Сама Ирина Хакамада сообщение опровергла: она не собирается уезжать. Несмотря на это, тема вызвала множество репостов в соцсетях. Смысл сообщений, которыми делятся мамы детей с синдромом Дауна и другими нарушениями ментального развития, один и тот же: «Когда я думаю, что мой сын-инвалид останется один, у меня сжимается сердце. В России он, кроме меня, никому не нужен, без меня ему одна дорога – в психоневрологический интернат. Неужели и правда придется уезжать за рубеж?»
Но честно говоря, далеко не у всех семей есть такой выход. И большинству людей хочется человеческой жизни в своей стране.
Советская работа кончилась, а новых мест нет
По данным, которые были предоставлены фондом «Даунсайд Ап», в России ежегодно рождается около 2500 детей с синдромом Дауна. Раньше они из-за проблем с физическим здоровьем не всегда доживали до 30 лет, но теперь при заботливом уходе они нередко живут до 50-60.
Как же на самом деле обстоят дела с социализацией взрослых инвалидов в России? Ответ на вопрос можно уместить в одно слово: плохо.
И если, по словам экспертов, ситуация с людьми с нарушениями опорно-двигательного аппарата разрешается хоть как-то, то с социализацией и трудоустройством тех, у кого есть интеллектуальные нарушения, и в том числе — синдром Дауна, все гораздо сложнее.
В Москве есть только один молодой человек с синдромом Дауна, который социально активен и трудоустроен
«В советское время существовали квоты для инвалидов на разных государственных предприятиях, — рассказывает Наталья Грозная, заместитель главного редактора журнала «Синдром Дауна. XXI век». — В начале 90-х я успела увидеться и поговорить с работавшими взрослыми, у которых был синдром Дауна. Конечно, у них была очень простая работа – например, нанизывать заколки-невидимки на картонную основу. Возможно, им даже помогали родственники, потому что работали они на дому. Но при этом люди были официально трудоустроены, получали зарплату. Когда они об этом говорили, то выпрямлялись. Это повышало их самооценку. После перестройки этот момент был утерян».
Правда, в советское время людей с синдромом Дауна, которые жили «на свободе», было ничтожно мало. Мамы, родившие ребенка с синдромом Дауна или другими выраженными нарушениями развития, еще в роддоме подвергались массированной обработке со стороны врачей, их уговаривали отказаться от детей ввиду их «полной бесперспективности».
Так 95% новорожденных малышей с синдромом Дауна сразу же попадали не в любящую семью, а под опеку государства, в дома ребенка, детские дома, а затем в ПНИ. Тут говорить о трудоустройстве было невозможно.
Осведомленность о синдроме Дауна растет. По словам Натальи, о нем знают даже больше, чем обо всех остальных ментальных нарушениях. «С того момента, как начали работу некоммерческие организации, которые занялись детьми с синдромом Дауна, у родителей появилась дополнительная поддержка. Через программы ранней помощи проходит все больше маленьких детей. Все чаще борьба за их права увенчивается успехами, их берут в детские сады и школы (в коррекционные и реже — в общеобразовательные), чтобы они могли учиться вместе с обычными детьми. Но вот что делать, когда они вырастают?»
В западных странах этим вопросом задались гораздо раньше, чем у нас. И кстати, главной движущей силой для создания специальных госслужб поддержки там тоже были родители детей-инвалидов. Сейчас там даже ведется активная общественная дискуссия о том, выводить ли ментальных инвалидов на конкурентноспособный рынок.
Недавно в Германии, где опыт трудоустройства ментальных инвалидов на конкурентноспособном рынке составляет 20 лет, был проведен опрос работодателей, у которых есть работники с синдромом Дауна.
Работники с синдромом Дауна ценятся за вежливость, пунктуальность и аккуратность. Но есть и проблемы – они более упрямы
После опроса были выпущен видеоролик и брошюра в помощь людям с синдромом Дауна, которые хотят работать — «Я и моя работа», а также рекомендации для работодателей.
Наталья Грозная убеждена, что у нас в стране об этом говорить нужно, одновременно решая проблему так называемых «защищенных мастерских» для людей с инвалидностью, которые немного способны работать, либо центров дневного пребывания для людей с более тяжелыми нарушениями развития.
– В Москве есть только один молодой человек с синдромом Дауна, который социально активен и трудоустроен, — Никита Паничев, который работает в «Кофемании». Есть, наверное, и еще люди, могущие выполнять несложную работу, — говорит Наталья. — Но мне кажется, перед тем, как говорить о работе, нужно попытаться создать побольше творческих специализированных мастерских для людей с нарушениями развития и инвалидностью. Нельзя их оставлять за бортом, если они не могут быть вполне самостоятельными.
