За этот год я поняла главное, что онкологический диагноз дал мне возможность взглянуть на жизнь по-иному. И я готова повторить кощунственную с точки зрения гедониста мысль, которую, кажется, уже неоднократно произносила: «Болезнь научила меня быть счастливой»
08 апреля
У нас со Светой сегодня юбилей. Ровно год назад, восьмого апреля мы с ней впервые увидели друг друга около кабинета моего хирурга. И потом полгода были почти неразлучны. Вместе проходили в качестве подопытных испытания нового препарата, вместе ежедневно сдавали кровь, вместе весело хихикали на сеансах химиотерапии, вместе обзванивали аптеки в поисках препаратов. Помню, вены уже тогда у нас совершенно отказывались работать (потому что частые уколы ещё никому не были на пользу), но подопытных, как известно, редко спрашивают об их желаниях и возможностях.
А потом нас развели по разным врачам. Я ушла к своему любимому хирургу, а Света так и осталась в Железнодорожной больнице. Мой первый лечащий врач из Железки до сих пор периодически спрашивает у Светы: «Ну, как там ваша подружка?». А мы со Светой по-прежнему созваниваемся почти каждый день. «Так, – иногда начинает разговор Света с серьёзных тем, – расскажи-ка, что мне там прописали?» и зачитывает по телефону каракули врачебного почерка. В отличие от меня, Света изначально твёрдо решила, что не будет читать медицинских книг и лазить в поисках информации по просторам интернета. Её формулировка проста «Врачи должны меня лечить, а я должна лечиться». Но иногда и её разбирает любопытство: а что же там они снова понапридумывали, и тогда она и задаёт эти серьёзные вопросы мне.
«Мне начинают седьмую химию», – сказала месяц назад мне Света. Впрочем, я тогда уже писала об этом. И даже ругалась на онкологов страшными словами. Потому что за неделю до этого назначения Свету уже отпускали на перерыв. И мы вместе строили планы, как будем приводить в порядок организмы после суровых испытаний, а Светин муж благодушно смеялся: «Повезу вас, девчонки, вместе на курорт, будете моим гаремом». И я добродушно усмехалась этим шуткам, и Света, радуясь жизни, смеялась в ответ. Но жизнь и врачи распорядились иначе.
«Так что это они мне тут напрописывали? – уточняла у меня Света, – сказали, что этого препарата в больнице нет, надо самой покупать в аптеке, вот и название написали». «Плохой это препарат, Света, – сказала я ей тогда, – эта та химия, что в народе называют платиновой. И она ещё противнее, чем наша с тобой красная». Но Света решила, что и это переживёт. Противорвотные купила она не в таблетках, а в ампулах и резво колола их сама себе то в одно, то в другое бедро. А через две недели пошли у неё по всему телу синяки. Кровь плохая. Не справляется организм с ядом. Вчера ей должны были платиновую химию повторить, но отложили из-за результатов анализа крови. Сегодня она снова сдала кровь. Завтра мы снова ждём результат. И скрещиваем пальцы на удачу, и надеемся, что врачи позволят продолжать лечение.
Созванивалась я сегодня и с Надей. С той Надей, с которой мы лежали в одной палате в период хирургического вмешательства. Все дни, что мы вместе провели в онкологической больнице, мы радовались с ней чудесной обстановке и общению друг с другом. Было приятно по вечерам тихонько пить вкусный чай из термоса, смотреть по ноутбуку заблаговременно закачанные фильмы, и устраивать фотосессии с дренажами и в бинтах. Надя тоже сегодня повторно сдавала кровь. Надя прошла пока только одну химию, но кровь её уже сопротивляется, и не хочет повторных издевательств. Ко второй химии неделю назад её уже не допустили. Завтра будет повторная попытка. И я снова скрещиваю пальцы и надеюсь, что и моей Надежде врачи позволят продолжать лечение.
За этот год я поняла главное, что онкологический диагноз дал мне возможность взглянуть на жизнь по-иному. И то, что раньше казалось важным, сейчас вполне укладывается в формулу «суета сует». И я готова повторить кощунственную с точки зрения гедониста мысль, которую, кажется, уже неоднократно произносила: «Болезнь научила меня быть счастливой». Диагноз рака щитовидки научил ко всему относится философски. Диагноз рака молочной железы подарил такие яркие краски жизни, о которых я раньше даже не подозревала. Теперь суеверно скрещиваю пальцы, потом, как умею, помолюсь за моих девчонок, и отправлюсь спать. Завтра мне снова к восьми утра в поликлинику. За прошедшие два дня я обошла такое количество врачебных кабинетов, что, кажется, я уже спокойно могла бы там жить.
