Я родилась в 90-х, в нецерковной семье, но в девять лет меня крестили. В селе в Оренбургской области, где мы жили, не было действующего храма, да и из знакомых регулярно в храм никто не ходил. Но словно какая-то сила влекла меня к церковным книгам (они лежали у бабушки), а когда мы с родителями ездили в город на рынок, я подолгу стояла возле церковной лавки и рассматривала книжки, иконы, крестики – пока родители занимались покупками. Однажды с карманных денег я купила дешевую икону Спасителя и положила ее под подушку. Вечерами молилась своими словами.
А потом по телевизору увидела фильм «Иисус» – классический, все по Библии, но в конце, когда уже шли титры, появился актер, игравший Христа, – он шел вдоль океана, в джинсах и белой рубашке, вокруг него толпой бегали дети, какие-то люди, и все они смеялись, что-то друг другу рассказывали…
Не знаю, было ли это сценарной задумкой, но я восприняла это как то, что Христос и сейчас среди нас, и с Ним можно разговаривать, и Он тебя слышит и любит. И так захотелось к такому Богу, близкому, совершенно реальному, не из книжки…
Потом случилась книга «Мастер и Маргарита» – мы проходили ее в 11-м классе. И я утонула в ершалаимских главах. Все мои одноклассники их пропускали и читали только основную сюжетную линию – обличительно-сатирическую. А я наоборот – основной роман пробежала наискосок, а ершалаимские главы перечитывала помногу раз. И снова это было от непонятной тоски и желания увидеть и познать Бога, который близко.
После 11-го класса я собиралась в Оренбург, на журфак. И решила, что в Оренбурге обязательно начну ходить в церковь и наконец стану «нормальной верующей», как я это формулировала для себя. Однако меня захватила студенческая жизнь, учеба была очень интересной, плюс новые друзья, да и большой город (вместо села). Я держала в уме, что надо в церковь, но все откладывала.
Сейчас думаю – если бы все же нашла время прийти в храм, возможно, вся моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.
В «Слове жизни»
Однажды я шла по городу и увидела афишу с фильмом «Иисус». Вспомнила фильм, который смотрела дома, и сразу купила билет. Народу было мало. Фильм был не тот, который я смотрела раньше, и в конце фильма был не актер в джинсах, а закадровый голос, сообщавший, что у всех нас есть шанс на спасение и счастливую жизнь со Христом. Главное – покаяться.
Дальше была молитва покаяния – текстом на экране и озвученная голосом. Голос просил просто повторить молитву. Включился свет, вышла немолодая дружелюбная женщина. Это была жена пастора церкви «Слово жизни», тогда еще я ее не знала. Женщина сказала, что все мы можем остаться, задать вопросы о вере, просто пообщаться – может, у кого-то есть проблемы.
Мне стало неудобно сразу уйти, и ко мне подошла жена пастора и еще одна женщина с очень добрыми глазами. Расспросили, откуда я, где учусь. Сказали, что у них есть интересные молодежные встречи, где все ребята верующие, обсуждают духовные вопросы, организовывают разные мероприятия. И дали мне визитку с адресом, датой и временем такой встречи.
Я возвращалась домой воодушевленная. Ура! Я так хотела начать свой путь в вере! И вот Господь Сам меня направил.
Тогда я абсолютно не разбиралась в конфессиях, деноминациях и пр. Мне казалось, что эти люди, которые собираются на молодежные встречи, по воскресеньям вместе ходят на службы в обычный православный храм. Я стала ходить на «молодежки», а потом на группы по изучению Библии – мне очень хотелось изучать Библию. Лишь через пару месяцев я поняла, что эти люди не имеют никакого отношения к Православной Церкви. Но я уже по-дружески общалась со многими из «молодежки»…
Такие же, как я, молодые парни и девчонки, студенты оренбургских вузов. Активные, яркие, веселые. Неужели они какие-то не такие? Нет, конечно. И если они ходят в эту церковь, которая называется «Слово жизни»… значит, церковь тоже нормальная. Вот так примерно я тогда решила для себя. Тем более что к тому моменту мне уже успели рассказать, что Православие – это мертвая религия и идолопоклонство. Конечно, с Библией в руках. Ужасно, они забыли повеления Божьи, заменив их преданиями человеческими!
