«Вы простите, здесь даже чаю выпить негде. Нам должны выделить помещение, так что я по быту пока ничего не покупал – только швабру и вешалку. Очень не хочется напрасно тратить деньги», – смущенно извиняется Василий Панин.
Найти нынешнее помещение фонда «Доброгжель», если не знать о нем заранее, действительно мудрено – это небольшая комнатка в глубине склада хозяйственного магазина, которую хозяева отдали фонду бесплатно. Огромный Василий заходит сюда, складывая плечи.
Лаборатория чудес в подсобке
На стеллажах – набор предметов, по которому можно наглядно понять, чем фонд занимается сейчас. Вот коробка с крупами и макаронами – пожертвования, которые волонтеры насобирали накануне в местной «Пятерочке». «Хотел утром продуктовый набор Наталье Федоровне отвезти. А оказывается, они с сыном опять в больнице», – уточняет Василий.
Наталья Федоровна – местная жительница, ей за 90. Ее сыну 70. В ноябре его неудачно прооперировали, и на боку образовалась огромная грыжа. Пожилой мужчина с трудом ходит, а ухаживает за ним мама.
Нижние полки стеллажа занимают разные детские желания – гитара, мольберт с набором красок, вертолет на радиоуправлении, кукла в коробке. Их тоже надо в ближайшее время развезти.
«Пришли ко мне люди: «А почему фонд не проводит «Елку желаний»? – сетует Василий. – Пришлось лезть смотреть, что за желания такие. А потом еще разбираться, какие из них настоящие детские, а какие – нет. Потому что если ребенку шесть лет, а мама пишет, что он хочет сложный смартфон, то это, скорее всего, желание не ребенка.
У меня дома еще велосипед стоит, крутой, за восемнадцать тысяч, жертвовательница на свой вкус выбирала, – в голосе Василия чувствуется даже некоторое восхищение велосипедом. – А Оксанка ругается: «Увези его скорее, опять устроил дома филиал фонда». Оксана – это жена. Супруги – предприниматели, разводят собак породы чихуа-хуа.
Шесть кадров из детства
Свое собственное детство Василий Панин помнит отрывками. Кадр – по телевизору показывают открытие первого «Макдональса» в СССР. Васе четыре года, семья живет в деревне Токарево Люберецкого района Московской области и еще не бедствует – есть даже телевизор.
Следующий кадр – маленький Вася пришел с прогулки и пожаловался, что на улице его обидели мальчишки. Услышав это, отец выскакивает из дома и гонится за обидчиками сына с ножом. Буйного от похмелья отца тогда остановила бабушка. Позже Вася перестал обращаться к отцу за поддержкой – так явно тот «чудил».
Вообще Васиного отца в деревне любили, соседям он много помогал. Но когда вернулся в Токарево, отслужив в Афганистане, а работы в деревне не было, начал понемногу пить. Потом в 1986-ом отец еще съездил ликвидатором на разбор завалов Чернобыльской АЭС и запил сильнее, а в середине 1990-х умер от рака легких. Вместе с отцом пила и мама.
Снова кадр. Вася с братом одни дома, они не могут найти еду. Мамы дома нет, где-то выпивает. Соседи позже рассказали бабушке, маме отца, что видели мальчиков доедающими остатки каши из собачьей миски во дворе, и она забрала детей к себе. У бабушки дома хорошо – тепло и пахнет пирогом.
Еще кадр – новая квартира в Новогиреево, которую муниципалитет выделил семье как многодетной. Многоэтажка, светлые комнаты, стеклянные двери между ними, новые обои. Детей в эту квартиру привезли всего один раз, когда давали ордер, а потом мать ее сразу продала. Это было незаконно, но, когда деньги нужны на выпивку, пути обойти закон находятся.
Следующий кадр – огромный дом в Ряжске под Рязанью, куда мать после продажи квартиры свезла всех своих десятерых детей. Маму в доме Василий не помнит – она опять уходила выпивать. Его память не сохранила даже, сколько комнат было в доме, но там был газовый котел, от которого было тепло, белые кирпичные стены и двухъярусные кровати. В доме жил целый кагал незнакомых родственников – у старших братьев и сестер были уже собственные дети; старшие, как и мать, выпивали и младшим были не рады.
Следующая вспышка – Ряжск, поздняя осень, Василию 11 лет. Маленькие племянники играли в мяч на берегу речки позади дома. Мячик выкатился на лед, доставать его пошел средний брат Василия и провалился – в одном месте под тонким льдом было сильное течение, но дети, приехавшие недавно, этого не знали. Василий, на глазах которого брат ушел под лед, от ужаса спрятался где-то в доме. Его нашли на следующий день и сильно избили – за то, что недосмотрел. Тело брата водолазы нашли только на шестые сутки.
