Я выхожу на платформе «Карачарово» и пробираюсь сквозь мартовскую вечернюю темноту. Здесь недалеко, но через промзону. Редко встретишь прохожего, только ездят туда-обратно грустные автобусы. Мне нужен дом 4а, но я почему-то вижу только 6-й и рядом за забором что-то вроде детского сада. Звоню Сергею, одному из бездомных постояльцев хостела. Он бодро заявляет: «Стойте на месте, сейчас встречу».
Через пару минут Сергей выходит из ворот того, что я приняла за детский сад. На нем толстовка, джинсы и вьетнамки на босу ногу, которыми он бодро топчет просевший мартовский снег. Я прихожу в ужас, но он отмахивается: «Да ладно! Зиму пережили».
Мы заходим в хостел, поднимаемся на второй этаж, немного петляем в лабиринте коридоров и заходим в маленькую комнату. Здесь есть тумбочка, шкаф и 3 двухъярусные кровати. У входа выстроились шеренгой ботинки. Я тоже пытаюсь разуться – ведь это дом, и я здесь гость, но меня останавливают, усаживают на табуретку и наливают чаю.
– Сахар или конфеты?
– Сахар.
Рядом со мной сидит Руслан, он и оказывается самым разговорчивым. Напротив – Андрей и Дима.
От сотрудников «Ангара спасения», куда эти бездомные приходят почти каждый день, я в общих чертах уже знаю их истории, и Андрея мне жалко больше всего. Это пожилой интеллигентного вида мужчина, для которого бездомность – не идеология. До последних лет у него была размеренная благополучная жизнь, которая внезапно пошла под откос.
На другой стороне кровати, ссутулившись в какой-то неуверенной позе, сидит Дима по прозвищу Малой. Дима сам сломал себе жизнь, прогуляв деньги от продажи квартиры. Но теперь он хочет вернуться к нормальной жизни, и в «Ангаре» решили, что он имеет право на второй шанс.
На койке в другом конце маленькой комнаты – Олег, Сергей и Алексей. В разговоре они почти не участвуют, а между собой общаются шепотом – из уважения то ли к товарищам, которые рассказывают о своей жизни, то ли ко мне, то ли к работающему диктофону.
«Сделал себе лежбище хорошее. Как первую зиму пережил, не помню»
– Я родился в Москве, жил с родителями, потом мама умерла, появилась мачеха, сестра вышла замуж. Мы жили вроде нормально, потом я поругался с мачехой очень сильно, они разменяли квартиру, я стал жить в коммуналке, – рассказывает Руслан.
– В 2002 году у меня была девушка. Прожили вместе два года, хотели подавать заявление в ЗАГС в сентябре, на ее день рождения. 10 июля она погибает, а 13 июля у меня день рождения. Погибает не просто так, а практически у меня на глазах, на руках. Я тогда и жить не хотел. У меня сестра родная есть, если бы сестры не было, я, может быть, и на себя бы руки наложил. Наплевал на все и стал очень сильно пить. Я не буду рассказывать, что с девушкой произошло, мне приходилось и к психологу обращаться, и все остальное.
Я очень долго пил, кое-какой вещи очень долго боялся, у меня была психологическая травма. Я не платил за комнату ничего, только соседке отдавал за свет, пил и ничего не хотел. Жизнь для меня остановилась.
У меня задолженность по квартплате. Сосед очень сильно пьет, буянит. Было опасно оставаться дома, и я ушел, потому что мне на улице спокойнее. Была сломана нога, с одним костылем ходил, мне нормально было, я человек непривередливый, мне особого комфорта не надо. Ходил на кормежки, в палатку («Ангар спасения» здесь все называют палаткой. – Ред). Сначала ночевал на улице, было у меня укромное место – шалаш такой, там никто не ходил, сделал себе лежбище хорошее.
Периодически ночевал в депо «Перерва» – у меня отец там всю жизнь проработал, я еще ходить не умел, а отец уже туда носил. Я это депо как свои пять пальцев знал, как зайти, как выйти. Никто не гонял тогда. В вагонах ночевал. Не помню, как ту первую зиму пережил – кое-где, где попало.
Потом нашел себе подъезд, тихий, спокойный, три года там прожил, оттуда сюда и переехал. Я спал между 7 и 8 этажом, а в какой-то год на 1 этаже бомжи у батареи спали целой компанией, там такой был… Ладно, при девушке не хочу выражаться – гадюшник.
Там рядом станция Красный строитель – доехал до Товарки (станции Москва Товарная. – прим.Ред), а оттуда в палатку можно прийти. Поэтом открыл для себя то, что на нашем сленге называется «пробои» – у меня две «Пятерочки». Я как зашел однажды вечером на помойку, как посмотрел, что они выбрасывают, так перестал ходить на кормежки, стал питаться там. Мне на кормежках говорят: «А чего ты пропал, чего не ходишь?» А чего мне ходить? У меня кефир есть, мясо есть, колбаса есть, консервы, туда-сюда. Я кефира себе столько набирал, что было прям «в вашем кефире крови не обнаружено».