24 апреля
Сегодня сдала документы на МСЭ. Именно такой аббревиатурой нынче называется та комиссия, что определяет степень инвалидности и которая раньше именовалась ВТЭК. У меня из-за этого переименования даже полнейшая путаница в голове произошла, когда я в разговоре с терапевтом всё время слышала от неё МСЭ да МСЭ и никак не могла понять, о чём она вообще говорит, и не ругается ли это она таким загадочным образом на меня. Потом, конечно, залезла в интернет и во всём разобралась.
Сбор документов для комиссии, кстати, оказался не таким уже трудным делом. Единственный совет, который я хотела бы дать заинтересованным на будущее, что подавать на комиссию лучше во время прохождения лечения, и имея на руках больничный. При этих двух условиях придётся и меньшее количество анализов сдавать, и очередь на приём не отстаивать. А так, мне после подачи документов назначили дату осмотра только на 24 мая, ровно через месяц.
Крови и мочи мне пришлось сдать втрое больше положенного. В одни и те же дни я проходила одновременно сдачу анализов для МСЭ, диспансеризацию и полугодовой обязательный для всех онкобольных осмотр, и все врачи (почему то), хотели видеть свои «личные результаты». Странно так, и совсем неэкономично. Тратились и моё время, и усилия медсестёр и врачей – при том, что все три осмотра я проходила в своей районной поликлинике. Да, да, после операции уже прошло полгода, и настало время провести первый осмотр. На УЗИ всё чисто, по анализам всё чисто, маммограмму мне делать пока ещё нельзя, рано.
Ну что же, кажется, всё протекает нормально. Единственное, что меня беспокоит, это всё растущая и растущая вширь правая верхняя конечность, как обзывают её врачи, заполняя мои медицинские документы. В общем, правая рука, то есть рука с той стороны, где была опухоль и где из подмышки удалены лимфоузлы, по обхвату уже на семь сантиметров больше левой. Это, конечно же, некрасиво. Это к тому же неприятно, потому что всё время ощущение, что в руке чувство тяжести, как будто не выпускаешь из ладони полное воды десятилитровое ведро. И это ещё мешает руке и полноценно функционировать. Пальцы сейчас так раздулись, что я даже была не в силах взять ручку, чтобы расписаться при сдаче документов на МСЭ. Но, впрочем, флеболог из поликлиники уже выписал необходимые для лечения таблетки, и пообещал отправить меня на лимфодренажный массаж. А Свете врачи отменили эти ужасные платиновые химии, и отпустили гулять до сентября. И, если пятьсот дней назад мы со Светой думали, что судьба обделила нас, оставив нам для жизни меньше положенного дней, то сейчас, в преддверии скорого лета, я искренне радуюсь: «Светка, представляешь, тебе точно гарантировали ещё не менее пяти месяцев». И Света тоже радуется, потому что наше с ней летоисчисление уже давно потеряло свою первую составную «лето-«. Мы теперь ведём жизнь не на годы, а на недели. Но при этом мы всё равно почему-то счастливы.
26 апреля
Сегодня позвонила своему любимому хирургу, доложить, так сказать, обстановку. Рассказала и о большой руке, и похвасталась, что флеболог хороший, и что скоро мне начнут массаж. А потом я услышала голос врача и поняла, что он чего-то испугался. «Подождите с массажем, – как-то очень торопливо сказал он мне, – Давайте сделаем ещё одно УЗИ и обязательно лимфосцинтиграфию». Что такое сцинтиграфия я уже знаю, это когда в кровь радиоактивные изотопы вводят, помню я и то, что очередь на эту процедуру я почти четыре месяца ждала, о чём я честно доктору и сообщила. Он коротко бросил: «Через пять минут перезвоню», а я полезла в интернет. И, вот, после того, как поисковик мне выдал статьи по слову «Лимфосцинтиграфия», я тоже испугалась. В общем, если кратко, эту проверку проводят только в случае подозрения на метастазы. А при появлении метастазов, рука как раз и становится необъятно большой.
Через пять минут он, действительно, перезвонил, и я сразу же начала причитать: «Я тут уже в интернете почитать успела. Ну, Константин Юрьевич, не думаете же вы…». «Не думаю, – прервал он меня, – и ничего пока думать не собираюсь. Вот съездите, проведёте процедуру, тогда и будем о чём-то разговаривать. Записывайте адрес, в девять утра вас там уже ждут». Я ещё в течение минуты пыталась получить от него хоть какие-то успокоительные слова, но было ясно, что успокаивать он меня не собирается. Так что завтра утром меня снова накачают изотопами. А сегодня? Сегодня я позвоню Свете. В конце концов, хоть одно остаётся неизменным, только Свете я могу полностью раскрыть свои переживания и пересказать свои страхи.
