Однажды ночью меня забрала скорая
Как назло, в моем ближайшем окружении в последние пять-шесть лет никто не рожал. Поэтому боялись вместе со мной все, но дать совет никто не мог. Зато меня часто спрашивали, нашла ли я «надежного» врача: «Или ты надеешься на «авось» и будешь рожать там, куда привезут?».
Я искала. Но заключать контракт со случайным роддомом мне не хотелось. Ведь это не соответствовало цели найти «проверенного» специалиста. Несмотря на страх, я понимала, что в большинстве случаев любой врач окажет мне необходимую помощь. А контракт с «надежным» роддомом нужен для подстраховки. Мы рассматривали роддома, славившиеся как «хорошие», и те, где рожали или работали знакомые знакомых. В одних платные роды были дороже обычного, от других нас отделяла потенциальная дорожная пробка на несколько часов.
А однажды ночью меня забрала «скорая». Это были не роды. Небольшое осложнение, обычное для поздних сроков. Я расстроилась: «Придется лечиться в незнакомом роддоме! А, может быть, и рожать там!».
Но в этом роддоме мне понравилось. Здесь тоже оказывают помощь, и вряд ли будут намеренно вредить или игнорировать. Правда, родить там я не успела, а заключать контракт уже было поздно. Тем не менее, я собиралась что-то «узнавать в понедельник». Но в ночь на понедельник у меня отошли воды. Тогда мы с мужем просто вызвали такси и поехали по знакомому адресу.
Остались пустяки – только родить!
В дороге я очень волновалась. Обращаюсь в роддом сама – меня не везет «скорая», у меня нет направления и не заключен контракт. Строго говоря, это даже не наш район (хотя, роддом один из ближайших к дому). Как отнесутся? Не выгонят ли «нагуливать схваточки и приезжать утром»? Не будут ли злиться потому, что в моем лице появилась «лишняя» работа?
Нас встретила акушерка. Она и правда была слегка удивлена: «По контракту? Нет? А почему не вызвали скорую?». Эти вопросы она задавала, начиная оформлять историю болезни и доставая для меня стерильную сорочку. Выгонять меня никто не собирался.
Я постаралась как можно более «дисциплинированно» переодеться и ответить на все вопросы для документов.
Потом мы пообщались с врачом, и меня отвели в предродовую палату. В двух комнатах, разделенных простенком, в общей сложности было двенадцать кроватей. «Массовость» меня не пугала: я изначально воспринимала роды как медицинский процесс, к присутствию соседок была готова. А в этот момент женщин в палате было всего две.
Я выбрала кровать, поставила рядом пакет с вещами и легла. Тут мне казалось, что все самое сложное и важное я уже сделала. В роддом приняли. Мы не застряли в дорожной пробке. Осмотр и хлопотная подготовка в приемном отделении. Мне осталось-то только родить! А это – ну, сущая ерунда! Лежи себе на кровати или гуляй в коридорчике, да рожай! Да, я планировала больше времени проводить на ногах, так как все говорили, что это ускоряет и облегчает процесс. Врачи советовали то же самое, но по другой причине: роды длятся долго, нельзя столько времени провести только лежа.
Боль во время ходьбы и правда уменьшалась. Но надежды на ускорение процесса оказались напрасными. Приехав в роддом в три ночи, я рассчитывала утром отстреляться и вместе с сыном обустроиться в палате. Но за окном светлело, а я все «ходила». После каждого осмотра врач говорила, что надо еще потерпеть. Иногда мне давали какую-то таблетку или ставили укол.
Приключения начинаются
Утро принесло новую боль и переживания. Роды затормозились на какой-то ранней стадии. А ведь у меня уже давно отошли воды, поэтому врачи решили без перерыва делать мне КТГ. КТГ – это контроль сердцебиения ребенка, по нему можно судить о состоянии малыша. Его надо делать сидя или лежа, так что я «слегла» с датчиками на животе. И в этом положении уже не могла сдержаться и начинала кричать.
Предродовая палата к этому времени была полной. «Начинающие» роженицы, глядя на меня, грустнели, «бывалые» шутили и подбадривали. Рядом лежала женщина со вторыми родами. Она посоветовала перевернуться на бок. Акушерка поддержала это предложение. Несколько раз я переворачивалась, и боль действительно стихала. Но датчики КТГ смещались, и когда это замечала врач – мне снова приходилось ложиться на спину. В это время мне сделали спинальное обезболивание. Стало немного легче.
А на улице уже рассвело. Я видела дома и стройку, которую запомнила еще с первой госпитализации. Где-то высоко двигался подъемный кран, перемещавший трубы и плиты. Там продолжалась обычная жизнь. А здесь, в родблоке вершились наши судьбы. Впрочем, для родблока это тоже – обычная жизнь.