Почти 95% членов церкви «Слово жизни» говорили, что они ушли из Православия. Это говорила и я. И верила в это. Да, ушла из Православия. Ни разу даже не зайдя в православный храм!
Я приняла решение стать пятидесятницей-харизматкой.
Светлана Дакалина: «Слово жизни» относится к Российской церкви христиан веры евангельской пятидесятников (РЦХВЕ). Однако в 2000-х гг. на многие пятидесятнические церкви, в том числе и на «Слово жизни», оказало влияние межконфессиональное харизматическое течение, держащие фокус на исцелениях, пророчествах, различении духов, чудотворениях. Атмосфера и дух менялись плавно, но методично.
Помню, на одной из конференций в Москве перед «прославлением», где молились «в духе», то есть «языками», а на самом деле тарабарщиной, пастор вышел на сцену и предупредил всех, что служение будет записываться на видео, выкладываться в соцсети, просил помнить, что «вот тут будет ехать камера, и тут, и, как только вы попадаете в фокус, пожалуйста, примите спокойный вид, не эмоционируйте, не орите, а то Дворкин опять прицепится».
Молодежный рай
Не буду кривить душой, если скажу, что в «Слове жизни» мне нравилось все. Вот просто все. Мне было 18, а у неопротестантов-харизматов все сделано для того, чтобы туда шла молодежь: на общих собраниях по воскресеньям (службах) – к спокойным гимнам классики пятидесятничества добавили рев в микрофон харизматических госпелов.
Когда в 2010-х по Оренбургу стали ходить эмо и готы – я знала, что, когда поеду в Москву и Крым, увижу половину молодежи харизматов с черными волосами и розовыми шарфами.
Гроулинг? Лови песни прославления Бога в новом стиле!
Тоннели в ушах? Именно у харизматов я видела самые огромные дырки.
Главной целью была евангелизация, приведение человека к Богу. О Христе нам говорили очень просто: Бог тебя любит, Он умер за тебя, Он взял все твои грехи, прочти молитву покаяния, и ты спасен. «Идите и научите все народы!» – сказал Иисус ученикам уже после Своего воскресения, на последней встрече перед вознесением. И потому все протестанты считают эти слова «последним поручением Христа», то есть самым важным.
Но чтобы проповедовать Христа, тебе самому нужно жить христианской жизнью, ходить на собрания, славить Бога, слушаться наставника и отделять десятую часть своих доходов в общину. По возможности каждый член «Слова жизни» должен был состоять как минимум в одном служении. Например, в служении прославления – для музыкантов и вокалистов, в тюремном служении – ездить евангелизировать по тюрьмам, в редакционном служении – работать в газете, в детском – с детьми, подростковом и т. п.
Я была в редакционном и театральном. Приветствовалась «полная занятость», у меня абсолютно все вечера были заняты служениями, и так жили почти все.
К каждому новичку обязательно прикреплялся духовный наставник, помогавший не только в духовном возрастании, но и в житейских делах. Наставник имел право задать тебе любой вопрос (с кем встречаешься, куда ходишь), что-то скрывать от него считалось неправильным.
Вообще дисциплинарные и нравственные правила в «Слове жизни» были достаточно строгие, несмотря на модный прикольный антураж. Не то что нельзя секс до брака – тут сразу либо немедленно женитесь, либо отлучение от церкви. Нельзя даже целоваться до брака – грех!
Никто не пил, даже слабый алкоголь, не курил, не ругался матом. Вот приезжаешь ты в Крым или Москву на молодежный фестиваль, где тысячи людей, – видишь молодых парней, девчонок, и при этом все мы, и я тоже, действительно «отделены от мира». Вместо тусовок с алкоголем и флиртом – тусовки по изучению Библии, прославление Бога и ночные молитвы. И мы реально были такие, стремились к очищению от страстей. Мы были «верующими», все остальные – «мирские». Даже православные, даже воцерковленные православные – все равно «мирские». Верующим нельзя было близко дружить и общаться с мирскими, тем более вступать в брак. После года хождения в церковь я съехала от «мирских» подруг.
На воскресных собраниях Бога мы славили музыкой и танцами – такой была форма молитвы, но и проповедь обычно длилась не меньше часа-полутора.
