«Мама заплакала и ушла. Я все поняла»
«Я решила проверить информацию о роддоме, где я родилась, по словам мамы. И получила ответ, что в данном роддоме 1 июля 1980 года таких родов не было, и моя мама туда не поступала. Я показала эту справку маме. Она заплакала, спросила, где это я взяла, и ушла. Я все поняла».
Так рассказывает о своих непростых поисках родной матери 36-летняя Ольга, жительница Челябинска. Родители долгие годы не могли родить своих детей и взяли девочку сразу из роддома – через две недели после рождения: ее 16-летняя мать отказалась от ребенка. Но они не решались рассказать девочке о том, что она не кровный ребенок.
Узнала Оля об этом от подружки, уже учась во втором классе. «Скорее, было просто удивление, как такое может быть? На мое отношение к родителям это не повлияло, я их всегда любила и сейчас люблю», – говорит Ольга. Спросить у мамы или папы, правда ли то, что она им не родная, девочка не осмелилась – сама мысль о таком разговоре показалась кощунственной.
Но слова подружки засели в голове.
На поиски Ольга решилась, когда ей исполнилось 29. И она получила справку из роддома, в котором, как говорила ей мама, она родилась: этих родов там не было.
Полученное знание не обрадовало ни Ольгу, ни родителей. Теперь предстояла серьезная работа. Семья прошла через травму. На какой-то момент Ольга и ее родители отдалились друг от друга – нет, любовь не исчезла и отторжение не возникло, но напряжение появилось. Ведь теперь родители Ольги, долгие годы скрывавшие правду, вынуждены сами помогать дочери искать ее кровную мать.
«Для моих мамы и папы это травматично, ведь без них ничего невозможно сделать. Они вынуждены ходить в суды, к нотариусам… Мне их очень жалко», – говорит Ольга. Нужно оформить множество бумаг, чтобы докопаться до истоков. В ЗАГСе пришлось получать свидетельство об удочерении. У нотариуса родители заверяли согласие на раскрытие тайны удочерения. В суд Ольге пришлось подавать иск, чтобы получить актовую запись о ссвоем рождении – в ней находятся все сведения о ее матери.
Но Ольга говорит, что не жалеет. Если сначала женщина искала мать, чтобы просто понять, как и почему все так произошло, то теперь цель обрела более конкретные черты: «Я не остановлюсь в своих поисках, потому что у меня при рождении третьего ребенка обнаружили наследственные заболевания. Это может отразиться на моих детях и внуках. Я хочу знать все о своей генетике. Я хочу узнать от матери, здорова ли она была на момент моего рождения».
Но пока Ольга не знает о своей маме ничего, кроме фамилии и того, что сейчас ей 53 года. В тот момент, когда Ольга увидела свидетельство о своем удочерении и узнала свое настоящее имя, фамилию и дату рождения, она испытала, по ее словам, раздвоение личности. Теперь наша героиня будет справлять свой день рождения дважды.
«Знание своего имени, данного мне кровной матерью, мне немного мешает, но свое имя «Ольга» я люблю, мне оно кажется сильным. И я никогда его не поменяю. Я благодарна своим родителям за то, что они – за меня и хотят мне помочь. Сейчас они уже ничего не боятся и не ревнуют. Я не собираюсь общаться с женщиной, которая предала меня. Хочется просто посмотреть ей в глаза и спросить: «Почему?»»
Боится ли Ольга этой встречи? Вдруг внутри поднимутся такие чувства, которых она в себе и не предполагает? Злость, даже ненависть, или глубокая обида? «Обида есть, но злости нет. К встрече я готова», – говорит Ольга.
«Помню, как жутко билось мое сердце»
Ольга – одна из тысяч участников сообщества «Я – приемный ребенок». Это русскоязычное сообщество, изначально оно и одноименный сайт I am adopted были созданы на английском языке Алексом Гилбертом (Alex Gilbert) несколько лет назад. Алекс был рожден в России, но в 2 года уехал в Новую Зеландию: его усыновили.
Мама отказалась от Алекса с самого рождения. О том, что он приемный, мальчик узнал уже в 3-4 года, так же, как и его брат Андрей – другой мальчик, которого эти приемные родители забрали в семью одновременно с Алексом, разница между детьми составляла всего 3 месяца.
«У нас в Новой Зеландии люди открытые, и не принято скрывать правду об усыновлении. К тому же из-за нашей с братом маленькой разницы в возрасте вопросы все равно бы возникли в какой-то момент», – поясняет Алекс. Он не говорит по-русски – родным языком стал английский. Сейчас Алексу 25 лет, в 2013 году он решил найти своих кровных родителей.
