Когда-то, на заре своей христианской жизни, я прочла у митрополита Антония Сурожского такую мысль: твоя вера не может быть полной до тех пор, пока ты не встретишь человека, очевидно излучающего святость. И вот, я считаю, мне очень повезло. Я действительно встретила на своем жизненном пути по крайней мере два таких человека: первым был – в период, когда я готовилась к крещению, – о. Николай Педашенко, а вторым – незабвенная Вера Васильевна Ловзанская (1904 – 2000), в постриге инокиня Серафима, или, как многие ее называли, просто матушка. И сейчас, в день празднования ее именин, мне хочется рассказать о ней тем, кому не посчастливилось ее знать.
Когда-то, на заре своей христианской жизни, я прочла у митрополита Антония Сурожского такую мысль: твоя вера не может быть полной до тех пор, пока ты не встретишь человека, очевидно излучающего святость. И вот, я считаю, мне очень повезло. Я действительно встретила на своем жизненном пути по крайней мере два таких человека: первым был – в период, когда я готовилась к крещению, – о. Николай Педашенко, а вторым – незабвенная Вера Васильевна Ловзанская (1904 – 2000), в постриге инокиня Серафима, или, как многие ее называли, просто матушка. И сейчас, в день празднования ее именин, мне хочется рассказать о ней тем, кому не посчастливилось ее знать.
Между прочим, она любила отмечать свои именины и как Веры, и – дважды в год – как Серафимы. Причем празднование, как правило, заключалось в том, что она заранее готовила много-много вкусных вещей (а уж готовить она была большая мастерица!) и потом разносила эти вкусности по своим соседям и другим знакомым, себе практически ничего не оставляя. И в этом еще раз проявлялся абсолютно самоотверженный характер всей ее жизни.
Она всю свою долгую жизнь провела в труде и получала крошечную пенсию. И при этом так устраивала свой быт, что, оплатив квартиру и коммунальные услуги, все остальное отдавала на служение Богу и людям. При одном взгляде на ее лицо почти всякий понимал, что перед ним не простой человек, а ангел, готовый откликнуться на призыв о помощи. Все, что ей приносили, она старалась незаметно и поскорее раздать: гостям, соседям, нищим. Если у нее была страсть, то она заключалась в постоянном желании все отдать окружающим.
В старости она жила в «хрущобах». Это был район Нивки в Киеве. Она жила уединенно и при этом всегда готовая отворить двери любому стучащему в них. Все вокруг знали, что эта старушка верующая и к ней можно прийти, побеседовать, получить гостинец, доброе слово, книгу для души. Она с благодарностью принимала скромные подарки, которые ей приносили, чтобы тут же отдать их следующему посетителю.
Я познакомилась с ней, когда ей было уже 80 лет. Маленькая, чуть сгорбленная, всегда бедно, но опрятно одетая, она была очень живой, энергичной, невероятно приветливой и всегда радостной старушкой. Сначала с ней познакомился мой муж Павел Проценко, которому прихожанка нашего, Макарьевского, храма в Киеве рассказала, что у В.В. хранится архив давно умершего «подпольного» епископа. Оказалось, что много лет она была келейницей владыки Варнавы (Беляева; 1887 –1963), жившего на ее иждивении и попечении под именем «дяди Коли», а после его смерти стала хранительницей огромного массива его рукописей. 20 лет она ждала встречи с тем, кому могла бы доверить работу над ценным архивом, и наконец такого человека она увидела в Павле. Это была взаимная любовь. Так Павел впрягся в почти тридцатилетний марафон по изучению, редактированию и – в послеперестроечное время – изданию рукописей епископа-«юродивого», а также написанию его биографии (см.: Проценко П.Г. В Небесный Иерусалим: История одного побега. Н.-Новгород, 1998 (1-е изд.), 2010 (2-е изд.)), прервавшийся лишь однажды из-за ареста и 8-месячного сидения в тюрьме по политическому обвинению. И арестован-то Павел был в квартире у матушки во время своей работы над рукописями (1986 г., через месяц после Чернобыльского взрыва), причем следователь больно, до гематомы, прищемил 82-летней старушке руку дверью, когда она захотела с Павлом проститься.