Я вдруг вспомнила, что не пила с начала родов. А если долго не пить – бывает обезвоживание и судороги. Я поделилась своими опасениями с акушеркой. И она, добрая душа, сходила в палату и взяла на тумбочке мою бутылку с водой, а потом бегала к кулеру и носила еще и еще, а я пила, как обезвоженный в пустыне путник!
«Никакого кесарева» или «Порежьте меня срочно!»
Когда стало по-настоящему больно, я начала мечтать о кесаревом сечении. А когда роды затянулись, задумалась всерьез. Несколько раз спрашивала об этом у врача. Ну, точнее один раз спросила, пару раз проорала «Порежьте меня срочно!», потом проскулила: «Может быть, все-таки кесарево?».
Мне спокойно ответили: «Может быть, и кесарево. Но не думайте, что это легче. Кесарево длится 20 минут, а ваши роды мы ведем восьмой час. Если бы кесарево было лучше, мы бы не тратили время, а делали бы его всем».
Потом мне поставили капельницу для стимуляции родов. Какой препарат – я не знаю. Я ни о чем не спрашивала. Во-первых, потому, что ничего не понимаю в ведении родов. Во-вторых, я поняла, что могу доверять врачам. Наверное, я бы чувствовала себя иначе, если бы я попала в этот роддом впервые, и была бы в настроении, созданном тревожными слухами и обсуждениями в интернете.
Лица вокруг менялись. Те, кто лежал со мной ночью и утром, давно ушли в родзал. Кого-то отправили на кесарево. Теперь большинство соседок составляли «новенькие». Врач и акушерка стали осматривать меня все чаще: капельница действовала. В конце концов, врач пообещала, что я следующая отправлюсь в родильный зал. Она сказала это с каким-то азартом. Все обратили внимание, и я почувствовала себя чемпионкой на пьедестале.
Остальные «спортсменки» смотрели с уважением и завистью. Они тоже хотели в родзал, но им для этого нужно было еще работать.
А потом время как будто ускорилось. После 12 часов без ощутимых изменений на меня за полчаса обрушился поток событий. Вот меня зовут в родзал. Я встаю, и ногу сводит судорога. Каталку подкатывают прямо к кровати, и меня по-королевски увозят под аплодисменты и шутки соседок.
В родзале все идет еще быстрее. И через 15 минут врач уже кладет мне на живот маленький кричащий комочек. Что я делала в эти 15 минут – уже не помню. Со всех сторон меня стали поздравлять – только тогда я увидела, как много вокруг было людей. Неонатолог счастливым голосом спрашивала о согласии на прививки.
Знакомство с сыном продолжилось уже в коридоре родблока, куда женщин помещают под наблюдение на несколько часов. Его привезли ко мне после процедур – укутанного в пеленки, с косынкой на голове и из-за этого похожего на девочку.
Зефирки при чрезвычайных ситуациях
«Тут в родильном орут на женщин. Ты даже не представляешь, как на них орут! Я сейчас звонила сестре, она советовалась с подругой, они говорят, чтобы я выписывалась отсюда немедленно», – рассуждала моя соседка еще в отделении для беременных, в мою первую госпитализацию. Ее недавно привезла скорая, а теперь она решительно шуршала неразобранными пакетами и собиралась оформить отказ от лечения. После беседы с врачом соседка согласилась остаться, а где и когда она родила – я не знаю. В родблоке и послеродовом отделении мы не встречались.
Честно говоря, информация об оре меня на тот момент не заинтересовала. Меня волновала, прежде всего, возможность получить помощь.
Я верила в страшилки типа «они ушли пить чай, а женщина родила на бетонный пол».
Но по факту за время, что я провела в родильном отделении, никто не повысил голос ни на меня, ни на других пациенток. Ни разу не было такого, чтобы врач или акушерка проигнорировали наши жалобы. Кстати, под конец пребывания в родильном меня еще и накормили обедом, хотя по расписанию он давно прошел (а в родблоке вообще не предусмотрен).
Принесли тарелку прямо в коридор и помогли поесть, так как я лежала на каталке.
В послеродовом все было немного иначе. Нет, там так же быстро реагировали на любые жалобы. По сто раз учили прикладывать ребенка к груди, выдавали градусники и одеяла в любое время суток.
Проверяли цвет детских какашек и щупали голову, если маме казалось, что «он ударился о пеленальный столик».
Но каждый раз, обращаясь к акушеркам или детским медсестрам, мы видели, как их утомляем.
Однажды я попросила срочно помочь мне дать ребенку детскую смесь, когда медсестры только-только заварили себе кофе. Я это видела, но делать было нечего: мой малыш надрывался от крика, я полдня не могла его накормить. Я получила исчерпывающий инструктаж, правда, на повышенных тонах.