По словам Натальи Грозной, у людей с синдромом Дауна есть способности к ткачеству, рисованию, садоводству. Они могут ухаживать за животными, потому что понимают их часто лучше, чем кто бы то ни было.
Сундук ремесленников
Пример специализированной мастерской для инвалидов — московская мастерская «Сундук». Это проект сопровождаемой дневной трудовой занятости людей с особенностями развития, которые не вписываются в стандартные рыночные трудовые отношения, однако могут найти себя в небольшой ремесленной и творческой деятельности в равноправном коллективе.
Мастерская работает с 2013 года. Инициаторы проекта – родители, входящие в Межрегиональную общественную организацию помощи детям с особенностями психоречевого развития и их семьям «Дорога в мир».
В мастерской осваивают гончарное и швейное дело, батик, валяние, ткачество и другие ремесла. Совместная работа обычных и особых людей дает хорошие результаты в сочетании с методикой социально-психологического сопровождения.
Есть в Москве и еще несколько некоммерческих и государственных организаций, работающих над проблемой социализации взрослых людей с нарушениями ментального развития: РБОО Центр лечебной педагогики, «Турмалин», «Рафаил», «Круг», «Наш солнечный мир», «Преодоление-Л», интегрированный театр «Круг-II», «Артель блаженных», мастерская «Наивно? Очень», студия «Особые художники», программа «Дом мастеров», мастерские технологического колледжа № 21 и педагогический колледж № 16, выросшие из программ НКО, ГБУ КРОЦ Школа № 44 в Переделкино, а также несколько других программ. Однако для Москвы это капля в море. Подобные формы работы должны быть в каждом районе нашего огромного города.
Но решать эту проблему надо точечно. Мастерские не должны быть огромными, потому что люди с ментальными нарушениями не слишком хорошо чувствуют себя в огромных пространствах и теряются в больших коллективах.
Сопроводите меня по жизни
Люди с инвалидностью — разные, как и все остальные люди. Но у них есть особые трудности и связанные с этим потребности. Кто-то умеет общаться, у кого-то с этим проблемы. Кто-то может жить самостоятельно, а другие не могут обойтись без частичной или полной поддержки.
Однако на государственном уровне в России нет никакой программы поддержки для взрослых инвалидов, которым нужно сопровождение — и в быту, и на потенциальной работе. Этим занимаются только общественные организации.
Маруся Ищенко, координатор по поддерживаемому трудоустройству движения «Лучшие друзья», рассказала, что за год в рамках ее работы 7 человек с нарушениями развития и интеллекта в столице нашли себя в профессии. У них у всех — рабочая группа инвалидности.
«Хочу обратить внимание на такую важную вещь в процессе социализации, как создание собственной семьи. Как-то я искала семьи, где один из супругов — c нарушением развития, — говорит Маруся. — Ни в одном госучреждении мне не смогли помочь. Но я выяснила, что такие родители есть, однако они стараются своих детей прятать, боятся, что их лишат родительских прав.
За рубежом все оптимистичнее. Я разговаривала с парнем, выросшим с мамой, у которой были нарушения в развитии. Он рассказал, что к ним в дом регулярно приходил социальный работник, смотрел, все ли у них в порядке, помогал молодому человеку с образованием. Недавно вспоминала американский фильм «Я — Сэм», где Шон Пэнн играл человека с аутизмом, которого пытались лишить родительских прав. Этому фильму 14 лет, он было снят как раз тогда, когда за рубежом пытались привлечь внимание к проблеме. Для России этот фильм чрезвычайно и болезненно актуален сегодня».
Юрист РООИ «Перспектива» Линь Нгуен пояснил, что Конвенция о правах инвалидов от 2006 года, принятая Россией и затем ратифицированная в 2012 году, выступает за самостоятельность для всех инвалидов, в том числе ментальных. Но для этого нужны как раз службы сопровождения, модели которой успешно применяются в большинстве зарубежных стран.
«Подобные службы осуществляют помощь и позволяют таким людям жить дома, а не в интернатах. Сотрудники этих служб периодически посещают своих подопечных, помогают в быту или при принятии важных решений, — говорит Линь. — Совсем недавно, в прошлом году, был принят закон «Об основах социального обслуживания». В нем есть статья о социальном сопровождении, статья 22. Это позволяет надеяться, что направление будет развиваться не только на уровне НКО, но и на государственном».