Как теперь многие, прочитавшие биографию еп. Варнавы, знают, м. Серафима почти 30 лет «покоила» своего духовного отца. Все силы у нее уходили на заботу о нем. Она поехала за ним в Сибирь, когда он еще находился в заключении, а когда освободился, записала его своим дядей, работала с утра до ночи на госслужбах. Жили они на ее зарплату. При этом у владыки в чемодане с двойным дном лежал сверток драгоценностей и золотых монет, которые ему передали в свое время его почитатели. Эти средства он предназначил для тех, кто будет работать над его архивом. Поэтому они с матушкой к ним не прикасались. Даже тогда, когда не на что было купить еду. И вот матушка, поняв, что к ней наконец пришел человек, который осуществит планы владыки, легко и просто передала ему все. Подобная легкость и способность к доверию, конечно, проистекает от внутренней силы человека. Эту силу Вера Васильевна получила и в своем детстве в старой России. И в самоотверженном служении духовному отцу, в маленькой общине, которая собралась возле него.
Родилась Вера в Нижнем Новгороде, в семье горного инженера, «личного» дворянина. Она рано лишилась матери (1908), которую заменила молодая мачеха. Родители были не очень-то религиозны: отец посещал церковь раз в год, мачеха, обремененная большой семьей, немного чаще. Церковным молитвам девочку научила няня Екатерина. В 9 лет с Верой произошел необычный случай. Ранней осенью она с родителями жила на Волге на речном судне, т.н. брандвахте. Как-то пошла она кормить цыплят на соседний корабль, «нефтянку». По озорству решила не держаться за перила, оступилась и упала в реку. Она вспоминала: «Я сразу, кажется, пошла ко дну и только почему-то подумала: если Богу угодно, Он спасет. На верхней палубе никого не было, меня никто не увидел. Но случайно мимо нашей машины проходила баржа, и мальчишка на ней закричал: «Девочка тонет!» Один из наших матросов услышал и бросился за мной. Он-то меня и спас». Всю жизнь она поминала на молитве этого матроса, Ивана Судуткина, и няню Екатерину как своих благодетелей.
Отец ее работал на знаменитом пароходном заводе в Сормово, по его чертежам была изготовлена землечерпальная машина для очистки русла рек. Он же и руководил небольшим караваном речных суден, сопровождавших в навигационный период эту машину. Его дети жила «на воде», на кораблях особенно не разбежишься. Дети читали книжки по-французски, вышивали, вязали. Мачеха Веры приучала детей к разнообраз-ному труду. И когда другие взрослые ее укоряли, что слишком загружает их работой, она говорила: «Я не знаю, какая жизнь будет у моих детей, пусть все умеют делать». Матушка впоследствии вспоминала свою «вторую маму» всегда тепло: «Жизнь выпала мне длинная, много чего приходилось делать своими руками, и я очень благодарна маме за ее науку». Вера с ранних лет, по влечению сердца, регулярно бегала в соседний приходской храм Похвалы Пресв. Богородицы, любила ходить на службы в Крестовоздвиженский монастырь. В 15 лет она поступила на физико-математический факультет Нижегородского университета. Но в это время ее отца, как «бывшего человека», выгнали на первый коммунистический субботник. Во время работы с ним случился несчастный случай, в результате которого он лишился ноги и долго пролежал в больнице. Чтобы помочь семье, девушка оставляет учебу и поступает на службу. Ей самой пришлось отрабатывать тогда часы в т.н. «коммуне». День начинался так. Она шла на работу с лопатой, потом с ней же шествовала в коммуну, где занималась огородом, а потом все с той же лопатой шла через весь город в Печерский монастырь, лопату засовывала под крыльцо и отстаивала всю службу. В этом монастыре была резиденция викарного епископа Варнавы (Беляева). Он тогда окормлял молодежный кружок, в котором оказалась и Вера.
Молодой епископ учил ее всегда думать о том, что «на нее смотрит Христос и все небо». «Длинные службы, проповеди владыки… Было военное положение, ходить по улицам разрешалось до полуночи. Бежишь из церкви, бьет 12, дрожишь, как бы не забрали. Транспорта не было, ходили пешком через весь город. Это было самое счастливое время в нашей жизни и единственное утешение в тяжелое, голодное и холодное время», – вспоминала Вера Васильевна спустя 65 лет.
Ее всегда притягивала монашеская жизнь. По благословению духовного отца она часто посещала Дивеево и известную юродивую блаженную Марию Ивановну. Однажды, когда Вера гостила в Дивеево вместе с группой духовных детей владыки и послушница раздавала за трапезой блины, М.И. как бы невзначай обронила: «Ты вон той маленькой монашке дай». И Вере стало ясно, что ее заветная мечта сбудется. Но в другой раз, когда Вера думала уже остаться в Дивеево насовсем, М.И. вдруг закричала: «Не надо ее!» Потом прибавила: «Ты же будешь на старости лет отца покоить». Тогда эти пророческие слова остались для Веры непонятными. И еще однажды М.И. сказала: «Увезет Ониська (дивеевский юродивый) Любашку (так она называла Веру) далеко-далеко». Спустя 10 лет, оказавшись с духовным отцом в Сибири, Вера вспомнила это предсказание. Последнему предшествовало взятие на себя владыкой подвига юродства, отъезд епископа вместе с самыми близкими духовными чадами, среди которых была и Вера, в Среднюю Азию, попытка построить там монастырь в миру, закончившаяся провалом, пребывание владыки в Москве, окончившееся арестом, и, наконец, отправка епископа по приговору суда в сибирский лагерь, а оттуда в психушку.
