Хочу домой, но дома нет
Антон и Надежда (имена изменены) родились в Макеевке, но до нынешнего апреля жили в Донецке. В эвакуацию в первый раз выехали в 2014 году. Тогда снаряд попал в дом, где у супругов квартира. Они перебрались жить к родственникам в тот район города, куда обстрелы не доставали, но Надежда, беременная вторым ребенком, совсем перестала спать.
«Тогда мы выехали в Ставропольский край, – вспоминают супруги, – сняли жилье, отоспались, но через месяц решили: „Домой!«»
В Донбассе как раз заключили перемирие, а рожать в незнакомом городе Надежда не хотела.
Вернулись. Жить в своей квартире нельзя было совершенно – от выстрела танка в доме треснула стена, минами выбило окна и посекло стены; в довершение всего зимой в доме лопнули трубы отопления. Мебель плавала. В окна вставили листы фанеры, все вещи пришлось выкинуть.
Осенью 2021 года собрались с силами, отремонтировали трубы, вставили окна, но тут очередной снаряд сжег дотла соседнюю пятиэтажку.
«Больше мы к своей квартире не ездили, чтобы не расстраиваться, не знаем, что там», – говорят супруги.
Город, в котором стреляют
К идее уехать в Россию они приходили постепенно. Несмотря на обстрелы, Донецк продолжал жить обычной жизнью.
«У нас так: снаряд прилетит, ПВО его собьет, потом городские службы осколки уберут, цветочки подсадят – как будто ничего не было. И ты только в телеграме смотришь: куда прилетело, сколько погибло, где есть вода, а где ее нет», – рассказывают супруги.
В двадцатых числах марта сбитая противовоздушной обороной часть ракеты упала на бульваре Пушкина. Тогда погибло больше двадцати человек – люди, стоявшие в очереди к банкомату, и пассажиры проезжавшего мимо автобуса. Люди в автобусе остались бы живы, упади снаряд минутой раньше или позже. Место взрыва располагалось в пятистах метрах от работы Антона.
Следующее попадание было недалеко от офиса Надежды.
К концу марта обстрелы города стали настолько хаотичными, что районы перестали делиться на «опасные» и «безопасные».
К середине марта дочери практически перестали выходить на улицу. Комендантский час в Донецке действует уже семь лет, но при обстрелах не выпускать детей на улицу вообще было спокойнее.
«Иногда, представьте, обстрел, мы на работе, дети – дома, а в городе пропадает связь, и я не могу дозвониться, чтобы понять, что происходит у девочек».
Потом стали все чаще отключать воду. В довершение всего в школе детей разместили беженцев из Мариуполя. Всех учителей привлекли к работе с беженцами, и было непонятно, доучатся ли дети год.
Тут терпение кончилось.
Недобеженцы и недограждане
Идею уехать в Московскую область супругам подсказали знакомые, которые перебрались в Россию еще в 2014 году. Они сняли семье квартиру в подмосковном Нахабино.
Собрались буквально в один вечер: побросали в машину два чемодана вещей, продукты и уехали. Несколько часов простояли на пропускном пункте, и только когда, наконец, пересекли границу, выдохнули с облегчением: «Сюда точно ничего не долетит».
По Ростовской области ехали в +27, а в Москве в начале апреля выпал снег. Московские пробки на летней резине – это был тот еще квест. Вдобавок только по дороге обнаружили, что интернет-тарифы в разных российских регионах разные, так что к столице семья добралась без связи и без навигатора.
В первую неделю подмосковной жизни обустраивались, а потом пошли в миграционную службу оформляться. И тут оказалось, что никто из чиновников не представляет, что делать с людьми с такой комбинацией документов.
Дело в том, что в Донецке оба – и Антон, и Надежда – работали в госучреждениях. В 2019 году работодатели поставили сотрудникам ультиматум: «Кто хочет продолжать здесь работать, оформляем российское гражданство».
В итоге на руках у супругов – по три паспорта: украинские, по которым они жили до возникновения Донецких республик, ДНР и России. Въезжали они именно по российским паспортам – говорят, наличие документов сразу высвечивалось в базе данных у пограничников.
«И вот в Москве выяснилось, что мы со своими российскими паспортами и донецкой регистрацией – недограждане и недобеженцы», – печально улыбается Антон.
Все чиновники страшно удивлялись, увидев документы на русском языке.
