Готовя опрос о жестокости в полиции, мы хотели знать мнение и самих сотрудников. Но те, кто продолжает служить, готовы беседовать только с официального разрешения начальства, а многие из бывших милиционеров/ полицейских не хотят вспоминать о своей службе. Один подполковник полиции, недавно уволившийся оттуда, согласился прокомментировать ситуацию, но попросил не называть его имя, чтобы не обиделись бывшие коллеги, которые продолжают служить:
|
— Безусловно, прав Патриарх, сказавший, что все происходящее в правоохранительной системе отражает состояние общества. Если мы постоянно узнаем об убийстве родителями своих малолетних детей, трудно предполагать, что у нас будут белые и пушистые полицейские. Больное общество порождает больных правоохранителей – они из этого общества приходят.
Но есть, конечно, и проблемы системы. Прежде всего, отчетность, о которой только ленивый не говорил. Неважно качество работы – вынь да положь раскрытое преступление! Если же его не существует – придумай. Когда мы сдавали реальные отчеты в аналитическое подразделение нашего управления, которые не отвечали задачам руководства (показать вышестоящему руководству свою кипучую деятельность), заместитель начальника отдела – милейшая женщина – ластиком и бритвой правила данные. Своими глазами видел! В итоговый отчет попадали цифры, взятые с потолка.
Кроме того, еще в советское время среди сержантов милиции было немало тех, кто в армии не мог за себя постоять. Вот они, нахлебавшись там унижений, после дембеля надевали милицейские погоны с одной целью: отыграться. И отыгрывались по полной. Сегодня таких тоже хватает. Мы сами переделали русскую пословицу под свою систему: «Ксива есть – ума не надо». Человек, получая погоны и корочку, начинает чувствовать свое превосходство над другими, власть над ними, и при неустойчивой психике (а неустойчивая она у многих: отбор кадров проводится некачественно) это приводит к таким уродливым явлениям, как в Казани и многих других местах. «Ты мне, богу в погонах, гонор показываешь, – думает такой «служитель закона». – Вот я тебе докажу, кто есть кто». Раскрытие преступления его уже не волнует – ему важно власть показать.
«Ксива» также служит источником материальных благ. Человек козыряет удостоверением, чтобы вышибить деньги отовсюду, где они есть. Я уж не говорю о том, что почти у каждого начальника РУВД есть в своем районе несколько коммерческих точек. Оформлены они, естественно, на других лиц, но фактически принадлежат ему. Лучше не придумаешь – ни одна проверка туда не придет. Это скрытая форма коррупции, а есть и откровенные, когда начальник заявляется к коммерсантам и прямо говорит: «Я вам буду покровительствовать, а вы мне отстегивайте, иначе вашему бизнесу хана».
Наши силовые структуры съедены раком (не скажу только про ФСБ, потому что не знаю ситуацию там, и про Следственный комитет, который только недавно создан). Лечить больного бессмысленно – никакая химиотерапия не поможет. Будь моя воля, я бы поступил, как большевики. Как к ним ни относись, но разогнав полицию (которая тогда тоже прогнила от коррупции), они создали рабоче-крестьянскую милицию. С нуля! Несколько лет уголовный мир радовался – эти милиционеры ничего не смыслили ни в сыске, ни в криминалистике. Но они выучились, в том числе у опытных сотрудников старой полиции, согласившихся сотрудничать с новой властью. И эта новая милиция долго не знала, что такое коррупция. Конечно, и в советское время хватало грязи, но такого процента непорядочных людей, как сегодня, там не было.
Это не голословные обвинения. Я пять лет прослужил на Петровке и своими глазами видел, как распадалось отдельно взятое управление московского главка. Офицеры, для которых честь и достоинство не были пустыми словами, уходили: одни на пенсию, другие просто потому, что не могли смотреть, как все разваливается. На их место приходили молодые сотрудники, мы пытались отобрать лучших, но у половины кандидатов в голове не было ничего. Это – плоды того высшего образования, где студенты не учатся, а платят преподавателям деньги за якобы сданную сессию. Многие приходили уже заточенные на то, чтобы где-то стащить, что-то урвать. Конечно, не все, но процент людей, не желавших жить и работать честно, пугал.
Поэтому повторяю. Если бы реформировать систему поручили мне, я бы просто разогнал эту «малину» и создал новую модель, начиная с новых сотрудников, которым, насколько это возможно в нашем больном обществе, стал бы прививать основы совести, чести и порядочности. Другого способа решения проблемы я не вижу.