В 1933 г. она, оставив родительскую семью, в одном ситцевом платье и с легким чемоданом уезжает в Сибирь: на выручку духовному отцу. Когда его актировали и освободили, она, выдав себя за его племянницу, взяла его к себе. 12 лет они жили в Томске. Потом переехали в Киев, поселившись там в мазанке, стоявшей на склоне древних киевских холмов. Вера Васильевна трудилась бухгалтером в различных СМУ, а владыка молился и писал книги.
Здесь 13 мая 1951 г. в домашней обстановке епископ Варнава малым чином постриг ее в монахини с именем Серафима в честь прп. Серафима Саровского. Их подвижническая жизнь подробно описана в книге «В Небесный Иерусалим».
После кончины епископа матушка уже была пенсионеркой. Все время она проводила между кладбищем, где ухаживала за могилой владыки, посещениями церковных служб и переписыванием рукописей своего духовного отца. Жила она в это время в квартире Ларисы Семеновны Озерницкой (1896-1983), врача скорой помощи, которая в последние годы жизни владыки оказалась среди его духовных детей. Когда она умерла, то матушка раздала все ее вещи, некоторые из которых имели антикварную ценность. В годы же хрущевских гонений на религию матушка послала в концлагерь валенки владыки на имя архиепископа Андрея (Сухенко), которого, оклеветав по доносу уполномоченного по делам религий, посадили в 1961 г. Позже, узнав об общественных выступлениях двух смелых священников в Москве, она решила им также помочь. Продала старинную скрипку, на которой играл владыка, и вырученные средства передала гонимым о. Глебу и о. Николаю. Много лет заботилась она и о семье священника Алексея Глаголева, отпевшего владыку.
Уже в середине 1980-х годов, когда мой муж работал над архивом ее духовника, матушка ездила в Нижний Новгород, помогая собирать сведения о новомучениках. После освобождения Павла из тюрьмы (февраль 1986) она решила сменить место жительства. Старая двухкомнатная квартира на первом этаже, в которую при его аресте вломилась целая орава сотрудников КГБ, ей стала неприятна. А в это время семья одного из соседей, безногого инвалида, стала просить ее обменять ее квартиру на их однокомнатную. Обмен был неравный, даже если учесть доплату. Но она с легкостью согласилась. С одной стороны, осчастливила целую семью. С другой – полученную денежную сумму матушка передала на сбор сведений о новомучениках. Она все время жила так, словно искала возможность для новых и новых пожертвований в пользу другого человека или доброго дела. Однажды, когда ей было уже под 90, она шла домой со всенощной. На улице к ней подошла молодая женщина и попросила впустить ее переночевать. Матушка, конечно же, приютила этого незнакомого человека. Та прожила у нее потом полгода, на полном иждивении. Потом «странница» уехала в другой город, и Вера Васильевна еще несколько месяцев отсылала ей посылки с забытыми вещами.
В 1990-е годы к ней стали приходить и приезжать многие люди. Особенно она жалела молодых, которые старались помогать при храмах и монастырях. А при этом у них не имелось опытного духовника, и они со своими болями приходили к ней. Наша семья переехала в Подмосковье, но она писала нашей дочке, которая стала выпускать детский рукописный журнал «Солнышко». Матушка присылала туда свои детские воспоминания. Мне удалось несколько раз посетить ее. Она всегда в самые тяжелые времена молилась о нас, помнила.
Так она и жила, очень светло и молитвенно. Потом она ослабела и слегла от жестокого склероза. За ней вызвались ходить несколько православных женщин, ради спасения своей души. Они рассказывали, как легко было за ней смотреть. Она все время, даже в забытьи, молилась. Умерла она в день своих мирских именин, утром 30 сентября 2000 года. Отпевали ее семь киевских священников. Похоронена рядом с владыкой на Байковом кладбище в Киеве. Когда поезд из Москвы переезжает через Днепр, вдали мимо окон мелькают склоны и ограда этого последнего приюта многих киевлян. Там лежат верная послушница и ее духовник.
