому же, ЮЮ мы заимствуем из заграницы, что усиливает опасения.
Правда, эта же заграница наши опасения разделяет и очень советует строить свою собственную систему – с учетом российских реалий. Закон о патронате раскритиковали сами же «ювеналы» – во всяком случае, согласия по этому поводу среди них нет. Да и сама ювенальная система в России еще не построена, так что обвинять ее в уже существующих проблемах нельзя. Правда ли она так опасна ювенальная система, и какая альтернатива у нас есть?
В центре внимания
В программу Года Германии в России (2012-2013) включены мероприятия разных направлений. В том числе – проект «Детство под защитой: российско-германский обмен опытом в области ювенальных технологий». Опытом участники обменивались в ходе краткосрочной стажировки российских специалистов – в Германии (в земле Северный Рейн-Вестфалия) и серии рабочих встреч и круглых столов с участием немецких специалистов в Москве. 19 октября на конференции «Психология и право в современной России» в Московском городском психолого-педагогическом университете подводились итоги проекта. Встречу российских и немецких участников в формате телемоста вела кандидат психологических наук Римма Чиркина – и.о. заведующей Научно-исследовательской лаборатории Ювенальных технологий, доцент факультета юридической психологии МГППУ.
Вуз выступил организатором и главным участником проекта с российской стороны. Одной из задач проекта является формирование адекватного общественного и профессионального интереса к развитию в России ювенальных практик, доказавших свою эффективность как в российской, так и в немецкой системе социально-психологических сервисов.
Большой доклад сделали сотрудники центра «Перекресток» МГППУ («центр поддержки растущего поколения»). Они рассказали о помощи «сложным» детям и их родителям, о том, что в Германии такими проблемами занимаются «кейс-менеджеры» – чиновники ведомства по делам детей, непосредственно работающие с семьей и объединяющие вокруг нее и педагогов, и социальных работников. И об индивидуальном подходе как одной из главных «технологий» в работе такого специалиста: кого-то «отрезвит» помещение подростка в арестный дом, а кому-то помогут семейные обеды, организованные кейс-менеджером, чтобы сделать домочадцев ближе и дружнее.
Кандидат психологических наук и доцент МГППУ Людмила Карнозова сопоставила системы наказаний, а точнее – системы реагирования на правонарушения несовершеннолетних в России и в Германии. Об этом на конференции вообще говорили много: как наказать несовершеннолетнего так, чтобы это отбило желание совершать преступления, но не испортило его будущее?
В Германии с этим работают специальные социальные службы по сопровождению несовершеннолетних, нарушивших закон, в тесном взаимодействии с молодежными судьями и прокурорами, уполномоченными как освобождать провинившихся от наказания (в случае раскаяния и примирения с жертвой), так и заключать в арестный дом (до 4 недель) тех, кто многократно совершал преступления.
Между этими мерами огромный спектр воспитательных санкций – разного рода работы на нужды общества, тренинги, образовательные курсы, участие в проектах и пр. Но даже в случае ареста ребенок сможет учиться, ходить в школу, куда, кстати, не передадут никакую информацию о правонарушении. Впрочем, ее не передадут никуда. А это значит, что о «трудном прошлом» подростка никогда не узнает ни сосед, ни одноклассник, ни потенциальный работодатель. Только родители.
И, наконец, для случаев особо серьезных преступлений есть и то, что называется наказанием, в том числе лишение свободы – реальное или условное. И в местах заключения подростки учатся, но получают при этом обычные дипломы об образовании, ничем не выдающие, где именно его получили. Главное в системе реагирования на правонарушение несовершеннолетнего состоит в решении двуединой задачи: дать ему обратную связь о вреде и недопустимости совершенного им поступка и в то же время никак не повредить дальнейшей нормальной социализации.
Еще речь шла о методах психотерапии для молодых нарушителей, о родном фольклоре в воспитании детей мигрантов и о многом другом. Только лишение прав и другие ограничения для родителей почти не вспоминали. Получалось так, что изъятия и лишения – совсем не в центре внимания «ювенальщиков». Упоминали их, только говоря о проблемах, в том числе о том, почему в России боятся ЮЮ. Это российские специалисты вынуждены были объяснять коллегам, для которых такое отношение было новостью. «У нас детьми занимаются органы опеки и попечительства, – сказала заведующая кафедрой Юридической психологии, доктор психологических наук Елена Дозорцева, – а они могут только прийти и изъять ребенка, а вот помочь семье – пока нет».