Была и такая традиция: после воскресного собрания за серьезные нарушения, например, кого-то отлучали от церкви. Человек выходил и говорил о прегрешении брата – по слову из Евангелия: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди, и обличи его между тобою и им одним: если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего, если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мыта́рь (Мф. 18:15–17).
«Эти вещи случались нечасто, за восемь лет я видела такое в своей церкви два раза. От буквального соблюдения слова Писания мне почему-то было очень страшно».
Уже в то время протестанты выпускали невероятное количество книг о Боге, написанных современным языком. Это сейчас у православных есть и «Никея», и прочие издательства, издающие качественную христианскую литературу, а в начале 2000-х ничего этого не было. А у протестантов уже было.
Мы читали запоем. Книги можно было взять в наших же библиотеках или купить. Но это была, скорее, лайт-литература – нечто мотивационное, похожее на коучинг, но «на тему Бога».
Когда меня спрашивают, почему у протестантов так много молодежи и она активна, я думаю, это именно потому, что пасторы и видят своей задачей привлекать молодежь. И это не пшик – это действительно интересная, яркая всесторонняя жизнь. Я уже не мыслила себя вне ее и могла бы всю жизнь там прожить и быть вполне счастливой. Вот если бы дать мне немного по голове, чтобы я не изучала основы веры, все бы и шло по-прежнему. Если бы мне было достаточно прикольной формы и самых общих знаний, я бы до сих пор была там. Но мне стало важно, чему же учит Церковь.
Диспуты в «раю»
Почему я ушла от харизматов? Это не был уход от людей. Это не был уход от каких-то форм. Это не был уход из-за каких-то событий. Это случилось, потому что я начала видеть нестыковки в догматике и практике «Слова жизни».
Я работала в самой крупной организации СМИ Оренбургской области. Жила в центре города. Наш евангелизационный театр набирал обороты. Я постоянно моталась в Москву на молодежные конференции и театральные тусовки. Летом ездила в Крым на протестантский фестиваль «Белые ночи». Жизнь кипела. Я установила себе приложение «ВКонтакте» и часто сидела в межконфессиональных пабликах. И однажды нарвалась на православных…
К тому времени я уже точно знала, в чем не правы православные. Православие нам представляли «мертвой религией», погрязшей в полуязыческих нелепых традициях, со слабым знанием Библии, молитвами своим святым, словно Богу. Обычно спорить со мной было бесполезно. Я в своем блоге составляла даже чек-лист, как правильно общаться с православными, чтобы был толк, а не просто бессмысленные ветки диалогов. Но в тот раз их было слишком много. И отвечали они достаточно жестко.
Говорили, что наши пасторы волки в овечьей одежде, ведут не туда, а наши служения – это беснование, что Церковь одна и это Православная Церковь. Очень скоро разговор стал болезненным для меня. Дискуссии не получилось, православные вообще слабо дискутируют по сути, больше давят директивными интонациями, но они тогда взяли количеством и просто обсмеяли меня.
Но один из них писал мне очень корректно, однако его ответы тонули в потоке общего стеба. Я вышла из того диалога, мне было обидно.
А вскоре я увидела в личке сообщение. Это был тот самый парень.
– Привет. Мне жаль, что получился такой неприятный разговор. Они не правы. Если хочешь, можем пообщаться тут… Я могу ответить на твои вопросы о Православии.
Так мы и познакомились. Его звали Саша, он был из Одессы.
Я была уверена, что в процессе диалога он пусть даже и не изменит свою точку зрения, но, по крайней мере, поймет, что протестанты тоже правы. Мы стали общаться. С ним было легко. Сначала мы переписывались только днем, потом и вечером, и даже ночью. Разговоры о вере захватили меня полностью.
И это не произошло в одночасье – я всегда искала, мне везде нужно было докапываться. Сейчас я понимаю, что Саша очень методично, шаг за шагом, не теряя нервы и не утопая в эмоциях, разбивал мои главные тезисы – «почему я не православная».
И тогда я увидела то, что долго не хотела видеть. То есть я это видела, но воспринимала с ха-ха, мы такие смешные в этом.
Да, я видела все эти бесконечные деления на деноминации и просто отделения: и из нашего «Слова жизни» уходили как отдельные люди, так и целые группы, создавая свои «церкви» с благословения пасторов. И откалывались, уже без благословения, – потому что им «Библия открылась иначе».
