Рынок гериатрической помощи стремительно расширяется: частные дома престарелых появляются, как грибы после дождя. И, одновременно, в последнее время вскрылись сразу несколько случаев мошенничества в сфере оказания услуг пожилым гражданам. Регулируется ли каким-то образом эта сфера социальной жизни общества? И кто же старики для организаторов и сотрудников частных пансионатов: потребители услуг или способ заработать?
Недавно социальную сферу всколыхнули неприятные факты. Сначала – об этом писал наш сайт – в рекламе частного Пансионата имени св. Архангела Михаила, обнаружилась недобросовестная реклама – фотография сиделки службы «Милосердия», которая, конечно же, там не работала. Потом обнаружился вопиющий случай в провинциальном частном доме престарелых, где стариков буквально морили голодом. На странных сайтах всяческих пансионатов «для ваших дорогих старших родственников», вызывающих сомнения, уже предлагаются франшизы: купи себе бизнес и зарабатывай. Почему вдруг в сфере гериатрической помощи появились мошенники, может ли развиваться такой бизнес у нас на достойном уровне и что вообще сегодня является сдерживающим фактором в работе таких организаций? Казалось бы, вступивший в силу новый федеральный закон № 442 «Об основах социального обслуживания граждан в РФ» должен был, наоборот, расставить все по своим местам– ведь именно «по нему» в социальную сферу была открыта дорога частным предпринимателям.
Однако в Министерстве труда и социальной защиты РФ поясняют, что их ведомство – не исполнительная власть, и контролировать исполнение законов должны «люди на местах». Но вот кто? И контролируют ли?
Лицензия не нужна
Рынок частных домов престарелых появился примерно 9 лет назад. Развивается он довольно активно – это видно по количеству коек, которые есть. «Сейчас в Москве и Московской области порядка 3 тысяч мест только в частных домах престарелых. Еще два года назад это было в два раза меньше, а лет десять назад было около 500-700 мест. Все эти места заполнены», – рассказывает Алексей Сиднев, председатель правления Некоммерческого партнерства «Мир старшего поколения».
Но появившийся закон не имеет отношения к этим местам для пребывания пожилых граждан. Этот бизнес вообще, можно сказать, не подпадает под этот закон. «В законе говорится, что социальные услуги могут оказывать частные компании – до этого было нельзя. А получатель услуг теперь имеет право выбора этой услуги – от государства ее получить, или от частной компании. Но все это касается только вопроса государственной субсидии – господдержки из бюджета. Компания, если она хочет, чтобы эти государственные деньги «пошли» за бабушкой, то есть, если хочет получать из бюджета поддержку, должна войти в официальный государственный реестр поставщиков социальных услуг», – объясняет Алексей Сиднев.
Но если частный пансионат для престарелых на деньги из госбюджета не претендует, и вполне рассчитывает на деньги, получаемые от семьи «старшего родственника», он в реестр может и не входить.
«С одной стороны, реестр – это мягкое лицензирование. Перед тем как занести в реестр, компанию проверят на соответствие нормам. И организация появляется на радаре органов соцзащиты данного региона. Можно оказывать услуги без вхождения в реестр, тогда организация выпадает из поля зрения органов соцзащиты. Но оба варианта законны».
Кстати, компания Алексея Сиднева входит в реестр Москвы и реестр Московской области. Всего в московский реестр вошло уже около 50 организаций. Но в Москве жесткие требования – например, требуется опыт работы не менее пяти лет. Это уже ограничивает возможный круг организаций в реестре. В регионах (в том числе в Подмосковье) требования к вхождению в реестр менее жесткие.
При массовых формах оказания услуг сложно создать единые требования лицензирования. Поэтому от этого отказались. Кроме того, лицензия – это все равно некий барьер. И законодатели решили не строить этот барьер, чтобы дать коммерсантам большую свободу на рынке соцуслуг.
Сейчас было бы правильно сделать бизнес в сфере домов престарелых «белым», – а значит, получать госсубсидию за пришедшего клиента. Это был бы неплохой стимул поддержания частного сектора домов престарелых. Но сейчас бизнесу выгоднее не высовываться, чтобы не платить налоги, так что они предпочитают не входить ни в какие реестры, и работать, не требуя госсубсидий. Это все – вопрос формирования рынка и его прозрачности. Реестр мог бы гарантировать прозрачность рынка. Если предприятие входит в реестр – это был бы моментом доверия к нему. А если предприятия в реестре нет – то лучше бежать и не связываться.
