«Я сказал: это мой сын. И забрал его»
«Мне непонятно, почему мы чужие?» – недоумевает Рамиль. 53-летний мужчина приехал в Россию 3 года назад со своим сыном Маратом. Марату в январе исполнится уже 8 лет, но он до сих пор не учится в школе. Рамиль – одинокий отец, ему нужно работать, чтобы прокормить себя и ребенка, мальчику нужно учиться, а днем, пока отец работает, быть где-то под присмотром, но эту проблему решить не удается.
Рамиль родился в Узбекистане. Но и там он оказался чужим, уже сейчас, прожив там всю жизнь. Его родители – отец-башкир и мама-татарка – приехали в Ташкент восстанавливать город после страшного землетрясения. Тогда, в 1966 году, центр города был полностью разрушен. Так тут и остались. Родили трех сыновей, состарились, сейчас их уже нет в живых. Старшие братья Рамиля в свое время уехали за границу, связь с ними практически утеряна. А Рамиль остался в Ташкенте.
Сейчас он замешивает цемент, красит стены, а когда-то собирал авиационные двигатели. Рамиль опытнейший авиатехник, работал на ташкентском заводе.
«Таких спецов уже и не осталось практически. Мы собирали Илы-86», – вспоминает Рамиль, пока сын Марат ерзает у него на коленях.
Время поговорить нашлось после работы: Рамиль делает ремонты в квартирах заказчиков.
С мамой ребенка Рамиль не был расписан, но сына ждал. Пришел навестить их в роддом. «А она ушла. Оставила его», – развели руками врачи. «Я отец! – заявил Рамиль. – И я его заберу. Я и других отказничков могу забрать, если есть».
Из дверей роддома Рамиль выходил с младенцем на руках один. В городе его все знали, уважали, врачи и не думали отказывать мужчине в том, чтобы выдать ему малыша. Потом Рамиль прошел, как положено, генетическое исследование, доказал отцовство, оформил все документы.
«Я даже не пытался ее искать. Думал, придет в себя, отзовется. Захочет увидеть сына – я не буду препятствовать, пусть общаются. Но ей его уже не отдам», – говорит Рамиль.
Так и жили двое мужчин – большой и маленький – вдвоем, в небольшой квартирке на первом этаже на одной из ташкентских улиц. Но пришло время и Рамиль кому-то помешал. Приглянулось помещение под магазин.
«Просто мы жили среди местного населения, там остались только узбеки, мы там мешали, – объясняет Рамиль. – Нам предлагали уехать, я сначала отшучивался. Но когда мальчику исполнилось 5 лет, нам дали понять, что нам надо возвращаться на историческую родину, иначе будут проблемы. Но я родился и вырос там! И вообще Ташкент был русским городом, мне там нравилось. Хотя там сейчас почти не осталось русского населения. Но выбора уже не было». Никто уже не помнил заслуг родителей Рамиля, восстановивших город из руин.
Однажды Марат прибежал домой облитый бензином. Рамиль понял – больше медлить нельзя, надо все бросать и уезжать.
«Если у вас нет денег, я помогу», – поддержал Рамиля местный участковый. И предложил ехать в Крым, который в том 2014 году как раз стал частью России, и туда из Узбекистана уехало много татар. Участковый помог купить билеты, и отец с мальчиком отправились в путь.
Работа без денег
«Мы пожили немного в Крыму. Поселились под Ялтой в Гаспре. Там у меня жил товарищ. Приходилось ездить в Ялту, чтобы делать документы. Было много беженцев еще и из Донецка, Луганска. Лето, жара, очередь, я с маленьким ребенком – было сложно. Тогда нам сказали – квот по Крыму нет, чтобы проще получить гражданство, поезжайте на материк, по программе переселения соотечественников и по квоте найдите регион, где сможете быстро получить гражданство. И мы поехали. Мы ехали, куда глаза глядят. Я хотел в Башкирию, на родину. Но денег хватило только до Москвы».
В России, говорит Рамиль, он «попал в Холокост». «Подвалы холодные, вагончики с клопами, зимой минус 25. Я соглашался на любую работу. Стройка, завод, какие-то шабашки – практически нигде не платили. Рок какой-то!
А люди проглатывают это. Разворачиваются, уходят и не требуют свое. Потому что знают, что не добьются ничего. Я в столице поработал и на серьезном предприятии, но мне сказали: «Ты здесь чужой, не вякай».
Я даже монтажником-альпинистом работал, на высотном здании, хотя я боюсь высоты. Но мне снова не заплатили, за два месяца работы. А россияне там получали по 170 тысяч рублей. Сына я часто брал с собой на стройку, или он ждал меня в этом ледяном вагончике, или у коменданта. Но это очень тяжелая жизнь для ребенка. Ему учиться нужно. А мне его даже оставить не с кем, ведь у нас нет мамы!».
