Инна Пасечник, психолог фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». Фото с сайта otkazniki.ru
Спасая мир – не покалечься
— В широком сознании бытует мнение, что волонтер от своей деятельности должен получать огромное удовольствие, что эта работа окрыляет. Почему здесь начинаются разговоры о психологической безопасности, супервизии и прочее?
— Наверное, нужно сразу сузить тему, потому что истории бывают разные. Одно дело, когда волонтер, скажем, едет восстанавливать монастырь. Другое, — когда происходит общение с людьми, конкретно – детьми. То, о чем я буду говорить, основано именно на опыте нашего фонда, а мы много занимаемся как раз волонтерством и сопровождением волонтеров.
Да, волонтер идет «нести добро», но, если он при этом не подготовлен, добро оборачивается злом для всех – и для него самого, и для тех, кому он намеревался это добро причинить. И, если говорить совсем конкретно о помощи детям-сиротам в сиротских учреждениях, вопрос о подготовке волонтера стоит особенно остро.
Дети из детдомов имеют очень непростую историю жизни. Она откладывает сильный отпечаток на то, как они формируются эмоционально и психически. Причем под «эмоциональным» я имею в виду конкретно эмоциональные трудности, а под «психическим» — познавательное развитие и особенности коммуникации. Если все это не учитывать, травмироваться можно уже от самой первой картины, которую ты увидишь.
Например, вдруг выясняется, что ребенок, которому биологически – двенадцать лет, интеллектуально развит лет на шесть, а эмоционально – вообще непонятно, на какой возраст, потому что у него еще куча всяких травматических проявлений. Уже это рассогласование ожидаемого и реального может травмировать неподготовленного волонтера. Кроме того,
поведение со стороны детей-сирот в отношении волонтеров бывает агрессивным. Они могут жестко отвергать, либо использовать и манипулировать; встречаются и кражи вещей у волонтеров.
Все это происходит не потому, что они кому-то желают зла. Просто, если до детдома они были в неблагополучной среде, то, естественно, научились вести себя так, чтобы в этой среде выжить. Они не делают скидку на то, что обстоятельства поменялись, что эти люди хотят добра.
Провокационное поведение – это вообще беда, с которой часто сталкиваются волонтеры. К нему не подготовлены даже взрослые, но у них хотя бы есть жизненный опыт – ресурс, на который они могут опереться. Человека же совсем «свеженького», с «розовым» взглядом на мир столкновение с такой действительностью может просто разрушить.
Больше всего любой ребенок хочет в семью, поэтому любой волонтер очень быстро услышит вопросы: «А когда ты возьмешь меня к себе?» «Ты будешь меня усыновлять?» «Где моя мама?»
От них даже опытный волонтер часто испытывает душевное волнение.
И здесь мы сталкиваемся с необходимостью супервизии, потому что люди начинают думать о том, что этого ребенка надо срочно взять к себе, не имея при этом ни условий, ни моральных сил для усыновления или опеки.
Резонанс вместо отстройки
— Какие психологические проблемы могут обостриться, если в качестве волонтеров приходят подростки?
— Волонтер, который приезжает в сиротское учреждение, должен быть личностно устойчив: должен помнить, кто он, каковы его моральные принципы, и зачем он сюда пришел. Профессиональной позицией волонтера относительно тех детей, к которым он пришел, должно быть состояние старшего друга, который что-то знает об этой жизни, и при этом достаточно тепло общается с ребенком.
Именно профессиональная позиция позволяет не вестись на провокационное поведение детдомовца – вспышки агрессии, резкое отвержение, когда ребенок вдруг перестает общаться.
Именно она позволяет не сбиваться на то, что сейчас волонтер дать ребенку не готов – например, усыновить. Отсюда следует, что волонтер должен быть зрелой личностью.
Подростковый возраст характеризуется тем, что молодой человек ищет себя в этой жизни, расставляет свои приоритеты, у него еще не созрела ценностная иерархия, и это нормально. Но, когда мы говорим с подростками, все время сталкиваемся с тем, что они сверяются с реальностью: его представления о мире соответствуют реальности или нет?
Когда такой неустоявшийся подросток приходит к эмоционально еще более шатким, его неустоявшиеся представления начинают рушиться.
В худшем варианте это может обернуться дурной компанией. В менее жестком случае подросток выходит из такого контакта абсолютно дезориентированным: он не знает, где правда, а где – ложь, что хорошо, а что – плохо.
В результате может получиться такой воинствующий субъект, который будет действовать по принципу «куда шатнет»: может начать злоупотреблять вредными веществами, может пойти защищать всех от несправедливого мира. Например,
в самом детском доме подросток-волонтер может начать вести какие-то жесткие переговоры с администрацией, органами власти, чего-то «добиваться», «реформировать».
Чтобы не было: стенка на стенку
— Как этого избежать? Значит ли это, что подростков нельзя привлекать к «контактным» видам волонтерства?