Когда Алекс сказал об этом папе и маме, они были в шоке. «Это их, наверное, сначала обидело. А еще они не верили, что я смогу разыскать родителей. Ведь не было никакой информации. Но нет ничего невозможного. А папа в основном переживал, что я уеду в Россию и так там и останусь. Наверное, они испытали ревность и страх. Мол, вот, мы его вырастили – а теперь он бросит нас. Но они не стали мне ничего запрещать. И даже оплатили поездку в Россию».
Алексом руководило главное желание – узнать, что же такое случилось, что его оставили в роддоме. Хотелось узнать о своих корнях. Он был готов ко всему, были мысли и о том, что, может быть, там не все в порядке.
«Я переживал и нервничал. Но страха, что я увижу и узнаю что-то плохое, не было. Скорее, это было волнение. Но я бы в любом случае не пожалел ни на минуту», – говорит молодой человек.
На руках был лишь документ об усыновлении с реальными фамилией и именем мамы. «Я нашел в «Одноклассниках» группу, где все люди с фамилией Гузовские. Там я наткнулся на человека, который знал мою маму еще 20 лет назад». Так Алекс узнал, что сейчас его мама Татьяна живет в Рыбинске, а потом нашлась в сети и подруга Татьяны, которая связала ее и Алекса.
Странно это или закономерно, но мать Алекса не проявила какой-то заинтересованности во встрече. Конечно, волновались оба. «У меня так жутко билось сердце, я не знал, как начать разговор», – вспоминает Алекс. Он узнал, что Татьяна сама жила в детском доме, так что в ее жизни не было семьи и опоры. В 17 лет у девушки случился роман с военнослужащим, и уже после их размолвки и расставания она узнала, что беременна. Михаил, отец ребенка, так и не узнал об этом: родив, Татьяна оставила сына в роддоме. Так Алекс стал сиротой при живых родителях. Татьяна, очевидно, прожила нелегкую жизнь, она злоупотребляет алкоголем, больше детей у нее не было. Однако сама она довольна жизнью и говорит, что у нее «все хорошо».
Алекс оказался очень похожим на свою мать. Но и это не растопило сердце Татьяны. «Я чувствовал безразличие.
Материнских чувств у нее не было и нет. Честно говоря, ничто меня не обидело и не ранило. Я не смотрю на нее как на мать, у меня нет сыновних чувств к ней. Но теперь я все знаю.
Все, что нас связывает, – физическое рождение меня. Я не ожидал ничего от этой встречи, я понял, что она для меня чужой человек», – говорит Алекс.
Несравнимо более теплые отношения тут же установились у Алекса с Михаилом, отцом. Уже от Татьяны он узнал, что Михаил живет в Санкт-Петербурге, и эта встреча тоже состоялась. Михаил даже думал, что это какой-то розыгрыш: мужчина все эти годы и не знал, что он отец. И с радостью встретил сына.
Мужчина радушно принял Алекса и даже вручил ему подарки для его близких и друзей, одним из подарков была книга о Санкт-Петербурге с надписью-благодарностью Дженис и Марку – приемным родителям Алекса. Сейчас Алекс и Михаил поддерживают отношения, созваниваются, поздравляют друг друга с праздниками.
Поиски начинаются, когда ты готов
Алекс Гилберт стал вдохновляющим примером для многих уже выросших приемных детей, живущих за рубежом, которые хотели найти своих близких, – так и появилась группа в «Фейсбуке», а затем и самостоятельный сайт.
«Мне писали огромное количество писем, просили помочь в поиске родных. И я понял, что такое сообщество нужно. Кроме того, там люди делятся своими историями, для многих важно узнать о подобном опыте, чтобы понять, как искать близких, а еще – каково это, встретить своих родных, как прожить этот момент, как проходят встречи, как удается или не удается наладить отношения», – говорит Алекс.
В сообществе «Я – приемный ребенок!» уже более 20 000 подписчиков, в основном это приемные дети из России, Новой Зеландии, Америки, Европы. Количество людей и опубликованных историй растет с каждым днем. «Я надеюсь, что проект будет все больше и больше помогать людям найти свои корни», – говорит Алекс Гилберт.
«Я считаю, что каждому приемному ребенку интересно знать, откуда он и почему его родители отказались от него, – говорит Алекс Гилберт. – Это важно для него как в детстве, так и во взрослом возрасте. Но кто-то боится этого, боится последствий и своих чувств… Поэтому не все решаются. Я рекомендую не торопиться, а заняться поисками только тогда, когда будешь готов!»
Многие ищут не только родителей, но и братьев и сестер. «Для братьев и сестер, которых разлучили в детстве, непросто найти друг друга. Но я лично видел много случаев, когда это получалось, и когда у них осталась ментальная связь, которая их сближает».
Молодой человек предупреждает, что нужно быть действительно готовым ко всему: встреча может не только обрадовать, но и сильно огорчить. «Я рад тому, что сделал это. Этот опыт бесценен и незабываем».