Вопрос применения
Действительно, антиювенальные настроения в России связаны с этим горьким опытом: пришли и забрали, а уже потом, может быть, начали разбираться. «Но ювенальной юстиции в России еще нет, – напоминает Римма Чиркина, – а детей все равно изымают, и не всегда обоснованно. То есть, опасность – не в ювенальных технологиях. Наоборот, смысл их внедрения в том, чтобы была возможность помогать проблемным семьям, а не забирать из них детей, как делается сейчас, когда других механизмов почти нет.
В тех случаях, когда ребенка все-таки забирают, могло бы пригодиться временное изъятие. Оно уже у нас используется – например, когда мама в больнице, а больше в семье никого нет, по ее заявлению ребенка на время могут поместить в приют. Можно было бы расширить эту практику. Или с лишением родительских прав – у нас, если родители не справляются, то их лишают прав полностью. А можно ограничивать права опционально, как это принято в Германии: в этом не справляетесь – вмешивается соцслужба, но в остальном вы полноценные родители».
Правда, печальные истории с разбитыми семьями бывают и там, где эти механизмы есть. Франция, Финляндия – мы много слышали о русских семьях, пострадавших в этих странах, но нашими соотечественниками дело там не ограничивается. Как быть с этим?
«А это уже вопрос применения как законов, так и самих ювенальных технологий, – считает Римма Вячеславовна, – во Франции, в Финляндии система ориентирована, можно сказать, на репрессии в отношении семьи. В Германии это не так. Хотя в разных землях работа ведется по-разному, в целом ФРГ отличается скорее либеральным отношением к провинившимся подросткам и очень терпеливым и вариативным отношением к семьям.
Но охват проблемных семей там на порядок больше, чем у нас. Также как и выявляемость и фиксация правонарушений несовершеннолетних. Даже такие мелочи, как, например, препирательства подростка с контролером автобуса, могут рассматриваться судом. Поэтому немецкие коллеги предостерегают нас от того, чтобы мы заимствовали у них систему.
Нужно заимствовать опыт, смотреть конкретные технологии, но систему надо выстраивать по-своему. И здесь как раз важно общественное обсуждение, участие людей разных взглядов». Материалы проекта с описанием опыта работы и технологий, применяемых у нас и в Германии, будут обобщены сотрудниками МГППУ и размещены в свободном доступе в электронном журнале «Психология и право» и электронном сборнике проекта на сайте университета. Это будет одним из основных результатов проекта – расширение арсенала идей и технологических решений для специалистов, работающих с детьми в трудных и юридически значимых ситуациях.
А «Ювенальные технологии» – кстати, понятие довольно широкое . Это работа с семьей в целом, и далеко не всегда «в защиту» ребенка от всех и вся. Чаще – в помощь родителям в контроле над тем же ребенком. Как говорит Римма Чиркина, «Ювеналы не собираются запрещать родителям ограничивать свободу детей. Наоборот, мы учим их правильно устанавливать ограничения так, чтобы это было понятно и полезно. Православные люди, считающие ювенальные технологии злом, сами же их и применяют, когда проводят работу в поддержку семьи, или хотя бы создают кружки, какие-то детские объединения».
Да, ювеналы идут к семьям не только с пряниками, но и с кнутом. Где-то придется применить санкции, где-то и забрать ребенка – так же, как органы опеки забирали их раньше, двадцать и тридцать лет назад, когда о ЮЮ не было и речи. И здесь как раз нужен тот самый индивидуальный подход. Если, конечно, он не превращается в произвол. Но это уже не относится к ювенальным технологиям как таковым, с произволом нужно бороться в любом случае: «Мы и сейчас видим, что ребенка забирают из семьи только за отсутствие ремонта в доме, одновременно оставляя других детей с психически больной матерью, которая даже забывает их покормить. Это происходило на глазах десятков людей живших по соседству. Службы деликатничали с мамой до тех пор, пока она не выбросила малышей с балкона».
Угрозы, кажущиеся и реальные.
Получается, что ювенальные технологии не так уж и страшны, что это всего лишь новая форма того, что было всегда. Система, объединяющая все виды взаимодействия с семьей – разнообразную помощь, контроль, санкции, если таковые требуются… Видимо, так и есть.
Появляется мысль, что ювенальная система – это такая усовершенствованная «опека», которая может не только отобрать и покарать, но и оказать помощь, поучаствовать в жизни семьи. Поэтому иметь дело с такой «опекой» будут не только опасные и неблагополучные родители (или те, кого такими посчитали) но и все, кто нуждается в помощи и даже сам об этой помощи просит.