Более того, если возникнет необходимость, Антон и Надежда даже не смогут доказать, что они въехали в Россию после 19 февраля: ведь во внутренний паспорт штамп о пересечении границы не ставится, а миграционная карта с таким штампом положена только к иностранному паспорту.
«Зачем я буду занимать чье-то место?»
Позже возникло еще одно препятствие – чтобы обустроиться в России, нужна временная регистрация.
Хозяева, у которых семья снимает квартиру, делать им регистрацию не стали. Рассматривали вариант с пунктом временного размещения (ПВР), но выяснилось: чтобы там зарегистрироваться, нужно в нем жить.
«Зачем я буду занимать чье-то место в ПВР, если уже отдал деньги за квартиру? – протестовал Антон. – И потом, на это место может заселиться кто-то, кому оно нужнее!»
Но чиновники были неумолимы.
В интернете нашелся вариант сделать регистрацию платно (именно так в свое время поступили знакомые, при содействии которых Надежда и Антон оказались в России). Но за документы на четверых в Нахабино надо отдать 8000 рублей в месяц.
«На такие деньги мы можем полмесяца питаться», – говорит Антон.
Вдобавок в управлении образования детей предлагали взять в школу с потерей года. Школьникам, которые раньше учились на украинском, такое и правда бывает полезно – чтобы успеть освоить язык. Но в Донецке девочки учились на русском – им это было не нужно. От всех этих забот Надежда стала падать духом и даже высказала мысль: «Давайте как-нибудь доучимся год на удаленке, а в сентябре, может быть, вернемся домой».
И тогда Антон просто пошел в местную школу поговорить с директором. К счастью, директор нахабинской школы отнеслась к ситуации с пониманием и взяла детей на учебу без потерь и без регистрации.
«Мы очень благодарны и директору, и учителям, которые иногда занимались с нашими девочками после уроков, чтобы помочь им догнать одноклассников. В итоге младшая окончила второй класс на все пятерки, а старшая выпустилась из седьмого с двумя четверками, хотя у нее добавился новый иностранный язык – немецкий», – рассказывает Надежда.
В ГУВД Московской области журналисту «Милосердия.ru» пояснили, что по закону иностранные граждане и лица без гражданства могут быть зарегистрированы не только в жилье, где они фактически проживают, но в санаториях, кемпингах, больницах (на время прохождения лечения) и даже по месту работы. Причем строение по месту работы может быть даже временным и не имеющим адресных данных.
Единственное условие – в местах регистрации надо реально жить, то есть ночевать.
Что предпринять для получения временной регистрации гражданам России, в ГУВД не уточнили.
«Вы не пройдете проверку»
Вслед за поисками школы начались поиски работы. Оказалось, что часть предприятий в Нахабино и Красногорске – оборонные или же крупные компании вроде «Сбербанка», где при устройстве нужно проходить проверку службы безопасности.
«Разговор даже не доходил до того, что у нас нет регистрации, – рассказывает Антон. – Нам говорили: „У вас есть гражданство других стран, ваши родственники живут за границей. Вы не пройдете проверку«. Аргумент, что родственники живут в ДНР, а Россия ДНР признала, не срабатывал».
В итоге Антону и Надежде пришлось довольствоваться разовыми подработками с неофициальным оформлением.
«Сразу выстроилась система приоритетов, – рассказывает Антон. – В первую очередь, нужно заплатить за съем квартиры – это 30 000 рублей в месяц плюс коммуналка. Потом еда, связь нам и детям, дорога, потому что приходится ездить в Москву – в Нахабино работы, которая позволяла бы окупить наши расходы, почти нет».
Жизнь, по словам супругов, очень изменилась – свободное время исчезло совсем.
«Муж за два месяца похудел на десять килограммов, – рассказывает Надежда. – Мы тут достали ремень от джинсов, который он носил в Донецке, затянули, а там не хватает дырок. Как-то мы встретились в электричке, я его вообще еле узнала – сидит запыленный, сгорбленный».
Работа курьера, по словам Антона, помогла быстро разобраться с московским транспортом. Несколько дней – и он уже неплохо представлял, где что находится и как туда доехать. Гораздо сложнее было сориентироваться с транспортом Подмосковья и особенно с его оплатой.
«В Москве за 56 рублей я могу пересечь чуть ли не весь город. Как только попадаю в Подмосковье, то «Тройка» в автобусе не работает (хотя власти уверяют, что должна), то проезд даже на небольшие расстояния считается по отдельному тарифу. Из-за этого получается, что жизнь в области гораздо дороже».