«Назвался алкоголиком, чтобы сына взяли в приют»
Уже тогда Рамилю посоветовали обратиться в комитет «Гражданское содействие» (признан в РФ иноагентом), что он и сделал. Сотрудники «Гражданского содействия» помогли с регистрацией – по их совету Рамиль отправился в Обнинск и зарегистрировался у Татьяны Михайловны Котляр, известной тем, что она зарегистрировала на своей жилплощади уже более 500 беженцев.
«Татьяна Михайловна нам очень помогла. Я ей обязан многим. Я работал тогда на заводе, в месяц я получал всего 3500 рублей. Мне не хватало. Я постоянно у нее занимал. Накопил долга перед ней 30 тысяч рублей. Вот пока отдать не получается», – сетует Рамиль.
Наконец, в 2015 году Рамиль получил в Калуге разрешение на временное проживание – РВП, выстаивая ночами очередь с сыном.
«И нам осталось всего ничего! Мы тогда попали к начальнице УФМС по Калужской области, она сжалилась над нами, сказала, что включит нас в ускоренную программу получения паспорта. Надо было только донести некоторые документы. Но на этом все застопорилось», – рассказывает Рамиль.
Например, никак не получалось взять справку 2НДФЛ. Каждый раз, когда Рамиль заговаривал о справке, ему отвечали: «Можешь забирать свою трудовую книжку и уходить». Выяснялось, что книжка просто пылилась в столе, официально Рамиля не оформляли.
«А из-за того, что у меня нет официального подтверждения о работе, я не могу дальше сделать вид на жительство», – поясняет он.
Лицевой счет в банке тоже было оформить непросто. В конце концов Рамиль занял у людей деньги, собрал нужную сумму и, наконец, сделал счет.
Но пока он бегал за справками, обещавшая помочь чиновница ушла на повышение. «Это нас окончательно выбило из социума», – говорит Рамиль. Я шатался везде и искал работу. Сын болтался со мной, если не удавалось его куда-то пристроить.
В Калуге Марата приняли в приют, но по правилам, ребенок может жить в таком временном пристанище только 3 месяца, это ведь не детский дом. В течение этих трех месяцев мальчик учился в местной школе, но потом Рамилю пришлось забрать сына из приюта, а в итоге пришлось и уйти из школы, не получалось одновременно работать и сидеть дома с ребенком.
Как-то добрые люди помогли устроить Марата в больницу, где он мог жить какое-то время, пока Рамиль работал.
Уже позже, в Москве, полгода Марат смог прожить в еще одном приюте. Чтобы устроить туда сына, Рамиль, как ему посоветовали, написал в полиции липовое заявление о том, что он употребляет алкоголь, и что ребенка нужно временно поместить в приют. Но потом Рамиля начали склонять написать отказ от ребенка (видимо, считая, что он на самом деле неблагополучный пьющий отец), и мужчина забрал сына. Марат сейчас снова не учится.
«Но что же нам делать дальше? – отчаивается Рамиль. – У Марата есть только я. Но я не могу сидеть с ним дома, я должен работать! А еще сыну надо учиться! Как он, в свои уже 8 лет, сядет за парту с 6-летками? Хотя… где он сядет, нас все равно нигде не принимают!»
Право на образование или регистрационные штампы – что важнее?
«Сын для Рамиля – главная жизненная задача, – говорит Елена Буртина, заместитель председателя комитета «Гражданское содействие». – Но ему надо работать, и режим у него трудный, а куда деть ребенка? Но в детский дом Рамиль отдавать сына не хочет, он очень ответственный отец. Нужно, чтобы ребенок был под присмотром днем, но они должны остаться семьей».
Марат – очень любознательный и старательный мальчик. У Рамиля высшее образование, и он сам уже многому научил сына – тот и читает, и в математике разбирается. Но без школы не обойтись.
«Гражданское содействие» было готово помочь устроить Марата в благотворительный детско-юношеский воспитательный центр имени Иоанна Боско, но это возможно только при условии, что Марат будет зачислен в школу. А вот в школу мальчика никак не удается устроить. Все упирается в новые правила – ведь теперь оформить ребенка в школу уже нельзя через директора школы или еще какие-то инстанции. Только через портал госуслуг, где есть графа, которую не обойти, – регистрация.