Любой бездомный ходит с рюкзаком – рюкзак это его дом переносной. У нормального бездомного в рюкзаке все, что нужно для существования на улице. Для меня было основное: документы, иголка с ниткой, лекарства, запасные носки-трусы, щипалка для стрижки ногтей, ложка с вилкой, открывашка, кружка железная, может что-то еще по мелочи.
Сейчас задолженность надо погасить, все упирается в то, чтобы найти работу. Это все реально. Если получится, к октябрю можно вернуться. Пока я не погашу задолженность, домой не пойду, вот и все.
«В больнице получился инцидент»
– Я последние 20 лет жил в Подмосковье с женой. 10 лет прожили, вроде бы только жизнь начала настраиваться, в Москве работал, в кооперативе, отделкой занимался – подвесные потолки, ламинат, установка дверей, в основном с деревяшкой любил работать: двери наборные, паркет. Все было хорошо, – это уже Андрей.
– Как-то раз жена вышла за хлебом, а там идти-то всего через двор. И в это время какой-то наркоман на машине ее сбивает. Тяжелая травма у нее, перелом позвоночника, она стала инвалидом второй группы, 10 лет я выхаживал ее. А в концовке… Хоть это было ожидаемо, но все равно, я не думал, что будет так… Она умерла. Естественно, после похорон маленько сорвался. Решил обменять квартиру. Вы представляете, жить там, где все напоминает… А тут еще люди подсуетились: «Давай поменяем, зачем тебе трехкомнатная».
Обман получился при сделке. Хотел большую на меньшую, с доплатой, и остался ни с чем. Это было в 2011 году. Потом маленько себя в руки взял, устроился на работу, тогда много связей еще было с кооператива. Мой бывший мастер стал прорабом в строительной фирме – он меня взял в филиал в Ленинграде, я уехал туда на вахту. 2 года пробыл в Санкт-Петербурге. Там очень влажный климат, хоть говорят, Москва – болото, но там влаги больше. А так как у меня вредная привычка к курению, слабые легкие климата этого не выдержали. Я решил приехать сюда маленько подлечиться. Ну вот. Подлечился.
Сперва я попал в больницу, отношение было нормальное, тогда у меня документы были, никто не мог подумать, что я без жилья. У меня деньги были, карточка зарплатная. В больнице получился такой инцидент – у меня документы пропали. А без документов – сами понимаете. В больнице соцработник есть, ей нужно было посмотреть документы.
У нас в это время как раз в палате был человек без определенного места жительства, он перед этим мне по пьянке хвастался, что любой паспорт с пропиской может сдать за 300 долларов. А в тот вечер его за пьянку и выгнали. Не пойман, не вор, я конкретно не скажу, что это он, но после того, как он исчез, и документы исчезли. Сначала я сам начинал восстанавливать документы, потом в палатке, тут уже попал в эту программу. Как документы пропали, жил на улице. Последний раз работал два года назад.
Азбука выживания
Бездомные слегка снисходительно поглядывают на меня, когда я задаю вопросы об азах бездомной жизни, но охотно рассказывают. Руслан говорит, что быть в Москве голодным – смешно. Остальные согласно кивают головами. У каждого есть свои «пробои» – помойки, куда супермаркеты выбрасывают просрочку, и любимые места ночлега: электрички, подъезды, ночные автобусы.
«Мое любимое направление – это на Серпухов. Сейчас поменяли расписание, а раньше была электричка – просто подарок для бомжей. Она начинала путь со Львовской, шла в Голицыно, а из Голицыно на Серпухов. Сел в Царицыно, на Курском вокзале или на Каланчевке, доехал до Голицыно, там полчаса электричка постояла и едет обратно. В Серпухов приезжаешь, дай Бог мне памяти, в полтретьего, через полчаса идет электричка обратно на Москву – уже до Дедовска, это еще практически три часа можно поспать, если тебя не гоняют. Бывает, где-то люди сидят, а где-то заходишь в вагон – только ноги торчат, целый вагон спит. Ну и запах невыносимый. Сейчас, конечно, поменяли расписание.
У каждого свое направление. У нас есть один товарищ, который ездит в Горьковском направлении до Крутого и обратно, где-то в тупиках ночует, потом на этой электричке обратно возвращается. У всех по-разному. На все платформы есть народные тропы, где-то залезть можно, например, на Курском вокзале, там на вторую платформу, которая в сторону области едет, со стороны головы спокойно залезаешь», – говорит Руслан.
Олег, в отличие от Руслана, предпочитает колесить по Москве.
«Ночевал в ночных автобусах, только не в бомжевских. Вот Н5, полтора часа туда, полтора обратно. На Каширское шоссе идет, с заездами, как балерина, – через Кузьминки, Люблино круги нарезает. Там выходишь, перекурил 10 минут, а потом следующий идет обратно. Красной площадью пойдешь полюбуешься ночью – это лучше, чем в бомжацком автобусе носки их нюхать, а метро откроется, идешь туда спать. Опять же, не на кольцевую, бомжатную линию. На любой – красной, синей, фиолетовой – пожалуйста, тебя никто не трогает.