Другое дело, что у нас, как всегда, нет никаких гарантий. Где гарантия, что люди, призванные помогать семьям, не станут «от греха подальше» просто отбирать всех детей подряд? Или что они не начнут командовать, вмешиваясь туда, где участие посторонних совсем ненужно? А кто может обещать, что если мы примем ЮЮ, то у нас не сложится ювенальная система худшего образца, где вообще семья будет виновата и опасна априори? Конечно же, никто. Вопросы остаются открытыми.
И еще один момент. Говоря о ювенальных технологиях, мы постоянно смотрим на заграницу. Неважно, хвалим мы ЮЮ или ругаем, но ориентиром в этом чаще всего выступают другие страны. Вот, и «Детство под защитой» – это проект года Германии. И есть здравое опасение, что мы позаимствуем что-то, что нам категорически не подходит. Или с чем-то поспешим. Поэтому немцы сами не советуют копировать у них всю систему. Но суть останется той же, а вот условия у нас все равно будут другие.
Новый механизм в любом случае будет ставить семью в зависимость от профессионализма и добросовестности «ювенального работника». Хорошо, если таких работников воспитано уже не одно поколение. А если вашу судьбу решает неопытный первопроходец? А вдруг этот первопроходец еще и работает в недостроенной системе, и у него, как на зло, по-прежнему только один инструмент – изъятие? Ну, не все же делается сразу – частичного лишения прав еще нет в законах, а столовую для семейных ужинов не открыли! Да и самому проще как-то пользоваться привычными методами…
Не выбрать большее из зол
Так что, пытаться не допустить в Россию ювенальные технологии и призывать к этому окружающих – это здоровая реакция тех, кому уже пришлось бороться за своих детей. И тех, кто боится с этим столкнуться. Но ведь ювенальной юстиции на уровне государства у нас еще нет. Значит, страдают люди от чего-то другого – в том числе от того, что прежняя система устарела, а мы ее никак не обновляем.
В то же время, какие-то зачатки ЮЮ в России уже появляются. Но анти-ювенальщики предпочитают критиковать и противодействовать им, не пытаясь вмешаться в процесс их формирования, не требуя какого-то контроля над ними. И зря, ведь именно те, кто понимает возможные угрозы ювенальной системы, могли бы помочь их предотвратить. Римма Чиркина подчеркивает: «Анти-ювенальщики полезны тем, что они не дадут новой системе скатиться в какие-то крайности. Но для этого нужен диалог. И надо, чтобы противники ЮЮ знали, что их опасения понимаем и мы, «ювеналы», во многом с ними согласны и готовы к сотрудничеству. Например, нам тоже проект нового Закона о патронате кажется не во всем приемлемым. Его специально изучала Людмила Михайловна Карнозова, выступавшая на нашей конференции. У нее к этому законопроекту много претензий, и именно потому, что он своими размытыми понятиями делает критерии и процедуру изъятия юридически невнятной, а потому семья может оказаться беззащитной».
Наверное, такой диалог, правда, был бы самым безопасным и эффективным из того, что мы можем сделать. Если мы будем и дальше кричать о том, как опасна ЮЮ, то ее построят без нас. Возможно, в ней воплотится то, чего мы сейчас боимся. Но тогда мы уже окажемся перед фактом. И, видимо, не надо надеяться на то, что ЮЮ в России так и не появится.
Бывают новшества, противиться которым бессмысленно. Вот, до XVIII века в России не существовало государственных сиротских учреждений – всех сирот разбирали родственники или соседи. Потом люди стали другими, изменилась семья, и сирот пришлось опекать государству. Сейчас времена опять изменились. Дети часто оказываются в сложном положении не по вине своих родителей, а родители не всегда могут им помочь. Что может сделать государство?
По классическому сценарию – сначала не вмешиваться, а потом, если все по-прежнему плохо, забрать «пострадавшего» под свое крыло. Возможно, насовсем. Сейчас специалисты предлагают другие варианты, разные виды помощи. И чтобы эта помощь не оборачивалась во вред, нужна четкая, прозрачная система. И, конечно, контроль над этой системой со стороны всех заинтересованных лиц. Появляется вопрос, как будет осуществляться этот контроль, кто нам вообще его даст, и кто такие «мы» – родительские организации, общественники, просто верующие? Но это уже другая тема и, конечно, другая цель – не разрушить новое, а принять в нем участие так, чтобы оно приносило только пользу.
Проект «Детство под защитой: российско-германский обмен опытом в области ювенальных технологий» спонсирован из средств Года Германии в России 2012/13.