Так что сам спор о том, «легальный» или «нелегальный» данный дом престарелых, неправомочен. Не бывает нелегальных домов престарелых, это в любом случае законная деятельность, на нее не нужна лицензия. Лицензию получает предприниматель-владелец ИП на оказание социальных услуг, например. Но не на открытие дома престарелых.
Это одна из причин, по которой подобные частные учреждения не обязаны называть себя частными домами престарелых. Они могут оказывать «услуги проживания» и «услуги ухода», на это может оформляться два разных договора. Нарушения закона тут опять же нет.
А еще этого названия избегают потому, что у словосочетания «дом престарелых» негативный шлейф, отмечает Алексей Сиднев, оно имеет неприятный осадок еще с советских времен. Поэтому предприниматели предпочитают иные слова: «резиденция», «пансион» или «пансионат для пожилых людей».
Саморегуляция отрасли как альтернатива официальному реестру
Некоммерческое партнерство «Мир старшего поколения», которое возглавляет Алексей Сиднев, принимает в свой состав самые качественные и надежные учреждения. Так что если дом престарелых входит в подобный альянс, это должно вызывать доверие. Потому что здесь учреждение проверяют.
«Мы проверяем организации по нескольким критериям. Кандидат должен подписаться под нашей хартией. В этом документе описаны нормы безопасности, качество ухода, приоритет прав бабушек и дедушек, и так далее. Это наши обязательства и внутренние правила игры. Во-вторых, у нас есть свои стандарты качества, и они даже жестче, чем требования государства. Мы организуем свои проверки, и уже несколько наших организаций их прошли. Эти проверки открытые, результаты мы публикуем, их могут видеть пользователи наших услуг. Мы это делаем, понимая, что возникла проблема качества подобных услуг. И у нас есть также определенные критерии качества. К примеру, нужен 1 специалист на 4-5 подопечных. В злополучном владимирском доме престарелых было всего две сиделки, приехавшие из ближнего зарубежья, на всех бабушек. Так невозможно обеспечить качественный уход».
В тех домах престарелых на территории России, где в последнее время вскрываются недостатки или мошеннические истории, часто не обеспечены самые элементарные нормы. К примеру, с клиентов могут просто брать «кэш», не заключая договор, а количество персонала совершенно не соответствует количеству пациентов, да и их подготовка и образование не соответствует статусу заведению. Зачастую это гастарбайтеры.
Часто в подобные заведения обращаются как раз те клиенты, которым лишь бы «сбагрить» пожилого родственника. Поэтому они не настаивают на договорах, на соблюдении всех правил и требований.
«Но есть категория людей, которые хотят разместить бабушку или дедушку в хорошее место, верят рекламе. Но они готовы заплатить не больше, чем 30-40 тысяч рублей. Именно за такую минимальную сумму берутся работать подозрительные структуры. Родственники, может, и рады были бы платить 60-70 тысяч рублей – это та реальная сумма, которая окупает все расходы на содержание подопечного дома престарелых, – поясняет Алексей Сиднев. – Но денег нет. Скажем, 12 тысяч – это пенсия бабушки. И еще 18 тысяч они наскребают сами, для многих семей это немаленькие деньги. Так что такие небогатые семьи страдают от мошенников больше всего. А себестоимость одного места в доме престарелых подбирается, как я сказал, к 60-70 тысячам».
Кстати, Алексей Сиднев предостерегает от осуждения тех, кто отдает своих пожилых близких на попечение домов престарелых. «В репортажах о Владимирском доме престарелых были нотки осуждения, и это неправильно. Обратите внимание – большинство пожилых людей – пациентов того учреждения – были дементными. То есть неспособными себя обслуживать. Это мог быть дедушка, который зажжет газ и не помнит, что сделал это и зачем. Или бабушка, которая может одеться и уйти из дома – и потеряться. То есть реально существовала проблема, которую семьям приходилось решать. А со стороны государства для подобных дементных пожилых людей вариант один – помещение в ПНИ – психоневрологический интернат. Но там или нет мест, опять же, или – не будем забывать – ПНИ воспринимается как «психушка». Люди, которые любят своих бабушек и дедушек, не хотят их «сдавать в психушку» И вот они и надеются, что подальше от Москвы – во Владимирской области, к примеру – нормальное, приличное обслуживание будет подешевле».
Может ли дом престарелых оказывать медицинскую помощь?
