Как-то вечером, прогуливаясь по знаменитой Брайтонской набережной, я увидел странную картину: в огромной каменной беседке какие-то типы кружили возле молодого священника. Священник в длинной черной рясе стоял перед иконой, установленной на столе, и громко молился. За его спиной спокойно стояли два широкоплечих мужика. Под их наружным спокойствием, однако, угадывалось напряжение, а глаза их зорко следили за происходящим вокруг. Было ясно, что это – телохранители.
– Дрянь!.. Гад!.. Боже, за что же мне такая ужасная жизнь?! – рядом орали мужчины и женщины. У них были распухшие, в синяках, лица и одеты они были в дурно пахнущее рванье.
Это – русские алкоголики. Обычно изо дня в день в этой грязной беседке они пьют водку, орут и дерутся. Но сейчас возле них молился священник, молился об их же спасении.
Достоевский когда-то писал, что русский человек, до какого бы дна не опустился, все же остается чутким к Слову Божьему. Так было и сейчас: пьяные и злые, эти люди отставляли стаканы с недопитой водкой и подходили к священнику. Целовали Крест. Кстати, целовали не все. Некоторые не выдерживали, что-то в них восставало, противилось, а кому-то было стыдно. Потом одни опять отходили к столам, чтобы продолжать пить, а другие оставались ждать окончания молебна, чтобы поговорить с батюшкой «о жизни» и «поплакаться в его рясу».
***
– По моим сведениям, прошлой зимой на нью-йоркских улицах погибло одиннадцать русских: кто замерз, кто умер от наркотических «овердоз», одна женщина на улице сгорела заживо – сделала шар из одеял, спасаясь от холода, потом, пьяная, закурила, и одеяла зажглись, – рассказывает священник Вадим. Это он тогда совершал молитвенное правило на набережной Брайтона.
Мы сидим с ним в часовне Св. Иоанна Кронштадского, что на Брайтоне. В церковь порою входят мужчины и женщины, ставят свечки, обращаются к отцу Вадиму. Вид у этих людей более-менее нормальный, и одеты они нормально. Но на лицах еще заметны следы тяжелой, мрачной жизни. Короче говоря, это – русские алкоголики и наркоманы, которые делают первые шажки к возвращению и сегодня стали прихожанами этой церкви.
Прихожане после акафиста иконе Божией Матери «Неупиваемая Чаша»
– Батюшка, Верка опять сорвалась и ушла в запой… Батюшка, мой Колька снова объявился, сегодня пришел чуть свет и умолял одолжить ему десять долларов… Батюшка, посоветуйте, как быть…
Отрываясь от разговора со мной, отец Вадим всех выслушивает, дает распоряжения, советует. Он здесь в одном лице и священнослужитель, и администратор, и… нарколог. Но об этом позже.
– Все началось в прошлом году, – продолжает о. Вадим. – Я тогда еще служил в церкви св. Новомучеников и Исповедников Российских. Как-то в храм пришла неправославная девушка по имени Роза и обратилась к прихожанам. Она сказала приблизительно следующее: «Как же вы, православные, можете спокойно молиться в теплом храме, когда ваши единоверцы умирают на улицах от холода, водки и наркотиков?!» Ее уж слишком пламенная речь вызвала у меня сомнение. «Прям-таки умирают на улицах?» – не без иронии переспросил я. В ответ она предложила мне совершить «экскурсию» по зимнему Брайтону.
Увиденное меня потрясло.
Мы ходили по скверикам, заглядывали во дворы, спускались в подвалы. А там – наши: завшивленные, пьяные, нагероиненные. В тот же вечер в сквере неподалеку от ресторана «Гамбринус» мы подобрали двоих и в моей машине отвезли в госпиталь Coney Island. «Ты кто, брат?» – спросил я одного из них по дороге. «Я не криминальный, я – бывший моряк», – ответил тот. «А я был простым слесарем в Ужгороде, а теперь я… алкаш», – сказал другой и, увидев иконку на панели перед лобовым стеклом моей машины, вдруг перекрестился и произнес на украинском: «Боже, врятуй мене, гришного…» Меня тогда поразило – падший человек, как будто законченный алкоголик, а с такой верой и страхом обращается к Богу…
«Сделали богоугодное дело – пристроили», – сказал я, когда наши пассажиры скрылись за дверьми детоксикационного отделения.