Вопрос постоянных разделений – самый актуальный в протестантизме. Нет общего мнения, как нет единства. Например, несмотря на то, что сами неопятидесятники-харизматы, как наше «Слово жизни», искренне считают, что у них с баптистами – дружба, я не встречала ни одного живого баптиста, кто считал бы харизматов в истине. На официальном уровне, ради экуменизма, баптисты еще могут мило улыбаться. Но в приватных беседах я много раз слышала, что их пугают наши служения, они называют это сатанизмом.
Второй удар пришелся по моему пониманию Библии. Я думала, мы читаем Библию, а православные читают трактовки на нее – святых отцов. Только спросишь продвинутого православного – а как ты это понимаешь, сразу ответ – вот святой Феофилакт Болгарский говорил так.
Но в беседах с Сашей пришлось осознать, что все не так просто. А я сама тоже читаю или слушаю трактовки: наших пасторов, наших книг, причем эти трактовки могут сильно различаться. Получается, у протестантов тоже есть предание, в свете которого они толкуют Писание. Только они свое предание преданием не называют. Ведь самая главная претензия протестанта к православному – то, что «православные толкуют все по преданиям!».
В голове протестанта примерно такая картина – вот Библия, а вот рядом лежит пухлый сборник Предания. И православный Библию игнорит, а Предание ласково поглаживает.
Вот отнять сейчас у всех протестантских течений Библию – честно, я не знаю, что будет.
В обсуждениях с Сашей я как-то вдруг поняла, что и православные строят свою догматику на Библии. Просто трактуют они не так, как мы.
А почему вдруг трактовка моего пастора, или трактовка пастора Сандея, трактовка любого другого пятидесятника – непременно правильнее трактовки православных отцов? Почему? И на это нет ответов не только у меня. На это не смогли ответить никто из моих бывших братьев и сестер.
Из любви к Писанию пятидесятники считают, что Церковь прямо-таки стоит на Библии. Можно взять Библию и построить Церковь. Но ведь целых четыре века первохристианская Церковь жила, по сути, без текста Евангелия. Да и общебиблейский канон сложился только к концу IV века. Как же верующие жили без Евангелия?
И просто узнав этот факт, я поняла: одно Писание не краеугольный камень. Нужно что-то еще, что было в первохристианской Церкви, которая и утвердила библейский канон. Именно эта Церковь знает, как правильно Писание понимать.
Так, изучая протестантизм и его претензии к Православию, беседуя с Сашей, я постепенно стала видеть, что Православие вовсе не такое, как нам говорят.
К харизматам я пришла, увидев прежде всего людей. И пошла за ними. В Православную Церковь я пришла, абсолютно невзирая на принятую там форму общения и самих людей. Да, я тоже вижу и ворчливых бабушек, и серые одежды, и часто акцент на форме, а не на сути, я помню, что харизматы гораздо более «клиентоориентированы», а уж молодежи там – и вовсе курорт. Но сейчас мне уже это неважно. В Православной Церкви я уже 13 лет.
Икона моей прабабушки
От моей прабабушки мне досталась очень красивая икона Николая Чудотворца. Мама отдала ее мне, когда я училась в старших классах, сказав, что прабабушка захотела передавать эту икону по всей линии нашего женского рода. Эту икону я хранила под подушкой. Конечно же, я взяла ее с собой в Оренбург.
Когда протестанты сказали, что иконы – это идол, я перестала молиться перед иконой святого Николая… Но как-то избавиться от нее рука не поднималась. Для меня это был не идол, это была связь с моей прабабушкой, которую я даже и не знала… Мама говорила, что она успела меня увидеть и даже держала на руках…
Но однажды на группе у меня дома мой лидер Карина стала разбирать тему язычества и идолопоклонства.
– Свет, тебе понятна эта тема? – спросила она меня в конце.
– Конечно.
– Ну просто… Я видела, что в стенке у тебя икона…
Я действительно перестала держать икону под подушкой. Но… Неужели нужно совсем от нее избавиться?
– Да, Свет, – сказала Карина, – ничего идолопоклоннического у христиан быть не должно. Ты понимаешь?