У Рамиля и Марата – РВП, место пребывания – Калуга, то есть, по сути, они не имеют права жить в другом регионе. Поступить в школу в Москву Марат не может. А искать приходится ведь не только школу, но и работу, которая часто есть именно в столице. Да и проблема не только в школе: нужна именно школа-интернат, или какой-то центр, приют, где бы мальчик, параллельно учась в школе, мог жить в тепле и не голодать, пока отец зарабатывает деньги.
Как отмечают в «Гражданском содействии», еще несколько лет назад от 10 до 25 процентов проживающих в России детей трудовых мигрантов школьного возраста не получали образование.
Такая же ситуация с детьми беженцев. Сейчас, говорит Елена Буртина, ситуация не меняется.
Между тем, право на образование – одно из основополагающих прав человека. Оно гарантировано Конституцией РФ и законом РФ «Об образовании». Но в 2014 году прием в школы вновь был поставлен в зависимость от регистрации. Тогда вышел приказ министерства образования и науки Российской Федерации №32 «Об утверждении порядка приема граждан на обучение по образовательным программам начального общего, основного общего и среднего общего образования», который и регламентирует в том числе запись через портал госуслуг (где уже не обойдешь пункт о регистрации). Директора школ начали требовать от родителей для зачисления детей в школы представлять данные о регистрации. Кто не мог их представить – не попадали в школы.
Комитет «Гражданское содействие» обжаловал появившийся приказ №32 в Верховном суде, о чем рассказывал наш портал «Милосердие.ru». Верховный суд в иске отказал, посчитав, что в спорном приказе минобразования нет прямого запрета на учебу в школе детей без регистрации. Однако выдал важную формулировку:
«Отсутствие перечисленных документов (регистрации ребенка по месту жительства или пребывания, а также документов, подтверждающих право родителя на пребывание в РФ), предъявление которых носит дополнительный характер по отношению к личному заявлению родителя ребенка, <…> не может являться основанием для отказа в приеме ребенка в образовательную организацию при наличии в ней свободных мест».
Воспользовавшись этой формулировкой, тогда удалось устроить в школы несколько детей, но распространенной практики применения пояснений верховного суда добиться не удалось.
«В Москве сконцентрировано много мигрантов. Ситуация с учебой детей даже ухудшилась за последние годы, – говорит Константин Троицкий, аналитик комитета «Гражданское содействие». – Тогда, в 2015 году, мы хоть и добились какого-то решения от верховного суда, о том, что приказ 32 не должен ограничивать права ребенка на получение образования и что регистрация не должна быть обязательна для этого, тем не менее, с того же года портал госуслуг стал обязательным и единственным путем записи ребенка в школу и кружки. Мы обращались и в прокуратуру, и в департамент образования Москвы. Но ведомства отделываются отписками».
Сейчас, подчеркивает эксперт, проблемы возникают не только у беженцев или трудовых мигрантов. Но даже у людей, приезжающих из других регионов, могут возникнуть трудности при записи ребенка в школу.
Да, это может быть оставлено на усмотрение директора школы, но часты отказы, даже гражданам с подмосковной регистрацией.
Единственный законный отказ – отсутствие свободных мест в школе. Но по факту это превращается в форму отказа.
«Однако в этом случае работает закон «Об образовании», который предъявляет определенные требования к управлению образования данного региона, – напоминает Константин Троицкий. – В таких случаях они обязаны предоставить информацию, где же ребенок может реализовать свое право на образование, предоставить возможности. Однако школы и департамент пишут уклончивые формулировки: просьбы принести какие-то еще документы и так далее. Начинаются виляния, открыто отказать они боятся. В итоге часто люди уезжают в дальние регионы, где попроще, где можно договориться с директором в школе».
А пока Рамиль оказался меж двух огней. В том, что сын не посещает школу, он не виноват. Но ведь родителя за то, что ребенок не учится, могут привлечь к ответственности органы опеки, за то, что тот не исполняет свои родительские права.
«Мой патриотизм куда-то подевался»
От безысходности Рамиль задумал поехать в Белоруссию, где, как он слышал, даже приезжих детей берут в школы-интернаты. Но в Белоруссии у него никого нет, а ехать с ребенком в никуда – большой риск, считает Елена Буртина.
Рамиль потерял надежду. «Мой патриотизм куда-то подевался. Я не гонюсь за деньгами, мне нужно воспитывать сына. Нужно, чтобы он учился и вырос порядочным человеком, – говорит Рамиль.
– Я сделал большую ошибку в жизни. Я поздно понял, что мы тут чужие. Я не могу полжизни бегать за паспортом.
К тому времени ребенок подрастет, а что из него получится, ведь он не учится! Я так радовался, когда он впервые в школу пошел, я в тот день настоящим счастливым человеком был! Я тогда первый раз в жизни выпил 200 граммов водки, на радостях. А оказывается, мы здесь не нужны».
