Помню, как совсем маленьким я смотрел разные фильмы и очень часто, когда в картине кто-то из основных положительных персонажей умирал, почти умирал или был хотя бы был ранен, я плакал, потому что переживал за них. Мама однажды сказала, что не надо плакать, ведь это только кино, и актеры только играют смерть. Это я и так уже знал, но мне все равно было грустно. Может потому я так переживал за героев (и даже отчасти вживался в них), что раньше снимали хорошее кино. А может я был таким ребенком, что переживал за все и всех.
Мне было лет 12, когда одна прихожанка нашего храма спросила, чего я больше всего боюсь. Мне было немного неудобно признаваться, но я с уверенностью сказал (и я знал это точно), что больше всего боюсь Смерти.
Причем не своей, а других людей: родных, близких. Женщина посмеялась и, кажется, назвала меня глупым мальчиком. Она сказала, что Смерти не надо бояться, ведь она в любом случае придет за всеми нами, когда мы нужны будем Богу. Я очень расстроился и обиделся. Я не любил выглядеть глупым в глазах взрослых. Я ведь думал, что буду казаться умнее и серьезнее, если скажу, что боюсь такой взрослой вещи, как Смерть. После этого разговора, я решил, что раз не «круто» бояться смерти, я буду бояться чего-то еще. Чего именно – уже не помню, к сожалению.
Я был мелким. Уже не настолько, чтобы бегать голеньким, но точно мелким. Мы отдыхали на море. Были волны. Мама сидела на пляже, а я любил сражаться с волнами. Я пошел купаться, но в тот раз волны оказались сильнее… До сих пор помню, как меня швыряет под водой вверх-вниз-влево-вправо-кувырком. Периодически я видел небо и пляж, а иногда дно. Я барахтался, пытаясь выбраться наружу, но волны были частыми и сильными. Я пытался уцепиться хоть за что-то, но ничего не было, кроме воды и пены.
Вдруг! Я еще продолжал сражаться со стихией, как моя рука обо что-то ударилась. А точнее об кого-то. О женщину. Не знаю, пыталась ли эта женщина помочь мне, но она меня спасла. Я зацепился за верхнюю часть ее купальника и вытянул себя наружу. Может это она меня вытянула, но в ее купальник я вцепился крепко и держался за него до тех пор, пока мама не прибежала и не забрала меня.
Не уверен, что смог тогда выговорить спасибо, но я до конца своих дней буду благодарен той незнакомой женщине. Так произошло мое первое осознанное и очень запоминающееся столкновение со Смертью.
Впоследствии мы встречались неоднократно. Встречи происходили, если так можно сказать, с разной степенью близости. Как-то меня пригласили в Рим на съезд детей-христиан со всего мира. Но произошло странное: меня одного из всей группы детей и взрослых не пустили на самолет. Мама потом сказала, что взрослые просто забыли мои документы. Тогда они сказали: «Подожди, за тобой кто-нибудь придет». И уехали.
Я подождал, но никто не ехал (они забыли позвонить маме и сказать, что я остался в аэропорте один). Тогда мне пришлось самостоятельно возвращаться через весь город домой. Вроде ничего особенного, но мне было всего 10 лет. И денег на дорогу никто не дал. Кто знает, куда я мог попасть, кто мог меня увезти.
Однажды первого января группа парней решила отобрать мой телефон. Меня били ногами до состояния «лицо в кашу». Много раз автомобилисты были неаккуратны, а я был слишком самоуверен, и меня чуть не сбивали. В одиночку я лазил по вертикальным горам без страховки метров на 20 метров в высоту…
А потом Смерть стала приходить к другим людям, но рядом со мной. Наши первые встречи выбивали из колеи.
Первыми оказались люди, с которыми мы вместе работали на стройке в дедушкином храме (Храм Трех святителей на Кулишках, где настоятель – дедушка Михаила, протоиерей Владислав Свешников. – Ред.).
Мне исполнилось 14, когда умер Руслан Ковалевский. Актер театра «Современник», он был еще и церковным столяром. Потом погиб в аварии Антон, сын нашего повара. Не могу сказать, что мы были друзьями, но с ними было интересно. Мы много общались, а я быстро привязываюсь к людям. Когда они умерли, мне было грустно и тяжело.
В 93 года умерла моя прабабушка Маруся, мама дедушки. Она жила в Дмитрове, поэтому мы не слишком часто встречались, но мне было с ней очень хорошо, и я ее очень сильно любил. Всякий раз, когда мы к ней приезжали, устраивался праздник.