Видя мою нерешительность, Карина встала и взяла свой пакет.
– Я сама пойду и заберу.
С этими словами она взяла мою икону и ушла.
Жалко ли мне тогда было икону? Я старалась не думать вообще об этой ситуации… Решила, что, конечно, это было правильным.
Сейчас я тоже стараюсь себя не корить, Карину тем более. Мы искренне верили… но иногда очень грустно оттого, что я лишилась иконы, которая передавалась по женской линии нашей семьи.
Много позже я задумалась: несмотря на формальное отрицание вещественных святынь, в «Слове жизни» была такая практика: молиться с возложением рук на какой-нибудь предмет одежды (платок, рубашку). Считалось, что «намоленная» таким образом одежда приобретала силу исцелять болящего. Основывались на тексте Библии: «Бог же творил немало чудес руками Павла, так что на больных возлагали платки и опоясания с тела его, и у них прекращались болезни, и злые духи выходили из них» (Деяния 19:11–12).
При этом протестанты полностью отвергают освященные предметы православных, называя это язычеством. Только когда я ушла от протестантов, я увидела это несоответствие между теорией и практикой.
«Голова моя разделилась на два лагеря»
Почему я не ушла сразу? Я не представляла себя вне моей церкви. Думала, получится найти новый смысл, ведь был же он на протяжении всех этих лет. А может, это у меня начался кризис роста… Но вопросы никуда не девались. Чем глубже я их запихивала, тем больше меня мучило состояние апатии, усталости.
Я пыталась с кем-то говорить, мне советовали не париться, не мудрствовать (это от лукавого) и просто радоваться, что Иисус меня спас. Да, все свелось к тому, что хватит копаться в учении, нужно людей спасать, приводить к Богу.
С Сашей мы перестали общаться в момент, когда я ему сказала, что никогда не стану православной. Я действительно тогда хотела поставить точку – остаться. Вскоре я поехала в очередной раз на протестантский международный фестиваль в Крым. Ехала с целью – стать обратно горящей в духе и истине пятидесятницей.
Поначалу стало легче: соленый ветер с моря, драйвовые песни, вокруг молодые парни и девушки, с которыми мы в «одном духе»… Мне очень хотелось снова почувствовать себя частью того, в чем я была уже восемь лет. Но я не могла.
Стала выбирать служение, но все было «не то». В этот раз на фест привезли настоящие франшизы. Продажа массажных кроватей, спортивного питания, открытие фитнес-центров… Лидеры служений искали партнеров в разных городах, многие предлагали помощь в написании бизнес-планов. И все это были проекты пятидесятников, суть которых – евангелизация? И я не видела себя в этом.
Решила, что просто буду ходить на совместные молитвы и там искать Божьего откровения. Все собирались в большом шатре, лидер служения вел молитву в микрофон, все остальные присутствующие стояли кругом и молились вслух.
Я молилась тоже, но впервые столкнулась с необъяснимым. Моя голова словно разделилась на два лагеря. «Вот этот молодой человек справа, сгибающийся пополам и кричащий что-то «на языках» – в нем точно Святой Дух? Ты уверена?» – слышала я один голос внутри себя. «Господи, убери эти мысли, – отвечала я голосу, – какая мне разница, Дух Святой у него или нет, главное – наблюдать за собой!»
«То есть ты готова ходить в церковь и не знать, точно ли она от Духа Святого?» – снова слышала я. «Господи, главное то, что говорится в Твоем Слове…» – снова отвечала я голосу.
«А в нем ведь говорится и про Евхаристию, и про рукоположение, и про ужас расколов, и про истинную Церковь, одну единственную, а не множество течений», – этот противный голос не умолкал.
Я перестала молиться со всеми. Не чувствовала себя с ними в одном духе.
Лучше всего мне было быть одной – сидеть у моря, читать Библию. Бессознательно я стала избегать компаний и общения.
Однажды столкнулась на дорожке с друзьями из Белоруссии.
– Свет, как у тебя дела? Тебе не грустно тут?
– Свет, правда… Мы как тебя не увидим, ты грустная и одна.
Один друг меня обнял. Мне было приятно, я почувствовала поддержку. Но что я могла ему сказать? И когда мы разошлись, я поняла, что это все, это просто все. Я больше не могу быть пятидесятницей.