Наши дети лежали в палатах вместе с мамами, но по показаниям их забирали в детское отделение, а мамы приходили их навещать. Каждый такой поход был приключением: врачи и сестры ничего не объясняли, только грубо указывали «тут вообще-то капельница», и «осторожно же, не толкните лампу». Но подкупало отношение к детям.
Медсестра могла накричать на женщину, и тут же начать ворковать с ее ребенком, бережно поправлять одеялко и капельницу.
Мне трудно оценить такое отношение «к женщинам и детям». С одной стороны, грубость недопустима, а особенно к роженицам, у которых и так эмоции не в порядке. С другой стороны, сотрудники послеродового отделения общаются с эмоциональными роженицами каждый день, и это влияет на их настрой.
Любая работа с людьми – в той или иной мере тест на терпение. Люди бывают невежливые, неумные, с необоснованными запросами.
Молодым мамам часто кажется, что с ними или с детьми что-то идет не так. Они рвутся в ординаторские и просят о срочной помощи. Чаще всего эти опасения не обоснованы. Но медики вынуждены проверять каждую жалобу, потому что есть риск пропустить серьезное. Соблюдать этикет в таком ритме трудно. Наверное, проблему мог бы решить психолог, если бы он работал в отделении. Ведь психологи помогают людям, попавшим в чрезвычайную ситуацию, или работающим на напряженной работе. Роженицы и сотрудники послеродовых отделений как раз вписываются в эти категории.
На одном из интернет-форумов мне сказали, что таким образом «оправдывать» грубость медиков может только «терпила» по натуре. И что грубым медсестрам нужно было дать отпор.
Возможно. Но у меня не было на это никакого желания. К нашему здоровью в послеродовом и детском относились не менее ответственно, чем в родильном.
Язык не поворачивался грубить в ответ, когда мне или ребенку оказывали помощь.
Я просто решила «не обращать внимания». Мы с малышом готовились вернуться домой. А еще в моей тумбочке лежали разрешенные для кормящих зефирки, которыми я лакомилась, когда ребенок спал.
Никого не слушай
Я считаю, что история моих родов – позитивная и удачная. Это не про унижение, не про отсутствие помощи, не про насилие. Воспоминаниями о родах я делилась со знакомыми и в интернете. А потом получала свои же рассказы в искаженном виде. Одни воспринимали ситуацию так, как будто мне отказали в проведении кесарева сечения, несмотря на необходимость и мои мольбы. Другие, наоборот, считали лишней стимулирующую капельницу. Химия вредна, а вот если бы я рожала еще сутки – все было бы естественно и прекрасно.
Так я поняла, откуда берутся страшные рассказы про злых акушерок и недалеких врачей.
Конечно, сколько людей – столько и историй. Бывает, к сожалению, что во время родов женщины не получают должной помощи. Бывает, что помочь им пытаются, но медицина не всесильна. А при печальном исходе велик соблазн обвинить во всем врачей.
Но очень часто бывает так, что роды идут хорошо и врачи делают все, что нужно, но их действия не соответствуют представлениям самой пациентки.
Ей больно, страшно, и кажется, что вокруг никто не хочет ей помочь. К тому же, женщине трудно объективно оценить ситуацию, а из родблока сложно выйти в тот же интернет или позвонить знакомому врачу.
Своим подругам, которые ищут роддом, я смело рекомендую тот, в котором рожала сама. За медицинскую «часть» там можно не беспокоиться. А про остальное – стараюсь не рассуждать. Чтобы не было почвы для домыслов и накручивания страхов.
Про атмосферу в послеродовом предупреждаю, так как для многих это тоже критерий.
Но вот сами роды я теперь ни с кем не обсуждаю. Оказалось, многие считают себя экспертами по ведению родов, даже не имея собственного опыта, а не то, что медицинского образования.
Люди рассказывают, что на самом деле нужно было сделать в моем случае. Еще и объясняют мне, как я на самом деле пострадала от якобы неоказания помощи (или, наоборот, от чрезмерного вмешательства). А многие просто пугаются.
Роды – это всегда непросто, и лишние подробности производят тяжелое впечатление, даже если все прошло хорошо. После нескольких таких диалогов в интернете и в реале я поняла, что многие «страшные» истории про роды – просто мрачные интерпретации совершенно рядовых случаев. Не хочется плодить такой контент. И спорить с кем-то нет никакого желания.
Завтра, 14 сентября, читайте на нашем сайте продолжение темы – мнение директора одного из лучших московских роддомов о том, почему отношения между роженицами и акушерами напоминают минное поле.