После похорон Василия с оставшимся младшим братом-Паниным опять забрала к себе бабушка.
Гжельский куст
У тех, кто в Гжели никогда не был, в голове картинка: старинное село, по нему неспешно расхаживают туристы и покупают в магазинах красивые чашки и тарелки. На самом деле все не так.
О том, что вы приехали в «ту самую Гжель» поначалу напоминает только название станции и небольшая металлическая стела в виде бело-синей птицы на парковке. Дальше от станции начинается хаотичная сетка улиц, в которой новоприбывший неизбежно запутается, а без машины просто далеко не уйдет.
Само село Гжель дальше по ходу электрички, а в сторону Москвы друг друга без расстояний сменяют еще больше тридцати сел, и они вплотную примыкают друг к другу – так называемый Гжельский куст. В этих гектарах частного сектора спрятаны четыре больших храма, один монастырь, кирпичный завод, два относительно крупных комбината, где производят посуду со знаменитой росписью, и бесчисленное количество мелких мастерских. У некоторых мастеров, по словам Василия, печи для обжига стоят прямо дома.
Но гораздо больше внимания, чем редкие вывески сувенирных магазинов, здесь привлекают резные деревянные наличники на окнах. Наличники – предмет местной гордости, в здешних соцсетях даже устраивали конкурс на самый красивый сельский дом.
Университет и ни одного бассейна
Центр Гжельского куста – поселок с поэтичным названием Электроизолятор (в честь соответствующего завода). Здесь стоят новенькие современные корпуса местного университета (SIC! Гжельский государственный университет), куда студенты из других городов активно приезжают учиться дизайну. А для местных серые трех-пятиэтажки образуют площадь, на которой есть вечный огонь и два торговых центра.
«Раньше один торговый центр был кинотеатром, – поясняет Елена, администратор небольшого кафе на площади. – Теперь сделали «торгово-развлекательный центр», но нет там ни особой торговли, ни развлечений. Товары народ все равно заказывает в интернете. А для жизни ни спортивных кружков в поселке нет, ни бассейна – детей отдать некуда».
Детей у Елены пятеро, младшему три года и у него ДЦП. Мама периодически ездит с ним на реабилитации, которые оплачивает фонд, но и сама старается помогать по мере сил. Например, когда волонтеры на площади собирали вещи для беженцев из Курской области, в кафе их бесплатно кормили пиццей. А еще тут есть «добрые кексики»: берешь с тарелки кексик – кладешь 50 рублей в ящик для пожертвований.
Пожары в Гжели особые – загорается не из-за печек, а из-за старой электропроводки. Начинают хозяева пристраивать к старой избушке новую комнату или расширять второй этаж – и провода искрят.
Василий рассказывает:
«Вот тот дом горел – мы собирали хозяевам на ремонт, тут горели – наши волонтеры помогали делать ремонт после пожара, а вот этот хозяин дом так и не стал восстанавливать».
Я не сирота, я домашний
Самое яркое впечатление Васиного детства – бабушка: бабушкин дом, бабушкины подруги, которые приходили к ней пить чай, ответные визиты. В детстве у мальчика складывался довольно большой круг общения, куда входили все ребята с их деревенской улицы и их семьи.
Из бабушкиного дома Вася часто уезжал в санатории, где лежал по году и дольше (врачи обнаружили у них с братом положительные тесты на туберкулез – «подарок» отца). В санаториях и в детдоме, куда бабушка сама оформила внука, когда стала совсем старенькой, общение продвигалось не так активно.
«Конечно, всех ребят и в своей группе, и в поселковой школе, где все мы учились, я знал, – вспоминает Василий. – Тем более, детдом у нас был небольшой – всего двенадцать человек в старшей группе. Но для себя я навсегда определил: «Я не буду тут со всеми общаться, я не сирота, я – домашний».
У всех ребят, кто появлялся в детдоме, остальные первым делом уточняли «биографию»: кто ты, сирота или родительский, «домашний». Формально Василий с братом были сиротами – в детдом они попали уже после смерти мамы. Но Вася со своим статусом не соглашался. Его поддерживала бабушка, которая чуть не каждые выходные приезжала с гостинцами:
«Вы не думайте, она нас с братом не бросила, – горячо уточняет Василий. – Просто в последние годы опека ей нас не отдавала. Но, пока было можно, она лишила нашу мать родительских прав и была нашим опекуном. И когда она приезжала к нам, я не чувствовал себя брошенным. Собственно, в туберкулезных санаториях почти все такие были – с одними только мамами».