Но, несмотря на отрицание посредничества между человеком и Богом, и у протестантов какая-то потребность в исповеди есть… Помню, как однажды на домашней группе наш духовный лидер предложила нам именно это… Не по форме, но по сути. Каждый из нас по очереди должен был исповедаться перед всеми, без утайки. Это было странно… Мы признались друг другу в плотских страстях, которые у нас совершались в мыслях, в каких-то тайных осуждениях друг друга.
Я возвращалась домой после этой исповеди, на душе было очень тяжело. Что-то не то или не так…
Сейчас я понимаю, что по сути это была честная попытка очищения души так, как это понимала наш лидер, и понимала она это по-православному. Но не было инструментов, чтобы сделать это правильно. Не было благодати священства, не было власти разрешать грехи, которую Господь дал своим ученикам и установил, что эта власть передается через рукоположение. Возможно, поэтому было неловкое ощущение публичной обнаженки.
«Господи, пожалуйста, только не Православие»
Когда я четко поняла, что больше не могу оставаться пятидесятницей, внутри меня начал твориться ад.
Я плохо помню это время. Когда я оставалась одна, меня накрывало лавиной слез. Я почти перестала есть, было ощущение кома в груди, из-за которого трудно глотать. Подружки расспрашивали, на какой я диете. Перед сном я стала молиться очень коротко: «Господи, пожалуйста, только не Православие. Сделай что-то, чтобы все стало как раньше».
Но однажды слезы закончились. И я поехала к пастору.
В сумке были распечатки из некоторых книг, где разоблачались догматы протестантов. Мне просто хотелось спросить, что он думает по этому поводу, как он это себе объясняет?
Ефим Борисович (имена пасторов в тексте изменены – Авт.), такой приветливый, добрый, всегда открытый и искренний… Мне казалось, что я совершаю предательство.
Я старалась ясно выразить все, о чем думала последние месяцы. Сказала, что познакомилась с православными ребятами. Что мы очень много общались на духовные темы. Что сначала я перестала видеть в Православии ересь и мертвую религию. А потом… Потом с помощью Библии, изучив вопрос с разных сторон, я вдруг поняла, что истина у православных.
– Свет, знаешь, что я тебе покажу… – пастор открыл полку в письменном столе, – вот смотри, какие у меня есть книги…
Передо мной одна за другой появились книжки.
Учебники по богословию, Закон Божий…
– Ты читала его? – пастор ткнул в Закон Божий.
– Нет… Я читала историю церкви и догматическое богословие…
Пастор засмеялся.
– Ну да, и это я тоже читаю. Вот знаешь, сижу тут, работаю, а потом есть у меня 15 минут, открываю Закон Божий и читаю, ну интересно же. И другие книги. И везде все очень логично объясняется. Одни объясняют так, а другие по-другому. Ты думаешь, лишь на основании каких-то объяснений можно обрести веру? Давай мы просто помолимся.
Я молчала. Не знала, что ответить.
Чего я хотела от пастора? Мне хотелось взвешенных аргументов, почему мы верим именно так. Но скорее мне хотелось готового ответа, а его нужно было найти самой.
Домой я ехала с чувством, будто гора упала с плеч. Впервые за этот месяц по пути домой зашла в любимую кафешку. Заказала себе еду и смогла ее съесть без чувства сдавленного горла. Тиски разжались. Я уже понимала, что уйду, но решила пойти на воскресное служение «Слова жизни». С единственной и конкретной целью – если я не права, пусть Бог покажет мне это.
В то воскресенье темой проповеди было «Библия и мы». Пастор говорил о том, как важно нам ее читать и что, если кто-то учит не по Библии, он точно не от Бога.
– На чем стоит Церковь? – эмоционально говорил он в микрофон, – кто ответит?
«Неужели они сейчас все скажут, что на Библии?» – обреченно думала я.
– На Библии, на Библии, – понеслось со всех мест.
– Конечно! – восклицал пастор.
Я вспомнила про первые четыре века христианства, когда Евангелия еще не было, но были мученики, была Евхаристия. А может, просто мне не нужно обращать внимания на все эти несостыковки? И я представила, что каждый раз, придя на собрание, я не буду обращать внимания на это, на то. В конечном итоге мне придется не обращать внимания на все… Я поняла, что я уже не в единстве. Я уже не в «Слове жизни».
