«Я за хорошие очень-очень маленькие пансионаты для пожилых»
– Вот я думаю про старческую деменцию. Или болезнь Альцгеймера. Не в смысле думаю, как о явлениях. А относительно возможности того, что так случится со мной, – говорит Елена Альшанская президент фонда «Волонтёры в помощь детям-сиротам».
С одной стороны, я знаю, что в таком состоянии очень плохо менять обстановку и очень помогает забота близких. Это то, что я знаю с точки зрения, условно говоря, клиентоориентированности и правильных установок. С другой стороны, я бы очень не хотела такого своей дочери.
Я вообще за хорошие очень-очень маленькие пансионаты для пожилых. Как в американских сериалах (где не про ужасы карательной психиатрии, а этак фоном показывают, когда герои там навещают второстепенных персонажей). Вот чтобы своя отдельная комната, без никаких соседей, сад с цветочками, утренняя гимнастика в саду и все такое.
Но, во-первых у нас пока такого нет не за безумные деньги, которых у меня никогда не будет, потому что я работаю в сфере благотворительности (и это не фонд частного донора или госкорпорации).
Во-вторых, надо вовремя туда съезжать до выпадания в ту самую деменцию. Чтобы успеть привыкнуть, насладиться независимой жизнью на всем готовеньком. Непонятно, как вычислить момент, когда уже пора.
«Завещание на случай скоропостижной смерти у меня имеется»
– Я очень боюсь момента, когда у меня откажет тело, – говорит Владимир Берхин, президент благотворительного фонда «Предание». Если будут проблемы с телом вроде паралича или коляски, я бы, скорее, хотел не загружать этим близких. Но это я сейчас так благородно думаю, а чего захочу, оказавшись в инвалидном кресле, даже не могу предположить. Хотя вообще я с трудом принимаю заботу такого рода и в семье, наоборот, всегда был самым сильным.
Правда, завещание на случай скоропостижной смерти у меня имеется (оно, кстати, появилось после того, как один подопечный нашего фонда, уже, казалось бы, выкарабкавшийся из очень сложной ситуации со здоровьем, внезапно умер от оторвавшегося тромба), и в семье есть человек, который знает, где оно лежит. Можно и на случай инвалидности отдать какие-то распоряжения.
Я примерно знаю, как мог бы выглядеть пансионат, в котором мне хотелось бы провести последние годы жизни, если вдруг такая необходимость возникнет. Однажды я был в реабилитационном центре «Три сестры» и мне даже стало немножко обидно, что мне самому не нужна реабилитация.
Он выглядит, как хорошая гостиница, где вкусно пахнет, вкусно кормят, имеются разного рода развлечения, тренажёры и интернет. В общем, жизнь достаточно комфортна для того, чтобы сидеть и задумываться о том, как она несправедлива».
Про похороны…ну, хотелось бы, чтобы про меня там сказали много хороших слов. Не знаю, будет ли на тот момент это иметь для меня значение, но, скорее всего, – да. Я не против, чтобы меня кремировали. На посмертную участь, насколько знаю, это не влияет. Соответственно, пусть меня кремируют – всем будет проще.
Из распоряжений у меня сделаны имущественные, а из хозяйственных…ну, у себя в голове я время от времени меняю музыку, которая, как мне кажется, должна звучать на этой церемонии. Вообще тема собственных похорон стала занимать меня лет с одиннадцати, сейчас, поскольку по роду деятельности часто сталкиваюсь со смертью, я думаю об этом чаще.
«Если Господь даст тяжёлые немощи, буду из них выбираться»
– Я, конечно, понимаю, что о старости надо задумываться заранее, потому что благополучных её сценариев и раньше-то особо не было, – Елена Тростникова, писатель, редактор, автор и составитель популярных книг о вере и Церкви для детей и взрослых, дочь философа Виктора Тростникова. – В основном, за пожилыми родителями ухаживали дети, иногда – искали сиделок, если не было совсем никакой возможности, – сдавали в дом престарелых, и это была страшная трагедия.
Но в то же время я – человек достаточно беспечный. Как православная христианка я доверяю Божьей воле: если Господь даст тяжёлые немощи, буду как-то из них выбираться. А уж как именно – в каком-нибудь доме престарелых, или дети что-нибудь придумают – это тоже в Его воле. Поэтому такие тонкости, как бы именно мне хотелось, чтобы за мной ухаживали, я никогда не обдумывала. Хотя и мысли: «Уползу в кусты, чтобы не обременять собой других людей», – у меня тоже никогда не было.
Например, моя 96-летняя мама третий год живёт с сиделкой. Слава Богу, она не лежачая, передвигается по квартире, но её надо сопровождать постоянно. Чудесным образом Бог послал нам сиделку, любящего прекрасного человека, который ухаживает за мамой лучше, чем это могла бы делать я, и возможность оплачивать её услуги.
Немного задумывалась о том, что будет, если я ослепну, потому что в этом плане у меня с обеих сторон очень печальная наследственность. Хотя, если к тому моменту я ещё буду в разуме, наверняка приспособлюсь, сейчас есть много разных гаджетов. Честно говоря, думая о старости, я ничего не боюсь, – у меня бедное воображение. И управлять никакими жизненными обстоятельствами тоже не стремлюсь, но всегда подчиняюсь ходу событий и воле Божией.