Кстати говоря, у нас мало кто понимает, и что такое медицинский уход, и главное – как нужно ухаживать за пожилыми людьми. «Приходят бывшие доярки, и думают – ну а что такого, мы мыли коров, теперь будем мыть бабушек. А за рубежом, чтобы работать в гериатрической помощи, нужно еще специально несколько лет отучиться, – отмечает Алексей Сиднев. – А еще должна быть обеспечена медицинская инфраструктура. Правильно оборудованное помещение – кровати, подъемники.
Я однажды был членом комиссии по проверке государственного медучреждения. Мы потратили много времени на проверку штампов на белье. Да, штампы везде были. Проверили и бабушек – что они чистые, подстриженные… но ведь главное – это уход! А у нас нет таких стандартов.
Что такое отделение милосердия? Это лежачая бабушка или бабушка, которая иногда встает? Это бабушка с памятью или без памяти? Эту шкалу еще нужно вырабатывать. И уже к этим требованиям привязать средства, которые будут выделяться на обслуживание клиентов домов престарелых. А контролировать это должна комиссия. И государственная, и саморегулирование – то, что мы сейчас пытаемся сделать в своей ассоциации».
Есть другая проблема. Если учреждение позиционирует себя как социальное учреждение – частный дом престарелых – то обязаны соответствовать еще ряду условий. В том числе нормы и требования, предъявляемые к медицинским учреждениям. Но надо все же различать ситуацию с медпомощью и социальным обслуживанием. Есть ведь банальные домашние манипуляции – температуру или давление померить – а их теперь могут осуществлять, по закону, только медицинские учреждения. Получается, дому престарелых нужно получать медицинскую лицензию в Минздраве. И это не избавляет от криминала, а только накладывает дополнительные сложности на развитие бизнеса.
В итоге частным домам престарелых приходится выкручиваться, например, заключать договора со сторонними медицинскими учреждениями. Возможно, медики действительно будут обслуживать такое учреждение на аутсорсе, а возможно, это будет просто «формальный» договор. Ну, или еще вариант – вовсе не афишировать тот факт, что здесь оказываются медицинские услуги. А лучше всего – вообще никак не связываться с медициной. Бывает, что такие социальные учреждения просто вызывают при любом случае «скорую помощь», и та везет старушку в ближайшую больницу.
Нельзя ставить знак равенства между частным бизнесом и мошенниками
Вот и получается, что частные дома престарелых, даже если они ничего не нарушают и стараются качественно работать, сталкиваются со множеством проблем.
Сложившая ситуация, когда на рынке домов престарелых появляются в том числе и проходимцы, связана в первую очередь с огромным спросом на подобного рода услуги, который, в связи со старением населения, будет только повышаться. И не только на стационары, но и на надомные услуги, – отмечает Вадим Самородов, руководитель направления «Старшее поколение» Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко . «Государство с этим не справляется и не справится, и решение может дать только рынок. Рынок частных социальных услуг в России фактически только начал развиваться: 442-й закон дает рынку стимул и создает условия, но по-настоящему понятная и устойчивая система услуг заработает еще нескоро – возможно, что для этого надо отвести от 5 до 10 лет», – считает Вадим Самородов.
«Очевидно, что необходимо бороться с мошенничеством и недобросовестным предпринимательством, но попытка очень сильно «зарегулировать» этот сегмент приведет только к еще более усложненному процессу появления легальных и качественных учреждений. Как раз сейчас, именно из-за сильно устаревших СанПиНов и отсутствия понятной системы стандартов качества медико-социальных услуг, вход на легальный рынок социальных услуг чрезвычайно затруднен. Лицензия для предоставления социальных услуг не нужна, поэтому этим бизнесом может заниматься кто угодно, но практически любое учреждение можно закрыть из-за невозможности соответствовать нормам».
А как отличить «фальшивый» дом престарелых – то есть такой, где старики вряд ли будут жить долго и хорошо? Алексей Сиднев рассказывает, что люди часто верят рекламе, и зря. Обычно это красивый сайт. Сайт-открытка, на который не потрачено много времени. Красивые фотографии, низкие цены… и – психологическая обработка: «У вас есть последний шанс, с понедельника цены повысятся», «осталось только пять мест» и так далее. «На сайте серьезной организации такого вы не увидите, – объясняет наш собеседник. – Там рассказывают, чего ожидать. Дают различные советы. Помогают семье подготовиться морально и на практике к переезду родственника. Специалисты готовы проконсультировать пользователей без требований на сайте «оставьте ваш телефон, и мы вам немедленно перезвоним», на сайтах-обманках иногда даже нет обратной связи».