Что было дальше?
Тяжелые двери, полумрак, огоньки свечей, запах масла и чего-то еще… Православный храм. Куда идти, кого искать? Как выглядят священники? Всегда они в своих ярких одеждах или только во время служб? А может, к ним вообще нельзя подходить?
– Девушка, тебе что? – женщина в платке, строгая.
Откашливаюсь.
– Как я могу поговорить со священником?
– А по какому вопросу?
Я замешкалась. Как объяснить?
– Я из протестантской церкви… Хочу поговорить о том, как стать православной…
– О, это тебе на исповедь надо.
– А когда исповедь?
– Ну ты приготовься, каноны вычитай, Последование, попоститься нужно три дня…
Я поняла про что она, читала про это. Но удивилась, неужели так сразу причащаться? Может, сначала все же поговорить?
Вечером зашла на сайт Оренбургской епархии. Нашла раздел «консультации». И спонтанно написала свою историю с вопросом, что мне делать. Ответ получила на следующий день, попросили написать мой номер телефона. Мне позвонила женщина.
– Здравствуйте! Знаете церковь на набережной? Записывайте телефон настоятеля…
Набрала номер отца Димитрия.
– Начало вечерней службы в 17.00, подойдите минут за 10 до начала.
За 10 минут? Так мало? Мне казалось, что первый разговор со священником будет час, а то и больше. Протестанты бы посвятили такому «заблудшему» целый вечер…
Когда зашла в церковь, сразу увидела священника. Он подошел ко мне.
– Вы – Светлана? Ну, что хочу сказать… Православная вера для всех открыта. У нас нет ничего тайного. Исповедуйтесь, причащайтесь. Начните с этого. Может, есть какие-то вопросы?
Я помотала головой: «Нет».
– Тогда я пойду. Приходите завтра на исповедь.
На службу я не осталась. Шла из церкви и думала, что отец Дмитрий не показал ни словами, ни поведением, что мне нужно остаться на службу. А что если я сейчас выйду и пойду обратно к своим? Получается, он потерял душу для Господа? Протестанты, конечно, так бы себя не повели. Они бы сейчас и чаепитие организовали, и разговор по душам, и внимание ко мне текло бы через край.
И вдруг я очень четко ощутила: впервые в жизни никто никуда меня не тянет, не ведет за руку. Я вольна уйти, вольна остаться. Я сама сейчас принимаю решение. Я ответственна сейчас за свой выбор.
Я знаю, где Бог. Я нашла Его. Но впервые я не чувствую «обязанности», не чувствую, что я «должна идти», потому что «прокляты те, кто пропускают служения», как говорилось у нас.
И я знаю, что я приду. Приду на исповедь. Приду на причастие. Потому что я сама этого хочу и делаю это не потому, что там крутая тусовка, не потому, что люди хорошие. Я приду, потому что сама этого хочу.
Возможно, многим православным это покажется странным, им, наоборот, везде видятся рамки и запреты, но для бывшего пятидесятника-харизмата, как я, это – настоящая свобода, радостная и дающая силы.
Так я стала прихожанкой храма, а отец Димитрий был моим духовником до переезда в другой город после замужества.
Встреча с будущим мужем
Той осенью, когда я принимала решение уйти, я начала вести дневник в LiveJournal. Каждый день записывала туда мысли по поводу протестантизма и моего ухода. Писала все, что было на сердце. Просто у меня не было рядом человека, которому я могла бы вот так все рассказать.
Когда пришла в Православие, я продолжала вести этот дневник, в основном описывая споры и диалоги с протестантами, которые на тот момент свалились на меня в большом количестве. Многие писали мне прямо на стене «ВКонтакте» или, например, в своих же статусах на своей странице: «Дурные компании развращают добрые нравы. Куда же ты, Света».
И вот однажды вечером на мою электронную почту пришло письмо. Парень представился Андреем. Он написал, что случайно нашел мой дневник. Рассказал, что живет в Оренбурге, поет в церковном хоре. Его очень зацепили мои поиски, и если вдруг мне нужна какая-то помощь или поддержка, то он был бы рад общению.
