Православный портал о благотворительности

Мужской разговор об аборте

Считается, что аборт – это поступок и грех женщины. Но последствия аборта переживают и мужчины. Публикуем монолог мужа, осознавшего ответственность за сделанное

«Мы были дикими, эгоистичными детьми»

Мы встречались семь лет, прежде чем поженились. Когда отношениям было два года – шел 1997 год – она сказала, что сделала тест на беременность и он положительный. В то время ни у меня, ни у нее даже мысли не было о том, что аборт – убийство. Мы не рассматривали беременность как жизнь.

Беременность для нас была скорее болезнью, физиологическим процессом. Есть прыщи – их можно выдавить, есть беременность – ее можно прервать.

На тот момент моей девушке было 20 лет, я – чуть постарше. По сути, мы были дикими, эгоистичными детьми. Вместе учились в Театральной академии. У меня на тот момент карьера пошла в гору, я работал диджеем на популярной радиостанции. Моя девушка работала в кабаре. Наша жизнь казалась не совместимой с ребенком.

Однако, когда мы поехали делать аборт, все-таки появилось какое-то тягостное, мутное, вязкое чувство. Ощущение какой-то придавленности. Я тогда подумал, может, это атмосфера больницы повлияла. Одно дело – «веселая жизнь», а другое – больница. Но, может быть, это была «метафизическая» история: подсознание дало сигнал, что все-таки происходит что-то не то.

Я не представлял, как происходит прерывание беременности, какие последствия это может иметь для женщины. Когда с друзьями в компании общался, нет-нет да и проскальзывало «кто-то сделал аборт», но не было подробностей или рассуждений об этом.

С девушкой мы тогда об этом не разговаривали. Перешагнули через это, и все.

На краю, но на пороге

Рисунок. Плачущий мужчина

В храм я пришел на Рождество, это был 2007 год. Я был на краю полного краха в жизни, в большой степени к этому привел мой алкоголизм. Я пришел в Церковь, бросил пить. Начал разбираться – почему все это со мной случилось? Первые несколько месяцев постоянно плакал.

Вот тогда я вспомнил, как мы «сделали аборт». Пришлось заново все переживать, уже как непоправимый грех. Было очень тяжко. Сложно сказать, это были миазмы чувства вины – чисто психологические душевные переживания, которые давят и от которых хочется избавиться, или настоящие духовные, сокровенные переживания. Наверное, все вместе. Но было ясное ощущение страшного греха.

А с какого-то момента мы с Богом наладили отношения, и я почувствовал, что этот вопрос закрыт.

Как не сбить грешника с ног

В Церкви часто говорят, что аборт – это убийство. Чувствовать себя вечным убийцей (ведь того ребенка не вернуть) – невозможно тяжело. Здесь для мужчины есть риск забить или сломаться. Женщины все же по-другому это переживают.

Я бы сказал, что опасно все время давить на чувство вины.

Понимание совершенного греха опасно отделять от нового взгляда на жизнь, на любовь, на прощение, на Бога.

Чтобы не впасть в уныние, в духовный сон или не обозлиться, раскаяние должно быть включено в новое мировоззрение. Только тогда это то самое покаяние, изменение, которое дает силы жить по-другому.

«У меня трое своих детей, и я работаю с детьми-инвалидами»

Сейчас у меня трое детей. Последние 13 лет я всерьез, честно и максимально, насколько это возможно, посвящаю себя детям. Кроме того, одна из моих работ – в Центре социальной реабилитации инвалидов и детей-инвалидов.

Дело в том, что наша первая дочь, которая родилась в 2003 году, инвалид. Когда ей был год и два месяца, она заболела острым лимфобластным лейкозом. Мы с женой все это перенесли. Второй сын потом родился недоношенный, весил 1,5 килограмма. И с ним было непросто. Мы старались им давать столько внимания, сил и любви, сколько сами тогда имели.

Когда у моей жены карьера пошла вверх, я сидел с детьми два-три года, был «нянем». Им тогда было 2,5, 6 и 9 лет. Наверное, это помогло мне взять на себя ответственность за рождение детей и более внимательно относиться к ним.

Я бы не сказал, что своим, наверное, сознательным отцовством, работой с детьми- инвалидами отдаю долги. Но, возможно, и не случайно, что тема детей и нездоровых детей есть в моей жизни, и я в нее достаточно глубоко погружен.

Надо говорить с мужчинами на их языке

Если когда-нибудь мой сын окажется в такой ситуации, в какой оказался я тогда в двадцать с небольшим лет, я скажу ему, что для меня сейчас нет такого выбора – делать аборт или нет. Для меня сегодня аборт – неприемлемое решение. И свое отношение я непременно выскажу.

Но прибегать к насилию, спорить – не стану. Как бы мне ни было больно наблюдать со стороны, я считаю, что не могу влезать с насилием в их семью.

А то, что в нашей стране очень много мужчин, которые относятся к этому вопросу легкомысленно и безответственно… По-моему, никакой нормальный мужчина, если он понимает, в чем дело, что там делают с его ребенком, каковы могут быть последствия для женщины, не посчитает возможным решиться со своей женой или девушкой на аборт, тем более уговаривать или настаивать. Что можно сделать, чтобы помочь им понять, что выбор в пользу жизни есть всегда?

Что сделал Лазарь перед тем, как выйти вон? Лежал и смердел. А когда пришел Бог и сказал: «Лазарь, иди вон», Лазарь Его голос услышал и вышел. Без Бога разве человек услышит Бога?

Как актер я могу сказать, что было бы классно, если бы были какие-то фильмы и сериалы, в которых не «благолепным», а современным, даже «кайфовым» языком эта проблема разбиралась бы и транслировалась в умном, без агитации, христианском ключе.

Надо говорить с этими мужчинами на их языке. Апостолы обучились языкам и в том числе, я считаю, киноязыку, языку современной популярной музыки в конце концов. Тот же Ефрем Сирин не боялся перекладывать свои учительные тезисы на язык песенок и побасенок – он старался, чтобы народ схватывал.

А бородатые проповеди понятны только бородатым мужикам, которые и так все знают. Мужчинам легкомысленным и безответственным бесполезно что-то говорить, например, через телеканал «Спас», они и пяти минут не выдержат.

Иллюстрации Оксаны Романовой

Для улучшения работы сайта мы используем куки! Что это значит?
Exit mobile version