Довольно быстро Антон понял, что работа курьером – способ заработать денег на хлеб сегодня или подработать в выходные, но семью на это не прокормить.
Пришлось уходить на стройку. Деньги можно получать каждый день, можно – за несколько дней. Но распределяет их бригадир, и Антон со своим отсутствием регистрации и опыта на многое претендовать не может.
«Общаться другими сотрудниками строго запрещено»
У Надежды с работой вышла своя история
«Меня несколько раз разводили, как девочку, – смущенно признается она. – Один раз и сайт был солидный, и договор прислали, но попросили заплатить за „карточку сотрудника«. А потом еще за доставку ее курьером. После этого „фирма» растворилась в воздухе, а отозвать платеж в ее адрес в банке не удалось. Деньги были небольшие, но совсем не лишние».
В другой раз нанимали сотрудников в колл-центр. Работодатель настаивал, что отвечать на звонки сотрудники обязаны только из офиса через систему 1С. Работали по четырнадцать часов в день, при входе и выходе все проходили строгий контроль, а пятиминутный перерыв можно было сделать раз в час. При этом работникам было строго запрещено общаться между собой; Надежда попыталась было с кем-то заговорить, на нее посмотрели, как на зачумленную.
При наборе соискателям клятвенно обещали, что они не будут заниматься продажами, но именно ими они и занимались – предлагали обучающие курсы.
Надежда проработала в странной конторе почти месяц, и вместо обещанных пятидесяти тысяч с премиальными получила шестнадцать. Это окупило расходы на дорогу, но ни возможностей, ни времени разбираться с недобросовестным работодателем не было.
«В тот месяц мы с женой почти не виделись – я уезжал из дома, когда она еще спала, а она возвращалась с работы, когда я уже спал», – добавляет Антон.
«Я приезжала в одиннадцать-двенадцать и еще готовила и помогала старшей дочери писать сочинения, – вздыхает Надежда. – В общем, тяжелый был месяц».
«Родным мы говорим, что у нас все хорошо»
«Зато у нас квартира хорошая, – со слезами добавляет она, – там все для детей есть – школа рядом, детская площадка, лес, речка. Детям хорошо, это главное, мы же ради детей сюда ехали.
Дома мы восемь лет ждали, что вот-вот все наладится. Но дети-то взрослеют, у детей должна быть здоровая психика и хорошее образование».
«Да, уж. Мы когда в Нахабино в первый раз приехали, была почти ночь, – добавляет Антон. – И меня младшая спрашивает: „А нам вообще можно в это время быть на улице? А на снег наступать можно, а вдруг там мины?»
Зато теперь дети очень довольны – и школой, и школьным лагерем, в котором они были в июне. Иногда только удивляются, почему мы проводим с ними так мало времени и когда мы проведем вместе выходные, как раньше. Но я стараюсь в выходные взять доставку нескольких заказов – деньги лишними не бывают».
Родителей, которые звонят им каждый день, Антон и Надежда уверяют, что у них все замечательно.
«Наши родители – пожилые, не очень здоровые люди, – говорит Надежда. – Они восемь лет живут под обстрелами, и у них у самих еще живы родители, которые точно никуда не поедут и нуждаются в заботе. Зачем грузить их еще нашими проблемами? Поэтому, когда бы они ни позвонили, – у нас все хорошо».
Сейчас оба супруга – и Антон, и Надежда работают в штабе церковной помощи беженцам.
«На новой работе мы стали видеть друг друга, – говорит Антон. – А на днях шли по улице, разговаривали. И я увидел, как Надя впервые за все это время улыбнулась».
Возвращаться назад в ближайшее время семья не собирается.
Кирилл Кабанов, член Совета по правам человека при президенте РФ, председатель Национального антикоррупционного комитета:
– В регионах, где в приеме прибывающих заинтересованы губернаторы, например, в Калужской области, проблемы решаются – там прибывших регистрируют в рабочих общежитиях или в жилом фонде муниципальной собственности.
К сожалению, например, в Москве прибывшие сталкивались даже с хамством со стороны чиновников, такие случаи мы фиксировали и обращали на них внимание МВД.
В середине августа 2022 года Совет по правам человека будет вновь рассматривать ситуацию с положением прибывших на территорию России. Мы подберем примеры успешного устройства таких людей в регионах и будем ставить вопрос в том числе о порядке получения временной регистрации перед руководством страны.
Коллажи Татьяны Соколовой