Я поблагодарила, немного расспросила про православную молодежь в Оренбурге, есть ли какие-то клубы или собрания. С ним было интересно, хотя я меньше всего думала о романтическом формате. Так мы переписывались несколько месяцев.
Близился праздник Крещения. Андрей предложил встретиться на ночной службе. Так мы и встретились впервые. Служба закончилась около двух ночи, Андрей пошел меня провожать. По дороге рассказал, что летом собирается поступать в семинарию, чтобы стать священником…
А еще в переписке перед встречей он обещал дать мне какие-то диски.
Мы подошли к моему дому. Я подумала, спросить про диски, вдруг забудет отдать, но тут же промелькнула мысль: «Ну и пусть забудет. Будет повод встретиться с ним еще раз».
Уже когда я легла спать, пиликнула эсэмэска:
«Диски! Простите, вылетело из головы!»
«О, точно, и я забыла», – написала я.
«Тогда нужно обязательно встретиться».
С этого времени мы вместе. Познакомились на Крещение, в Крещение же через несколько лет родилась наша вторая дочь. Поэтому для нас Богоявление – особенный праздник.
Сейчас муж – священник сельского храма. Мы живем в небольшом селе, в провинции. Не могу сказать, что я очень этому рада, но священники не выбирают, где служить.
Я работаю фрилансером, в декрете (он был долгим) я получила вторую профессию – психолога, и у меня есть своя частная практика. Первую профессию журналиста я тоже не забываю. Очень люблю писать о людях, об их жизни, о пути, который проходит человек. Работаю как автор в нескольких медиа.
Что мне дали восемь лет протестантизма
Я пробыла в «Слове жизни» восемь лет, с 18 до 27. Если смотреть формально, то я не пила, не курила, матом не ругалась, никаких греховных отношений с парнями, никаких правонарушений.
Сейчас этот опыт я рассматриваю как возможность понимать тех, кто ищет Бога, ведь к Нему приходят разными путями. Я стараюсь поддержать такого человека. Мне периодически пишут бывшие и уже почти бывшие протестанты, я стараюсь им помочь, поговорить, ободрить. У меня нет никакого желания «увести» человека, я абсолютно спокойна, если даже после разговора он принимает решение не уходить.
Помню, в «Слове жизни» очень ревностно относились к ушедшим. На совместных молитвах мы молились об их возвращении. Сейчас я никого никуда не хочу «завлекать», даже в Православие, несмотря на то, что считаю его истиной. Если человек пишет – поговорю. Перестает писать – не тревожусь, как он, ушел ли, нет. Это его дело и его отношения с Богом.
У меня трое детей, и я не боюсь возможных кризисов веры. Думаю, такие кризисы нормальны, особенно если ребенок с детства в верующей семье.
У протестантов, кстати, такие кризисы считаются признаком роста, возможностью новой ступени. Многие рассказывают о своих кризисах веры в проповедях, в книгах, в личных историях… Протестанты этого не боятся, и я здесь с ними согласна: будет – значит будет. Мое дело – молиться и любить, показывать терпение.
Своим долгом я считаю другое: научить детей верить так, чтобы они свою веру понимали и знали, как ее защитить. Чтобы, когда им скажут: «О, так в твоей вере молятся доскам!», они знали, что это не так, и знали, что ответить. Многие родители думают, что ребенок вырастет и выберет сам, во что ему верить. Но подростки, особенно искренне ищущие, без поддержки близких людей, которые могли бы их сориентировать, чаще всего попадают в такие «веры», где можно и жизнь поломать.
* * *
Навсегда запомнилась мне одна встреча, уже после моего ухода от харизматов. Два года назад мы с мужем отдыхали в Крыму, и я как-то зашла выпить кофе в кофейню. По разговору двух мужчин за соседним столиком поняла, что это харизматы – внутрипротестантский сленг ни с чем не спутаешь. И не просто харизматы, а лидеры, может быть, пасторы. Они говорили о прорывах и трансформациях движения, но и обсуждали больную тему – люди слишком увлечены своими пониманиями Писания и откровениями, отчего очень много расколов.
«Мы же индивидуально спасаемся, но сбиться с пути очень легко, – говорил один другому, – у православных много традиций, а мы без традиций, но кто во что горазд. Деградируем по сути».
Я слушала и думала: пасторы все понимают…