Правда, из всех детей в последнем по времени санатории Вася был самый бедный – настолько, что с одеждой ему помогала одна из воспитательниц.
Бабушка умерла, когда Васе было четырнадцать. Но в детдоме начала 2000-х годов он тоже не потерялся. Как самую большую детдомовскую неприятность Василий вспоминает ежеутреннюю кражу носков. Были, конечно, и пропажи новогодних подарков, которые спонсоры каждый Новый год привозили машинами, а старшие ребята сами выгружали. А потом все эти мячи, велосипеды и телевизоры почему-то пропадали бесследно. Но про свое ближайшее окружение мальчик понимал: персонал вокруг старается сделать для детей все возможное.
«У нас в группе работали посменно – сутки через сутки – две воспитательницы. Их уважали так сильно, что никто не мог при них матом даже слово сказать, – вспоминает Василий. – Летом они у нас в группе обои клеили, а на Новый год столы нам накрывали и даже закрутки домашние иногда притаскивали».
Конечно, став постарше, ребята распоясались, и нередко удирали в окна гулять со знакомыми девушками, а воспитательницы потом ушли на пенсию. Но такого беспредела, который был несколько лет спустя, при Васином младшем брате, когда ребята сбегали с уроков, чтобы подрабатывать на местной автозаправке, и не показывались в учреждении месяцами, а администрацию это не волновало, Василий в детдоме уже не застал.
На сегодняшний день четверо из двенадцати одногруппников Василия умерли, причем про одного он знает, что тот успел посидеть в тюрьме. Остальные женились, живут семьями, устраивать «встречи выпускников» у них не принято. С младшим братом Василий сейчас тоже общается мало – брат начал выпивать, и Василий его за это ругает. «Не выношу этого, насмотрелся в детстве», – тихо бормочет Василий и хмурится.
«А давайте соберем на детдом»
Никакой благотворительностью Василий изначально заниматься не планировал. Он встретил Оксану, они родили дочку Сашу и переехали в Гжель, где супруга хотела жить как на даче, а потом выяснилось, что заниматься разведением собак за городом гораздо удобнее, чем в Москве. Сейчас Саше уже 16 лет.
Мотаясь за кормом для собак, Василий постепенно изучил окрестности, а, когда появились соцсети, стал размещать объявления о продаже щенков, перезнакомился с администраторами местных групп. Выяснилось, что гжельцы довольно активно сидят в интернете – кто-то продает вещи, кто-то пишет зимой о том, что местные власти опять не почистили обочину возле его дома; могут через интернет даже спросить у соседей, почему в кране нет воды.
«У нас бывает, кто-то по дороге проезжал – увяз. Пишет: «Стою там-то, выйдите, пожалуйста, помогите толкнуть машину, – рассказывает местная жительница Люба. – И люди выходят, помогают».
Восемь лет назад соседка предложила Василию собрать помощь в Калязинский детский дом. Василий сразу сообразил, что детдом муниципальный – то есть, финансируется из бюджета города. Во времена юности самого Василия такие детдома были беднее областных. Съездили в детдом, оказалось, правда, бедный.
Потом была девушка Ирина с ДЦП, которой нужна была коляска. Соцслужбы предлагали ей обычную, большую и неудобную, а она хотела электрическую. По словам Василия, когда сбор перевалил за половину, ему внезапно позвонили из соцзащиты соседних Бронниц, где занимались делами Ирины: «Мы дадим коляску, какую хотите. Уберите сбор, вы развели такую активность, что нас тут ругает губернатор». Василий тогда не поленился попросить гарантийное письмо, что коляску Ирине действительно дадут и даже зашел на сайт госзакупок убедиться, что ее закупили. А деньги, посоветовавшись с земляками, перевел детям, мамы которых собирали на лечение.
Василий подумал: если получается, почему бы не помогать людям регулярно? Организовал местную группу взаимопомощи, позже официально зарегистрировал благотворительный фонд «Доброгжель». Волонтерами в фонде командует Надежда, по профессии – сотрудница местной полиции. Среди благополучателей – погорельцы, малоимущие, жители, попавшие в местную больницу после ДТП и по другим поводам, мамы детей, которым нужна реабилитация. Кажется, Василий узнает все местные новости вторым после врачей Скорой и полиции, и список малоимущих из местной соцзащиты он тоже знает назубок. В ноябре был еще благотворительный стендап-концерт, в январе – елки. Так что культурная жизнь Гжели теперь тоже касается Васи.
– Зачем Вам вообще все это надо? – под конец не выдерживаю я.
– Я делаю то, что в свое время делали для меня, – отвечает Василий.