— Я бы не утверждала этого так категорично. Но, во-первых, для подростков нужно проводить обучение. Они должны понимать, с кем они имеют дело; даже если они этого сходу до конца не поймут, то будут хоть сколько-то предупреждены. Это должно быть серьезное обучение, в ходе которого подросткам разъясняют смысл термина «нарушение привязанности» и основных механизмов, из-за которых эти дети сформировались именно так и так себя ведут. Второе:
у подростков-волонтеров обязательно должен быть взрослый сопровождающий.
Это такие устойчивые взрослые люди, которые будут следить за тем, что происходит. Если в какой-то момент они увидят, что что-то пошло не так, то будут просто выцеплять юного волонтера, приводить его в чувство или, например, временно выводить из процесса, пока тот не восстановится.
При этом у юных волонтеров не должно быть покровительственной позиции по отношению к подросткам-сиротам.
Верная позиция — не «наставничество», а «создание здоровой среды сверстников».
Можно устраивать общение подростков с детьми помладше. При этом не будет, по крайней мере, такого дурного влияния, о котором мы говорили выше. Это будут, скорее, старшие дети, которые умеют играть с младшими. Пожалуй, этот способ общения – более здоровый, при нем будет меньше контактов одного несформировавшегося мира с другим.
— А насколько это корректно делать на территории детдома? Мы ведь сейчас фактически вывозим волонтеров на «чужую территорию» и ждем, что они начнут демонстрировать там «правила игры».
— Думаю, если это младшие дети, то встречу можно устраивать на территории детского дома. При взаимодействии с подростками, лучше, если обитатели сиротских учреждений тоже вынуты из своей среды. Можно это делать на какой-нибудь нейтральной территории – например, футбольный матч. Причем со смешанными командами, чтобы это не было стенка на стенку: «домашние против детдомовцев».
Но даже в случаях, когда мы старших отправляем к младшим, волонтеров надо обучать. И еще очень важно, чтобы это были стабильные команды, которые приезжают регулярно. Однократный «праздничный» заезд ничего не даст, а может даже и ухудшить ситуацию – потому что мы ничего не сделали, чтобы показать: в этом мире существуют стабильные люди. Единоразово устроенный праздник только укрепит детдомовца в позиции иждивения.
Отбор волонтеров
— Бывают ли люди такого склада, которых даже в ситуацию «старшие к младшим» возить не стоит?
— Сейчас все организации, которые работают с волонтерами, ездящими в детские дома, отбор проводят очень тщательно. С одной стороны, чтобы устанавливать контакт с незнакомыми людьми, нужны хорошие коммуникативные навыки, но в то же время нужна устойчивость: достаточная уверенность в себе, четкая жизненная позиция, достаточная устойчивость к стрессу.
Я везде говорю «достаточная», потому что понятно: идеала нет. Но в любом случае
это не должен быть мечущийся невротик, который сам страдает по любому поводу, никак не может отстроить свою жизнь, понять, что хорошо и что плохо, который сам переживал, например, ситуации травли в школе.
Таких людей, особенно со свежими, непроработанными жизненными травмами, среди волонтеров быть не должно.
— Но ведь люди, вышедшие живыми из травли, как раз наиболее эмпатичны. Они всем сочувствуют, потому что сами побывали в этой шкуре. А тут выясняется, что из волонтеров их надо гнать.
— Бывает два типа людей, которые вышли из травли. Один – про который говорите вы. И тогда речь идет о том, что опыт травли пережит, интегрирован и человек должен снова почувствовать свою значимость. Потому что если он будет кому-то неконтролируемо сочувствовать, то попросту не сможет отстоять свои границы.
Увы, поскольку дети из детдомов – асы в манипуляции и «разведении» мирного населения на свои блага, то у травматика больше опасности быть использованным.
Он будет приносить им свои деньги, покупать телефоны, они будут рассказывать ему, что голодают. Они «поимеют» его не только эмоционально, но и материально, просто разорят.
И делать это они будут не потому, что они – негодяи; просто в их системе мира это – нормально: на всякие блага они пробуют развести каждого вновь пришедшего. И опыт того, что приезжают разные люди, задаривают их подарками, а потом исчезают, у них распространен.
Другие люди, которые выходят из травли живыми, напротив, становятся очень черствыми. Они могут быть склонны добиваться власти за счет других. И тогда он едет в детский дом доказать свою крутизну. Но это совершенно не нужно детям, которые и так неважно учатся в школе и получают мало любви.
Если придет очередной нарцисс и будет за их счет самоутверждаться, пользы им это не принесет.
А поскольку в детском доме вполне могут найтись «бóрзые» подростки, этому нарциссу очень быстро покажут, кто тут главный.
О великой и чистой любви
— Еще сложный вопрос: что делать, если между волонтером и детдомовцем возникают романтические отношения?