А закрыть их невозможно, поясняет Алексей Сиднев, потому что, по факту, нарушений закона нет. «Придут участковые – проверят, напишут бумагу, что нарушений нет. Их невозможно закрыть. А если закроют – то куда девать этих бабушек и дедушек? Даже сами семьи могут быть против».
Советы-инструкция: что делать, чтобы попасть в хороший дом престарелых
- Уход не может стоить 30 тысяч рублей в месяц. Это должна быть несколько большая сумма.
- Не обращать внимания на красивые фотографии и обещания на сайте.
- Не доверять сайту. Ехать и смотреть все лично.
- Спрашивать о статусе сотрудников, об их профессиональных компетенциях
- Узнайте, сколько человек живет в одной комнате. Если в палате живет более 3-4 человек, бегите.
- Узнайте, какие тесты проходит пациент до помещения в стационар. Правильное учреждение должно провести медосмотр пожилого человека, провести несколько тестов на уровень функциональной самостоятельности, на сохранность и хрупкость кожи и так далее. Также правильный дом престарелых требует различные анализы.
- Не стесняться, идти в органы соцзащиты и требовать направление в негосударственное учреждение. Тогда за те же 30 тысяч рублей вы можете попасть в контролируемый дом престарелых. Этим мы будем провоцировать государство на то, чтобы оно помогало бабушкам и дедушкам идти в частные учреждения – и помогать этим учреждениям развивать эту сферу.
Так что вопрос не в том, как закрывать «нехорошие» дома престарелых. А в том, как вообще вывести этот бизнес в поле их видимости.
Алексей Сиднев полагает, что, может быть, стоит сделать вхождение в реестр обязательным.
«Тогда будет хоть какая-то гарантия. Второе, что можно было бы сделать, чтобы эти организации не боялись входить в реестр и заявлять о себе, – скорректировать требования. Некоторые. Пожарные нормы, например, сейчас рассчитаны на добротное новое строительство. «15 метров от входа до пожарного выхода», и прочее, и прочее. А часто такие частные дома престарелых – это семья и свое помещение, они набирают клиентов и создают такое учреждение, и вроде бы все получается. Они работают в, к примеру, коттеджах, которые не строились специально под дома престарелых. Да, нормы пожарной безопасности должны соблюдаться. Но зачем давить бизнес? Давайте создадим отдельную категорию «дома малой вместимости» или «дома престарелых семейного типа». Ведь заметьте: пожары бывают и в больших домах престарелых. Да и живут там бабушки и дедушки меньше, заботы там о них меньше. Маленькие учреждения более эффективны. Если дать им зеленый свет и снизить требования, они не будут бояться и войдут в реестр», – полагает Алексей Сиднев.
Мы ни в коем случае не должны убивать зарождающийся частный сектор в социальном предпринимательстве и обслуживании пожилых людей. «Сейчас идет волна – возрастает количество людей пожилого возраста, которым нужен уход. Если мы не создадим условия для формирования этой отрасли, эта волна нас просто снесет», – отмечает Алексей Сиднев.
Франшиза – спасет ли она бизнес домов престарелых?
Когда дом престарелых войдет в реестр, он сможет пользоваться бюджетными деньгами – той суммой, которую должно обеспечивать государство при определении пожилого человека в дом престарелых. «Тогда на оплату содержания клиента будет идти 30 тысяч от государства – субсидия – и 30 тысяч от семьи. Тогда и услуги они смогут оказывать качественные, и семья сможет найти деньги на обеспечение своего родственника. И не придется бабушку определять за 30 тысяч рублей в непонятное некомфортное место к мошенникам или в такое же некомфортное место в госучреждении, где она будет жить в комнате с 6-8 такими же бабушками. Ее можно будет разместить на хороших условиях в одноместную комнату и обеспечить полноценным уходом», – поясняет Алексей Сиднев.
Наш эксперт отмечает, что это нельзя назвать франшизой, а, скорее, софинансированием, соплатежом. «Мы тоже на заре нашей деятельности думали о франшизе и хотели быстро развить эту систему. У нас даже было два франшизных объекта – в Калининграде и в Кирове. Но мы отказались от этой идеи, потому что не могли контролировать качество. А в результате страдала наша марка», – рассказывает Алексей Сиднев.
А вот у Владимира Вайнера, руководителя Фонда развития медиапроектов и социальных программ Gladway, иное мнение. «У нас к франшизам относятся как к чему-то инородному и непонятному. Мы знаем, что такое франшизы по сетевым кафе или магазинам одежды – для нас это всегда что-то очень коммерческое и относится к потребительскому рынку. Но, заметьте, франшизы бэби-клубов у нас сейчас очень активно развиваются – они популярны и поддерживаются даже банками в плане кредитования. А вот франшиза в сфере частных домов престарелых пока не разработана».