Мама ставит государству цель
Представим себе ситуацию, что внезапно государство решит обратить внимание на социализацию взрослых инвалидов с ментальными нарушениями. Каким образом следует действовать, куда плыть, чтобы процесс помощи не превратился в труднореализуемую на практике формальность?
Об этом мы спросили Светлану Бейлезон, маму взрослого человека с ментальной инвалидностью, которая входит в Координационный совет по делам инвалидов и других лиц с нарушениями жизнедеятельности при Общественной палате РФ и Общественный совет «18+» при ДТСЗН города Москвы, инициатора программы мастерской «Сундук».
– Думаю, нужно начать с постановки цели, — говорит Светлана. — Начнем с проблемы занятости. Есть люди среди ментальных инвалидов, которые могут работать без особого сопровождения. Таких людей в самых благополучных странах – не слишком много, до 5-10%. На Москву это не более 1000-2000 человек.
Трудоустройство каждого из таких людей — отдельная, персональная история. Но для человека и общества она окупается! Да, люди с ментальными нарушениями будут работать не очень быстро, но они выполнят задание, получат зарплату, будут среди людей, приобретут социальный опыт и проживут с пользой для других и с сознанием собственной нужности людям.
На проживание человека в ПНИ в Москве каждый месяц из бюджета выделяется порядка 100 тысяч рублей
Остальные люди с нарушениями ментального развития, как правило, работают очень медленно и требуют группового или индивидуального сопровождения в процессе работы, поэтому заработать на жизнь они не смогут. Около 60% из них могут быть заняты в специализированных мастерских: в условиях квалифицированного сопровождения участвовать в выполнении ремесленных, творческих или небольших производственных работ и получать за это небольшое вознаграждение.
Есть также люди с очень тяжелыми нарушениями, которые практически не могут работать. Но они тоже взрослые, им нужны другие люди, общение, развитие. Нужна и трудотерапия. Для них необходимо создать группы и центры дневного пребывания. Важно, чтобы им было хорошо, чтобы их способности не угасали, а человеческие потребности были поняты и поддержаны.
По идее, было бы логично обобщить статистику по людям с ментальной инвалидностью в Москве, как это делается во всем мире, и понять, какое количество людей с ментальными нарушениями в каких программах нуждается. Но оказалось, что получить такие данные невозможно. Похоже, их просто нет.
Если нельзя посчитать людей, то, может быть, как в Финляндии, можно прикрепить к семье и ребенку квалифицированного социального работника, который вместе с семьей будет проходить весь путь социализации? Служить информатором для семьи, где есть инвалид, и для государства, которое по запросу будет предоставлять необходимые услуги?
И какие это будут услуги? На сегодня в наследство от прошлых времен у нас остались только психоневрологические интернаты – ПНИ, задача которых – содержание людей вне семей. Известно, что на проживание человека в ПНИ в Москве каждый месяц из бюджета выделяется порядка 100 тысяч рублей. Но инвалиды в интернатах практически не развиваются и живут в замкнутом пространстве.
В то же время по человеческим меркам (поддерживаемым Конвенцией о правах инвалидов) любому человеку гораздо удобнее жить дома, быть занятым рядом с домом, в своем городе или районе, видеть вокруг знакомые и родные лица, быть уверенным в своей нужности. Как сделать так, чтобы все люди с нарушениями могли жить не как «контингент ментальных инвалидов», а просто как люди?
Программу действий можно записать в пяти пунктах:
- Нужно на государственном уровне поставить задачи обеспечения сопровождаемой занятости и сопровождаемого проживания людей с ментальными нарушениями. Эти программы должны касаться и тех, кто живет дома, и людей их ПНИ (они такие же люди!).
- Финансировать надо не учреждения, а поддержку и сопровождение людей.
- Сопровождение – не льгота, а необходимость: его нужно ровно столько, чтобы человек мог жить с максимальной для себя самостоятельностью. Научился одеваться и есть сам – незачем его одевать и кормить с ложки, деньги и силы на это не тратим. Тратим на то, чтобы научить чистить картошку, варить кашу и т. п. Если навыки развиваются – двигаемся дальше! Но если нужна поддержка – человек не должен быть один на один со своей немощью.
- Конкурировать организации должны не в количестве инвалидов, а в качестве сопровождения людей.
- Цель – включение человека в жизнь общества, критерий – повышение качества его жизни.