— Это очень сложно. Основная особенность подросткового возраста – это переживание романтической влюбленности, и ради нее подростки готовы на всякие безумства. Причем дети из хороших семей, как правило, менее осведомлены о сексуальной стороне жизни, менее подготовлены к взрослым половым контактам. Грубо говоря, девочка из детского дома гораздо больше знает о сексуальной стороне жизни, пусть даже и в извращенной форме.
— Ну, у нее, как минимум, было время этим интересоваться, а если у подростка четыре репетитора в неделю, у него контакт с собственным телом-то иногда нарушен…
— Вот и представьте, что происходит с восемнадцатилетним мальчиком-ботаном, когда он встречается с четырнадцати- или пятнадцатилетней барышней из детдома, которая пышет здоровьем.
Тут на самом деле возможен «срыв крыши», после которого ситуация станет неконтролируемой. И вполне возможны кошмарные истории вплоть до побегов. Не говоря уже о том, что, если парню восемнадцать, у него вообще-то есть юридическая ответственность. Не будем фантазировать, но как психолог я сталкивалась с очень разными историями на эту тему. Потому так обязательна супервизия.
Работа после визита: супервизия и телефонные контакты
— Даже опытных волонтеров мы часто собираем в супервизорские группы, особенно после первых поездок. И конечно нужен опытный человек, чтобы пообщаться с новенькими.
В базовых курсах волонтеров знакомят с «теоретической» частью, но после детдома мы снова проходимся по тем же вопросам: что делать, если ребенок спрашивает: «Когда ты возьмешь меня домой?» и так далее. И приходится обратно этих волонтеров отстраивать, чтобы они могли держать границы общения с ребенком.
— Что делать с контактами после поездки? Все же обмениваются телефонами. С одной стороны, хорошо. С другой, надо ли этот момент контролировать?
— То, что дети начинают потом звонить, — это нормально. Но волонтеру неплохо бы заранее понимать свой временной ресурс. То есть, если я, например, не могу общаться в течение недели, лучше об этом прямо сказать сразу, чем бесконечно скидывать эти звонки. И эта договоренность должна быть установлена с самого начала. Второй момент:
волонтер должен быть готов к тому, что ребенок из детского дома может звонить и рассказывать, какая у него ужасная жизнь, и как ему срочно нужны деньги.
Когда ты находишься с человеком рядом, то можешь как-то соотнести рассказы с окружающей обстановкой. А по телефону очень хочется сразу бежать и спасать.
И здесь опять бывают всякие необдуманные истории, когда волонтер начинает призывать милицию, администрацию детского дома, а потом выясняется, что ребенок все придумал.
Опять же, по телефону проще разводить на деньги, потому что «позвонила кровная мама, а я не могу перезвонить…» И волонтер должен очень четко понимать, что любая денежная помощь в этой ситуации вредна.
Для того, чтобы уменьшить опасность от таких ситуаций, с волонтером неплохо бы даже заключать договор, в котором заранее проговаривать:
сколько времени он готов тратить на волонтерскую помощь, что он должен посещать детский дом регулярно. Что во всяких резких ситуациях он, прежде всего, обращается к супервизору.
Но на самом деле звонки из детского дома – это прекрасно. Потому что в идеале так волонтеры становятся наставниками. А наша задача – обеспечить ребенка контактами, на которые он мог бы опираться после того, как выпустится из детского дома. Чтобы у этого ребенка был телефон человека, которому можно позвонить и спросить, что делать в той или иной ситуации.
Оформляем волонтерскую поездку – юридически и структурно
— Как волонтерская работа оформляется юридически?
— Мы стараемся сотрудничать с людьми, достигшими совершеннолетия. Только в этот момент человек способен нести полную юридическую ответственность, а значит, мы предполагаем, что он может отвечать за свои действия в широком смысле слова.
Но вообще тот договор, который мы заключаем, имеет не столько юридическое, сколько человеческое значение.
Когда подписывается некий документ, ты начинаешь понимать, что занимаешься серьезным делом.
Если же мы берем несовершеннолетнего волонтера, то автоматически есть старший, который в этой ситуации несет ответственность за него и за всю ситуацию, поскольку мы как фонд еще за одного ребенка отвечать не готовы. При этом супервизор, вывозящий группу, очень похож, например, на учителя, вывозящего класс на экскурсию. Учитель же несет ответственность за детей и за всякие происшествия с группой.
— Как велики обычно выезжающие группы и на сколько людей приходится супервизор?
— Думаю, одного взрослого примерно на шесть вменяемых и сознательных подростков. Это – тот формат, когда при условиях хорошего контакта можно более-менее за всеми уследить. Хотя, конечно, если волонтер едет в детдом с целью совершить какую-нибудь глупость, он совершит ее независимо от пригляда.
Плюс – это тот размер группы, с которым потом можно за пару часов обсудить все, что было, собрать обратную связь и, при необходимости, вправить мозги. То есть, возить двадцать неконтролируемых подростков в детдом – смерти подобно. Пятнадцать – тоже много. П вот шесть – проверенное оптимальное число.