Грустнее всего, что это случилось, когда меня не было в городе, но я хотя бы успел приехать на ее отпевание. Потом уходили другие родственники, и мне тоже было грустно, но не так как после смерти прабабушки. Видимо между нами не устанавливалась настолько сильная связь.
Смерть забирала моих любимых актеров и режиссеров, и зарубежных, и российских. Причем на церемониях прощания с «нашими» артистами мне приходилось бывать по долгу службы – я работал фотокорреспондентом.
В первый раз я практически не мог работать, настолько было не по себе. А потом стало легче, чему я совершенно не рад. Я видел, что люди пришли попрощаться с любимым артистом, я бы и сам хотел это сделать, а вместо этого приходилось всем мешать щелканьем фотоаппарата.
Чуть больше года назад мы всем храмом простились со сторожем Колей. Он проработал в церкви всю мою жизнь. Последние дни провел в хосписе. Взрослый, самостоятельный человек, я мог к нему ездить хоть каждый день, а приехал всего несколько раз. Обещал привезти разные сериалы и фильмы, но не привез.
Это был второй случай, когда я мог бы навещать человека постоянно, обещал ему что-то, должен был быть с ним, но не был.
Моя мама чуть не умерла. Если быть точным, она была в коме две недели и месяц в реанимации. Это должна была быть плевая операция, одна из тех, что многие врачи могут с закрытыми глазами сделать за час-другой. Но возникли осложнения, из-за которых ее ввели в искусственную кому. Происходило это в Израиле. Именно поэтому я не мог ее навещать. Но почему я не поехал сразу, когда ситуация осложнилась? Единственное оправдание, которое я мог и могу найти – мне говорили, что она в надежных руках, что она сейчас в коме, и я ничем не смогу ей помочь.
И все же, почему я не рванул туда сразу? Почему не был с ней этот месяц? Не был рядом, когда она пришла в себя? Довольно скоро после того как мама «вернулась», до меня дошло, что я должен был быть все это время рядом с ней, а меня не было.
Казалось бы, жизнь должна учить. Меня не научила. Есть еще и третий случай, за который мне будет стыдно. 26 января Смерть пришла за моей крестной Татьяной Владимировной Толли. Она была очень старой, поэтому, наверное, в ее смерти не было ничего удивительного…
Когда я был маленьким, мы с мамой ездили к ней в гости. Это было нелегко сделать, потому что Таня (она сама сказала так себя называть) по полгода жила заграницей. И узнать, когда она вернется и будет свободна, было непросто. После каждой поездки к ней у меня возникало двоякое чувство. С одной стороны, она была очень крутой, очень харизматичной бабушкой, с только ей свойственной интересной манерой говорить, и мне было очень хорошо и интересно у нее и с ней. А с другой стороны она в основном разговаривала с мамой (ну о чем можно было говорить со мной малолетним) и часто во время разговора переходила на французский язык, потому что не помнила, как ту или иную фразу сказать по-русски.
Меня это сильно забавляло, но интереса к разговору не прибавляло. Я стал подростком, когда наши пути окончательно разошлись. Корю себя – я вообще о ней не вспоминал. Но когда я женился, мы с мамой и женой приехали к ней. Оказалось, что Таня давно никуда не ездит и живет постоянно в Москве, потому что сильно болеет.
Вот! Вот она, моя возможность наверстать упущенное. Я совсем взрослый, мог приезжать хотя бы раз в неделю или две. И говорить со мной уже есть о чем. Я не приехал.
Почему? Почему, Господи, я не могу научиться на своих же ошибках?! С моей свадьбы до ее смерти, то есть за полтора года я был у нее всего один раз! На этот единственный раз, даже если сильно постараюсь, оправдания я себе не найду. Утешаюсь лишь тем, что успел проститься.
За несколько дней до ее смерти, я приехал к ней в больницу в перерыве между срочной работой. Меня долго не пускали, и я уже решил приехать в другой день. А потом что-то щелкнуло в голове, и я подумал: «Плевать, что мне надо срочно сдавать съемку. Я не уйду и буду сидеть здесь в предбаннике до поседения».
Меня пустили.
И я сказал ей то, что боюсь не успеть сказать, всем, кто мне дорог, когда за ними так неожиданно приходит Смерть.
Сказать последнее «Люблю».
