Насилие в семье – все еще одна из популярных тем для обсуждений. Оставим сейчас в стороне аргументы противников выделения семейного насилия в какую-то особую категорию и споры вокруг предполагаемого закона о профилактике оного. Не будем углубляться и в анализ всех утверждений сторонников принятия такого закона.
Вне нашего пристального внимания сейчас и разные спорные случаи – когда трудно четко разделить пару на насильника и жертву, когда акт насилия – нечто нехарактерное для поведения в целом мирного, неагрессивного человека и так далее. Лучше рассмотрим вариант однозначный: муж, алкоголик и гопник, регулярно поднимает руку на жену.
Я не случайно употребил слово «гопник». «Гопник» – понятие более широкое, чем, например, «люмпен». Гопник может быть вполне социально успешным, с люмпеном же его роднит некий «кодекс чести», выросший из криминальных «понятий», и подчеркнуто грубая манера общения, как часть имиджа «нормального мужика».
Про «слетевшего с катушек» интеллигента, ударившего жену, можно сказать, что подобного от него трудно было ожидать. Гопник же излучает агрессию всегда – даже когда он условно «добрый». Рядом с этим человеком вы постоянно чувствуете себя в опасности, вполне разумно стараться избегать с ним встреч.
А вот многим женщинам гопники нравятся. Всякий раз, когда я слышу историю именно о гопнике-муже, бьющем жену, мне хочется спросить ее: «Неужели, когда вы познакомились и решили пожениться, он был другим?» Нет, я понимаю, всякое бывает, и человек иногда меняется до неузнаваемости. Но иногда. А, как правило, регулярных побоев можно ожидать от человека, для которого внешняя агрессия – признак его нормальности.
Однажды я встретил свою старую знакомую. Мы не виделись лет 20, а в юности хипповали, слушали The Beatles и пытались музицировать сами. Через 20 лет моя знакомая все еще тяготела к искусству и осталась натурой утонченной. В беседе о том, кто как жил все это время, она рассказала, что была замужем, развелась, что ее бывший муж – человек агрессивный и грубый. В общем, по ее рассказам, он вполне подходит под описание гопника.
И я спросил-таки мою знакомую: «Зачем же ты выходила за него замуж?» На что и получил ответ: «Ну, женщине хочется чувствовать, что рядом сильный мужчина». Ответ показательный: в представлении многих наших соотечественниц сильный мужчина – это самоуверенный мачо, стремящийся во всем доминировать и не считающий нужным давать отчет в своих словах и поступках даже своим близким людям. И началось это не вчера.
Гоша, персонаж Алексея Баталова из популярного советского кинофильма «Москва слезам не верит», на гопника вроде бы не похож – обходительный, остроумный, сдержанный, но умеющий постоять за себя и несправедливо обиженных защитить… Казалось бы, мечта любой дамы, образец для подражания для любого кавалера. И апломб, с которым он говорит своей любимой женщине: «Запомни: все и всегда я буду решать сам на том простом основании, что я мужчина», мало кому кажется опасным маркером.
А ведь что мы видим на самом деле? Попросту нежелание вообще что-то объяснять. Потому, что «я мужчина» (как, впрочем, и «я женщина») – это никакой довод в защиту своей позиции. Так ведь и обычный гопник склонен принимать тупое упрямство за силу характера.
Интересно высказывание самого Алексея Баталова о герое, которого он сыграл: «Я прекрасно понимал, что Гоша нужен был авторам фильма, чтобы завершить двухсерийные страдания несчастной женщины. Но в третьей серии он мог ударить ее бутылкой по голове. А почему нет?»
Кто может считаться наследником Гоши в постсоветском кинематографе? Как вариант – Данила Багров из «Брата». Актер Сергей Бодров умудрился покорить миллионы «дорогих россиян», сыграв инфантильного, но умеющего воевать отморозка, готового ради достижения своих или чужих, но принятых им целей убивать, попутно укладывая «в койку» понравившихся особей женского пола.
Именно «отмороженность» Данилы и делает его облик как бы героическим – все остальные герои, выражающие разные эмоции (радость, удивление, замешательство, страх, гнев и пр.), выглядят на фоне этого «супермена» слабаками. А он еще спрашивает, в чем сила, и сам же отвечает: «Сила в правде». И надо бы спросить такого: «А в чем же правда?» Да как-то страшновато. Между тем, дамы от Данилы млеют – и не только героини фильма…
Если уж говорить о кинематографе, то почему бы не вспомнить старый фильм «Соломенные псы» (США – Великобритания), в котором Дастин Хоффман играет математика, уехавшего с молодой женой в маленький городок, где он надеялся спокойно заняться своей наукой. Но молодой жене скучно, и она… флиртует с местными гопниками, которые в результате ее насилуют. Что характерно, по-настоящему сильным оказывается в итоге именно герой Хоффмана – щуплый «очкарик», дающий решительный отпор распоясавшимся пролетариям и защищающий не только себя и жену, но и бедного местного слабоумного, несправедливо обвиненного… в насилии над одной из местных жительниц.
Женщина, страдающая от регулярных побоев мужа – несомненно, жертва. Многие психологи утверждают: жертве нельзя говорить о том, что в случившемся есть доля и ее вины. Но я-то не психолог. И потому думается мне, рано или поздно (конечно, не тогда, когда жертва в шоке), чтобы разобраться в ситуации, чтобы свести к минимуму возможность ее повторения, жертве нужно максимально деликатно задать вопрос: «А как вы оказались в той ситуации?» Если кто-то выбирает в качестве спутника потенциального насильника, то не выбирает ли тем самым и себя в качестве потенциальной жертвы?