«Нельзя лишать детей контакта со своими кровными близкими»
Александра Омельченко, руководитель программы «Не разлей вода» фонда «Дети наши»:
– Отрыв от кровных родных – вне зависимости от того, насколько сложная ситуация была в семье – негативно влияет на ребенка. В период с 2015 по 2016 год Благотворительный фонд «Дети наши» в рамках программы «Не разлей вода» в сотрудничестве с Центром доказательного социального проектирования МГППУ и при поддержке БФ Елены и Геннадия Тимченко провел качественное исследование «Отношение к кровной семье у детей, воспитывающихся в интернатных учреждениях».
Персонал детских учреждений редко задумывается о важности поддержания связи ребенка с его кровными близкими, а сам момент изъятия ребенка из семьи часто происходит жестко и травматично. Часто в учреждениях апеллируют к так называемой наследственности воспитанников учреждений («яблочко от яблоньки…» – самое мягкое, что может прозвучать в подобном контексте). Всю педагогическую недопустимость подобных высказываний необходимо систематично разъяснять.
Среди негативных последствий таких «внушений» – и сужение возможного пути самоидентификации ребенка со своей семьей, и боль от осуждения того, что значимо для ребенка, а также снижение ответственности подрастающего человека за свою судьбу и свою жизнь. Если дети начнут верить, что во всем «виноваты гены», как смогут они ответственно строить свою жизнь?
Когда детей, живущих в детских домах, спрашивали, как бы они хотели изменить жизнь в учреждении, воспитанники детдомов предлагали такие варианты: организовать встречи с родными, создать возможность разговаривать о семье, создать более дружескую и домашнюю обстановку в детском доме, наладить телефонную связь с родными, организовать помощь родителям.
А когда детям предлагалось представить себя в роли директора детского дома и изменить жизнь детей так, чтобы им было легче, самая важная мысль, беспокоящая детей, была о необходимости общения с кровными родственниками. Это абсолютный лидер в ответах:
«Чтобы всегда могли приезжать родители и отпускали бы детей домой чаще» (девочка, 15 лет).
«О, да, было бы здорово, если бы отвозили к родным на выходные!» (девочка, 17 лет).
«Во-первых, я бы сделала так, чтобы родители могли приезжать. Машину бы за ними отправляла» (девочка, 15 лет).
«Чтобы родители чаще посещали. На каникулах кого-то забирали» (мальчик, 14 лет).
«Я сказал бы, чтобы строители построили новые дома рядом с интернатом, чтобы там жили родители детей» (мальчик, 12 лет).
«Я бы старался бы для всех детей найти их близких. Пригласил бы их в детский дом, чтобы они пообщались со своими детьми. И не отказывал, чтобы они приезжали. Потому что нельзя отказать ребенку, чтобы родители приезжали» (мальчик, 14 лет).
«Новые правила: отпускал бы всех на каникулах к своим семьям» (мальчик, 12 лет).
Результаты нашего исследования показывают, что дети, оказавшиеся без кровной семьи, все равно тянутся к своим истокам.
Вот почему уже выросшие, ставшие взрослыми люди, которые в детстве были изъяты из семей или были отказниками и позже нашли приемные семьи, все равно проявляют интерес к своему прошлому и начинают рано или поздно поиски родных. Нельзя лишать детей контакта с их кровными близкими, – в этом случае они имеют определенную подстраховку на будущее, и во взрослой жизни им не придется тратить годы на поиски своих родных, этот контакт уже будет установлен и сохранен.
«Это зияющая дыра в прошлое – и нужно ее закрывать»
Наталия Мишанина, детский и семейный психолог, специалист по работе с приемными семьями, руководитель психологической службы благотворительного фонда «Арифметика добра»:
– Интерес уже взрослого человека, который когда-то был принят в семью, к своим корням понятен. Это поиск ресурса из прошлого. Часто этому мешает или тайна усыновления – когда ребенок не знает, что он усыновлен и родители не кровные, или «присвоение» ребенка его приемными родителями, которые не хотят рассказывать о его прошлом.
В этом случае, когда ребенок вырастет, он будет искать возможность восстановить свою историю. У него возникает потребность знать о своей семье. Он имеет полное право иметь информацию о своем прошлом. Это естественная потребность – найти свои корни и получить тот самый ресурс из прошлого.
В моей практике были такие случаи, когда приемных родителей пришлось переубеждать. К примеру, в семье Кати. Девочка знала, что приемная, но и разговоров о кровной семье не заводилось. И в 15 лет Катя сама нашла через интернет свою семью, и когда ее спросили приемные родители, что ей подарить на день рождения, она сказала: «Моих родных».