Относительно моих похорон я очень надеюсь, что меня похоронят на нормальном немосковском кладбище – в Борисоглебе Ярославской области, где похоронен мой отец и живёт мой сын. Мне не хотелось бы быть кремированной. Я надеюсь, что меня отпоют в моём любимом храме в Троице-Голенищеве, где настоятелем служит отец Сергий Правдолюбов, прихожанкой которого я надеюсь остаться до самого конца. И что на моих похоронах соберутся люди, которым я буду небезразлична, и которые обо мне помолятся. Большего мне не надо.
Отдельно надо написать нотариальное завещание, и отдельно – подробные распоряжения о похоронах. Чтобы не было никаких распрей, и чтобы родственники не чувствовали себя беспомощными. Это правильно, и в старину люди именно так и делали. Но руки не доходят. Также я хотела бы записать распоряжения, что делать, если меня хватит, например, инсульт, выживу из ума или буду в коме.
«Если вдруг стану беспомощен, находиться хотелось бы дома»
– О возможной беспомощности в старости я задумывался много раз, начиная с юности – такой уж у меня характер, – говорит протоиерей Андрей Лоргус, священник, психолог, антрополог. – Кроме того, у меня был опыт разных тяжёлых болезней, при которых состояние духа и психики было изменённым, неадекватным. Так что я примерно представляю, что может испытывать человек в таком состоянии. А сейчас в лежачем состоянии находится моя мама – ей 92 года, рядом с ней круглосуточно я и сиделка.
Ещё как психолог я знаю, что в подобном состоянии у психики очень много защитных механизмов. Они позволяют человеку впасть в преждевременную псевдоамнезию, когда он перестаёт понимать, где он, помнить, как он здесь оказался, и таким образом «спрятаться» от проблемы.
Поэтому в моих планах – по возможности постараться сохранить критичность и ясность ума (хотя бы временами) как можно дольше. Надеюсь, я смогу со смирением принимать психические и физические ограничения, которые будут, но в моих планах сопротивляться.
Думать или не думать заранее о своей старости – личный выбор каждого человека. Я видел, как люди, которые всячески гнали от себя мысли о старости и беспомощности, оказались таковыми, приняли своё умирание очень достойно – не паниковали, не впадали в истерику и даже оставили последнюю волю. Есть другие люди – которые очень беспокоятся, долго ко всему готовятся, и тоже в итоге принимают смерть. Думаю, единого сценария в данном случае нет.
У меня самого давно приготовлены распоряжения и по поводу захоронения, и по поводу лечения, если оно вдруг понадобится. О них знает сын и знает жена. Экзотические варианты вроде: «отдать моё тело в анатомический театр», – я, правда, не рассматривал. Но процедур вроде искусственной вентиляции лёгких или искусственного кровообращения хотелось бы избежать.
Если я вдруг стану беспомощен, находиться мне бы хотелось дома и обладать хотя бы малейшей возможной долей самостоятельности, чтобы можно было хотя бы говорить и писать. При этом в случае необходимости я готов и к интернату, и к монастырю. Слава Богу, и то, и другое я знаю – приходилось там служить. И к состоянию самых тяжёлых обитателей интерната мне удавалось приспосабливаться.
«Дети не должны купать старого меня каждый день, но должны курировать процесс»
– О собственной возможной беспомощности я задумывался, – говорит Михаил Ласков, врач-онколог, руководитель «Клиники доктора Ласкова». – Моя специальность не даёт мне забывать, что случиться это может не только в старости, а в любой момент. Кроме того, у меня есть очень старая бабушка, за которой мы сейчас ухаживаем.
Если что-то подобное случится со мной, мне бы хотелось остаться дома, чтобы за мной ухаживали родственники, может быть, с привлечением приглашённого персонала.
Сначала у нас появляются беспомощные дети, и мы ухаживаем за ними, а потом эти выросшие прекрасные люди ухаживают за нами, так устроен мир, это нормально. Более того, такое положение вещей с моей точки зрения должно сохраняться в семье. Разумеется, дети не должны купать старого меня каждый день своими руками, но они должны как-то курировать процесс, даже не для моей пользы, а для своей.
Если придётся оказаться в такой ситуации, я бы хотел остаться дома, потому каждому человеку лучше дома, но, если такой возможности не будет (ведь моим родным нужно будет, например, ходить на работу), я приму и другие варианты.
С другой стороны, очень хочется, чтобы в семье была так простроена финансовая политика, чтобы она позволила мне остаться дома. Основы такой политики сам я, по возможности, заложил.
Я не могу сказать, что интернаты мне не нравятся в принципе – они должны быть. Я знаю много прекрасных людей, которые делают всё возможное, чтобы частные пансионаты у нас были хорошие. Условия там получаются гораздо лучше, чем в некоторых семьях.
Для моих похорон у меня прописан даже сценарий. Я достаточно походил по похоронам, чтобы понять, как бы мне хотелось устроить собственные. Когда умирают пациенты – это влияет не очень. А вот когда начинают умирать твои одноклассники и однокурсники, это уже заставляет задуматься, создаёт ощущение, что смерть прямо рядом.
Вообще, как ко всякому важному процессу, к собственным похоронам надо готовиться. Ну, вы же готовитесь к родам, а похороны – это не менее ответственный вопрос, и лучше не оставлять родственников в неопределённости. Я считаю, что смерть – даже более осознанный процесс, чем роды. Когда рождаемся, мы всё-таки мало что осознаём. А вот перед плановой смертью осознаём уже гораздо больше.