«А куда им деваться после того, когда через пару дней их из этого госпиталя выпишут?» – умерила мою радость Роза.
Тогда-то мне пришла в голову мысль – создать приют для наших… Хочешь посмотреть?
…
Мы выходим из храма и, минуя небольшой коридор, спускаемся по крутой лестнице вниз, в длинную комнату.
Там на полу лежат матрасы, застеленные простынями и одеялами; настольные лампы на тумбочках, кондиционер в окне. В углах – грудой чемоданы, словно постояльцы только что приехали сюда с вокзала или вот-вот собираются съехать. Конечно же, это – не «Хилтон», но зато и не загаженный подвал, и не скамейка в ночном парке. Здесь чисто, сухо, тепло; в коридоре – холодильник с едой, плита с посудой, «микроволновка». К тому же сейчас еще ранняя осень, еще тепло. А что будет, когда наступят зимы-холода?
Так мы однажды застали Дом Трудолюбия. Парочкa братьев сорвались и привели с собой собутыльников. Помещение было очищено за пару минут
– Сперва мы сняли обычную квартиру, худо-бедно ее обставили и заселили туда пятерых бездомных, – вспоминает Вадим. – А через пару дней там начались пьяные дебоши, один из жильцов умер от «передозировки»… Поначалу я, тогда еще совсем неопытный, не мог понять, что же происходит. Мне казалось, что это я что-то не так делаю. Иначе почему же они пару недель не пьют, обещают, клянутся, а потом опять «уходят под стакан»? Но постепенно пришло понимание, что дело не во мне. К этим людям нужен особый подход, ведь они одержимы. Они как бы на коротком поводке у сатаны и готовы на все – на обман, воровство, грабеж, лишь бы принять дозу.
Отказавшись от идеи съема квартиры, мы устроили приют при часовне, вернее, не приют, а дом трудолюбия. Проживание бесплатное. Принимаем как легально живущих в США, так и нелегалов. Основное здесь правило – не пить спиртное и не употреблять наркотики. Кто после длительного запоя, тот обязан пройти детоксикацию в госпитале, прежде чем мы ему разрешим здесь поселиться. И, поскольку это дом трудолюбия, где нет места иждивенчеству, каждый обязан работать: либо помогать по хозяйству в нашем доме, либо помогать в других наших церквах, либо самостоятельно искать работу. У нас уже есть небольшие достижения: несколько наших насельников уже зарабатывают деньги и даже жертвуют на храм, став активными его прихожанами. Если же кто приходит сюда «под кайфом», ему – три минуты на сборы и – до свидания.
– А если он по-хорошему уходить не захочет?
– Предупреждаем, что вызовем полицию. На крайний случай у нас есть замечательный приходской староста Георгий Хололеенко и помощник Андрей по прозвищу Профессор, который когда-то преподавал молекулярную химию в New York University; оба они в прошлом профессиональные борцы. Однако самые главные помощники в таких случаях – сами постояльцы: подходят всем братством к нарушителю и говорят, что он должен уйти. Спокойно, без грубостей. Да и сами нарушители стараются не доводить дело до полиции – им лучше уйти от нас мирно и опять жить на улице, нежели очутиться за решеткой.
– Как ты думаешь, сколько сегодня в Нью-Йорке русскоязычных, кому негде жить? Я понимаю, что такой статистики нет и быть не может. Но, исходя из твоего опыта.
– Думаю, несколько тысяч. За этот год перед моими глазами прошло, наверное, человек триста. Это – по Нью-Йорку, а сколько их по всей Америке! Состав их самый разный: легалы и нелегалы, недавно приехавшие и живущие в Штатах давно. Вот – два наглядных примера: один – нелегал с криминальным и наркоманским прошлым, и не удивительно, что он сразу же начинает свою американскую жизнь на улице; другой – законно прожил в Америке десять лет, имел семью, работу, квартиру, потом спился и все потерял.