Владимир Вайнер рассказывает, что представители крупных дорогих пансионатов признают: франшиза пока представляется идеей неустойчивой. «Они говорят, что даже если вывести чек за день до 3 тысяч рублей с человека, то и не факт, что эта работа будет окупаться. Потому что если работу делать очень качественно, на высшем уровне, – то это значит обеспечить полную безбарьерную среду, закупить все медоборудования для реабилитационных программ и так далее. То есть это длинные социальные инвестиции, такие вложения окупятся не сразу. А если это делать минимальными вложениями, то это будет некачественно».
Алексей Маврин, руководитель питерской сети гериатрических центров «Опека» (в ней уже 7 учреждений, скоро откроется еще 2, одно из них в Москве), со своей стороны, отмечает, что пытался знакомиться с опытом франшиз в этой сфере за рубежом. «Я был в Англии, и местные специалисты говорят, что франшизы частных домов престарелых нет нигде в мире. Эта область больше развивается через инвестиционные фонды», – поясняет Маврин.
Владимиру Вайнеру удалось изучить опыт социального предпринимательства в Южной Корее. И он все же отыскал опыт применения франшизы в сфере домов престарелых.«В Южной Корее мы посетили сетевой пансионат, который работает по франшизе. В этой структуре 15 пансионатов как сетевых учреждений и еще 10 работают по франшизе. Корея, кстати, — один из лидеров социальных предприятий. В стране работает 1200 сертифицированных социальных предприятий, в том числе есть и пансионаты, – рассказывает Владимир Вайнер. – 8 сотрудников обслуживают примерно 15 пациентов. Сначала эта сеть была направлена на создание проживания инвалидов, а потом была распространена на всех пожилых пациентов. Из 1500 долларов на клиента его семья оплачивает 250 долларов, остальное сеть получает как подрядчик от государства. Для этого организация оформляет лицензию от государства, сертификацию Минздрава и эти средства идут ей от страховой государственной медицины. Если родственники пожилого человека предоставят справку, что не могут платить деньги, то и те 250 долларов государство берет на себя. Сейчас это начинающий развиваться тренд – социальная экономика, где важна не прибыль, а получение социальных благ».
Возможно, франшиза в сфере домов престарелых все-таки заработает и в России. И это будет определенной гарантией качества услуг в подобных заведениях: ведь реноме марки будет крайне важно для «головной» организации. Франшизу хочет запустить на базе своей сети Алексей Маврин. Те франшизы на этот бизнес, которые сейчас предлагаются в интернете, он называет «фантомами» и говорит, что пока такой вариант бизнеса в этой сфере у нас еще не работает. А нужда в нем большая.
«Во всем мире один процент от населения нуждается в услугах для пожилых. В нашем 5-тимиллионном Санкт-Петербурге, получается, нужно 50 тысяч коек. А у нас пока есть только 10 тысяч. Значит, где-то находятся эти 40 тысяч человек, и им нужна помощь».
«Мы сейчас пробуем сделать франшизу. Один из самых крутых моментов в этом – контроль качества . Мы хотим очень жестко все прописать. Если франшизер недобросовестный – мы тут же от него отказываемся», – рассказывает Алексей Маврин. По его планам, сеть «Опека» перейдет к франшизе к осени следующего года: «Это будет действовать примерно как франшиза гостиниц. Проценты, вознаграждение от прибыли плюс первоначальный взнос. В целом такой бизнес потребует вложений в размере около 10 млн рублей». Но изменений в законодательстве для франшизы в социальной сфере, по словам Маврина, не потребуется. Нужна только тщательная разработка бизнес-плана.
Вадим Самородов, Фонд Тимченко: «Исправить ситуацию могут помочь конкретные шаги»:
- Формирование понятной и прозрачной системы госрегулирования социальной сферы, и новый закон как раз создает для этого основу; в данный момент необходимы актуализированные нормативные акты по санитарным правилам, а также система профессиональной оценки качества услуг с понятными критериями
- Формирование на рынке саморегулируемых организаций, призванных следить за соблюдением правил ведения бизнеса, а также формирующих систему рейтингования учреждений
- Развитие гражданского общества и социально-активной прессы, осуществляющих независимый контроль за соблюдением прав пожилых людей, в том числе в учреждениях любой формы собственности.