Что же делать? Родители считали, что в 15 лет эта встреча не нужна. Но все же удалось изменить их мнение, и они пошли на то, чтобы помочь организовать эти встречи. И когда Катя встретилась с родными, она поняла, что те люди не испытывают нужды в ней, и потребность в дальнейшем общении пропала. Она удовлетворила свой интерес, получила знания о том, что у нее есть сестра, брат, племянники, что у них все хорошо.
Плюсы от такого знания были, и много. Девочка поняла, что она не брошена, что у нее есть родная семья. У ребенка очень быстро пошел прогресс в развитии. Она стала успешной. Поступила в колледж, у нее улучшилась успеваемость, Катя стала побеждать на разных конкурсах. Приемные родители заняли мудрую позицию, предложив кровным родственникам приезжать к Кате на дни рождения и другие праздники.
А вот второй случай. Ситуация была серьезная: молодой человек всю жизнь прожил в детском доме и ненавидел свою мать, не понимал, почему она так с ним поступила. В процессе нашей психологической работы прошло переосмысление ситуации. Он понял, что, наверное, не мама его была причиной, что у нее отобрали детей – его и брата.
А когда он это осознал, то даже захотел поехать и найти могилу мамы – о том, что мама умерла, мальчик, живя в детском доме, не знал, выяснилось уже позже. Не было даже известно, где она похоронена. Он также хочет найти старших брата, сестру, пообщаться с ними. Эту потребность нужно удовлетворять. И молодой человек самостоятельно это осознал.
Зияющая дыра, которую ничем не закрыть, это мучает человека. «В груди все время что-то свербит, тянет», – так говорил мне один молодой человек, не знающий своих родных.
Он не может устроить собственную семью. Не умеет выстраивать отношения. Он все время мечется. Все время в каком-то поиске.
Чем же заполнить такую дыру? Если не начать поиски, не успокоить свою душу, не принять свое прошлое? Иногда она заполняется алкоголем или чем-то еще. Это эмоциональная травма. А когда принимаешь прошлое, осознаешь, что это было, что это часть твоей истории, переворачиваешь эту страницу, рана начинает постепенно затягиваться. Человек получает понимание собственной целостности.
«Чувство, как будто ты – какая-то половина. Чего-то не хватает», – многие сироты при живых родителях, уже взрослые, выражают свои ощущения именно так. И они пытаются закрыть эту свою «незавершенность».
Иногда это происходит бессознательно. Вот случай: усыновленный мальчик в 3 года все время что-то искал: открывал дверцы шкафов, тумбочек, заглядывал в баночки, коробочки… Стало понятно, что он, сам того не понимая, ищет свою маму. А ведь в семье сохранялась тайна усыновления, мальчик не знал, что он не кровный. Когда ему рассказали его историю, ребенок успокоился, эти симптомы постепенно исчезли.
Правильнее, думаю, поступают родители, которые, понимая эту потребность, сами инициируют такие поиски. Одна из наших приемных мам искала родных своего приемного сына. Нашелся дедушка. Ольга вместе с Ваней отправились на встречу. 16-летний мальчик сильно волновался, но зато потом ребенок стал меняться, пошло раскрытие, подросток стал показывать себя с хороших сторон. А еще он теперь знает, что у него есть и дедушка, и еще две сестры, и он в любой момент может поехать к ним в гости.
Да и для самих приемных родителей зачастую избавление от тяготившей их тайны – спасение. Одна из слушательниц нашей Школы приемных родителей, 27-летняя женщина, рассказала, что узнала о том, что она удочерена, только когда ее мама умирала на ее руках два года назад.
«Если бы мама хотя бы намекнула, что она мне не кровная, то она бы, возможно, не ушла в 60 лет. Ее, может быть, убило это многолетнее охранение тайны, это были большие эмоциональные усилия. Если я возьму ребенка из детского дома, я в первую очередь скажу ему, откуда он появился у меня», – говорит эта женщина.
Взрослый человек проще справляется с травмами прошлого – у него уже есть опыт, он может мыслить, анализировать. Начинает искать своих родных тот, у кого эта потребность в детстве не была удовлетворена. Если в детстве не было запрета на прошлое, и родители помогают восстановить это прошлое, то ситуация проходит легче. И чаще всего взрослые ищут своих родных не с негативом в сердце, а наоборот.
Многие пытаются оправдать своих родителей. Например: «У нас была большая семья, мама не могла нас всех прокормить, поэтому отдала меня». Если узнают, что их родные – алкоголики, или, скажем, сидели в тюрьме, то даже стараются помогать им. Часто, мечтая отыскать маму или папу, они говорят: «Пусть они алкоголики – я хочу поддержать их, я помогу вылечиться». Много интересных случаев описано в книге Людмилы Петрановской «Дитя двух семей». И гораздо лучше, если у такого человека в ходе поисков наступает мир в сердце, чем он останется с вопросами к своему прошлому и своему роду.