Наверное, не все знают, что в Бруклине есть так называемые общежития – ветхие дома, где можно снять комнату за очень низкую цену. Проживает там обычно до 20 человек. Я недавно побывал в одном таком «общежитии», где обитает больше десяти молодых ребят из Грузии и четверо русских ребят. Большинство из них употребляют наркотики, в основном героин. Мне запомнился парень по имени Георгий, с пустыми от героина глазами. Он рассказал мне, что в Тбилиси оставил своего духовного отца. Там он когда-то прислуживал в алтаре, а сейчас скатился до такого состояния, что уже не знает, жив ли еще или мертв. Потом он пришел к нам в часовню, долго исповедовался у о. Ильи. Вскоре уехал в Статен-Айленд и нашел там работу. Помоги ему Христос!
Не всем в тех «общежитиях» жить нравится, но только такое дешевое жилье им и по карману. Один брат из глубинки России, помню, умолял разрешить ему пожить у нас: боялся, что, живя в таком притоне, сам станет наркоманом.
К сожалению, наши возможности ограниченны – в Доме трудолюбия пока только семь мест и только для мужчин. Пару раз мы разрешали у нас пожить и бездомным женщинам, но сразу же начинались различного рода искушения… Теперь мы строго придерживаемся правила – впускаем сюда жить только мужчин.
– Недавно я стал свидетелем молебна в беседке на Брайтоне. Честно признаться, подобной церковной службы в жизни не видел…
– Мы выходим на бордвок Брайтона каждый вторник вечером со своим «походным иконостасом», молимся о спасении душ этих заблудших людей. Обычно там, в беседке, собирается человек десять-пятнадцать. А однажды, помню, собралось столько, что стоящий рядом со мной чтец шепнул дрогнувшим голосом: «Отец Вадим, пора уходить, пока не поздно». На что я ему ответил: «Поздно, мы опоздали лет на десять. Посмотри на них, во что они превратились».
Для этих молебнов у нас есть несколько незыблемых правил. Во-первых, никогда не выходить туда в одиночку, желательно с парой крепких ребят. Для нас главное – чтобы не были попраны иконы и не покалечили никого из наших. Ребята там пьяные, могут и в драку полезть, и бутылкой по голове дать, что, кстати, уже случалось. И, во-вторых, мы никогда не вмешиваемся в происходящее. Мы только молимся, показываем этим людям путь из ада к свету. А они сами решают, что им делать: либо молиться с нами о своем спасении и возвращаться к нормальной человеческой жизни, либо дальше пить водку, бить бутылки, драться, резаться, колоться, умирать.
У «походного иконостаса»
***
Я видел, как прихожане часовни св. Иоанна Кронштадского прикладываются к иконе «Неупиваемая Чаша», ставшей покровительницей этого прихода. Вообще, это очень тяжелые, трогательные сцены – когда люди, опустившиеся на самое дно, пытаются «подняться» и взывают к Богу. В их словах и слезах – столько доверчивости и простодушия, а в еще мутноватых глазах – столько боли. Для многих из них Господь – последняя надежда, последняя «соломинка» в море пустоты, мрака, грязи, позора… Описать такое под силу только перу Достоевского.
Этот первый и пока единственный в Америке приют для русскоязычных бездомных, Дом трудолюбия, существует на пожертвования. Доброхоты делятся кто чем может: деньгами, продуктами, вещами. Сюда приходят бездомные и из соседнего Нью-Джерси и даже из Коннектикута: просят принять, приютить.
Оказывается, о них еще помнят. Они еще кому-то нужны.
Желающие поддержать Дом трудолюбия, могут высылать духовную литературу, иконы и пожертвования в адрес фабрики «Победа» с пометкой «Победа Милосердия».
Москва 119285
Ул.Пырьева д 4, корп 1
Кондитерская фабрика «Победа»
Фонд «Победа Милосердия»
или на адрес:
St. John Foundation For The Homeless
4817 Beach 48th St., 2nd Fl.,
Brooklyn, NY 11224, USA
Контактный емейл: varefiev@yahoo.com
Сайт Дома: stjohnhouse.org
По материалам Петра Немировского, опубликованным в газетах Православная Русь и Новое русское слово.
Жизнь Дома трудолюбия в Бруклине регулярно освещается на нашем сайте в рубрике «Истории с продолжением