Есть бомжи разные, есть вонючки, есть нормальные. Как и все эти ребята, я отделяю себя от вонючек. Когда метро закрывается, меня будят: «Дедушка, вы проспали свою остановку. Никто не говорит: «Ты чего, бомж, сюда пришел»», – говорит Олег.
Он приехал в Москву из Таганрога, «убегал от кредитов». В Москве работал в охране, на автозаправке, раздавал листовки. На какой-то из работ его обманули, не выплатили зарплату, и Олег оказался на улице.
– У вонючек бездомность это уже смысл жизни. В основном это москвичи бывшие, которые лишились своих квартир. И что самое интересное, им подают всегда больше.
В палатке процентов 70 – это классические случаи, когда человек приехал в Москву на работу, и его либо в первый же вечер напоили и обобрали, либо он отработал месяц, получил зарплату большую, с ребятами выпил и все потерял. С работы выгнали – и все. Некоторые держатся, а другие постепенно распускаются вот до такого свинячьего вида. Вот и все. Им только утром проснуться, найти на опохмелиться, а дальше продолжение банкета. Бывает, стоишь в очереди за одеждой, и какой-нибудь из этих говорит: «А чего-то по тебе не скажешь, что бомж, ты такой чистый, опрятный». Я говорю: «А тебе что мешает помыться, одеться нормально?» Все зависит от человека, – говорит Руслан.
«Мы просто нормальные»
Спрашиваю, откуда берут деньги на алкоголь.
– Деньги бездомные стреляют, как правило, – объясняет Руслан, – бывает по-разному, кто-то умеет уболтать человека, он ему хорошие деньги дает. Я, когда жил на улице, рекламировал сауну, листовки раздавал. Я 6 часов отстоял, 600 рублей получил, мне уже напрягаться не надо. Я знаю, что могу сегодня их пропить, а завтра у меня эти деньги будут опять. Кто-то газеты раздает, а так, как правило, стреляют.
– Кто-то тратит настрелянные деньги на телефон, на зарядку, – интеллигентно добавляет Андрей.
– На сигареты еще стреляют, – раздается голос из другого конца комнаты.
– Еще, бывает, по центру гуляешь, а там недопитые бутылки. Есть обычные люди, которые по пьяни забывают какие-то сумки, у меня знакомый нашел на Лубянке большой пакет, а там еда из «Макдоналдса» и литровая бутылка Jack Daniel’s. Плохо что ли? – продолжает Руслан.
Задаю краеугольный вопрос: все ли бездомные пьют?
– Все, – не задумываясь уверенно отвечает Руслан, но тут же раздаются недовольные окрики: «Ой, не надо, не все», «многие не пьют»
– Ну вот покажи мне хоть одного?
– Вот, напротив тебя сидит, он что, пьет? – Руслану указывают на Андрея, который расположился на противоположной койке.
– Ну вот он единственный наверное, я не видел, чтобы он пил, – соглашается Руслан.
– Понимаешь, это просто в последнее время я не пил. Здоровье не позволяет. Опять же, я могу и сорваться, все мы люди, – под одобрительный гогот с улыбкой признается Андрей.
– Просто кто-то запойный, пьет так, что за собой не следит – грязный, вонючий, к нему и подойти нельзя. А другой бухает, но за собой следит. Все бывает, все зависит от человека. Я тоже запоями пил, по неделям. Ну и что, я за собой следил, – подводит итог Руслан.
– Как и в каждом обществе, есть рабочие, интеллигенция и забулдыги, – добавляет Олег.
Я собираюсь уходить и спрашиваю на прощание: «А вы-то среди бездомных кто? Интеллигенция?»
Смеются: «Мы просто нормальные».
«Правдивый рассказ заключается в умении признать ошибку»
Я встаю, Алексей помогает мне влезть в шубу, и пока я вожусь с крючками и обматываюсь шарфом, Сергей и Алексей уже оказываются в ботинках и куртках.
– Пойдёмте, интеллигенция вас проводит, а то тут встречается всякий рабочий класс.
Мы идём втроём через мартовскую темноту, доведя меня до платформы ребята прощаются, и Алексей спрашивает с хитрой улыбкой:
– Мария, а вы сами-то в эти рассказы верите, которые услышали?
– Верю. А не надо?
– Не надо. Потому что правдивый рассказ заключается в умении признать ошибку: здесь я был не прав, тут я не туда свернул. А не это – начальство плохое, родители виноваты. Никто никогда не скажет, что по своей вине оказался на улице. А это так и есть. Всегда.
Сам Алексей, кстати, отказался мне рассказать свою историю. Но я-то знаю, что он не может жить в своем доме из-за того, что там его найдут коллекторы – он должен разным банкам почти полмиллиона рублей.
Фото: диакон Андрей Радкевич
