Монахиней Ада Тимофеева стала в 79 лет, а до этого была мудрым и смелым детским доктором, который в эпоху безоглядного увлечения антибиотиками учил родителей задумываться о последствиях тотальной химии, а во времена торжества «удобных» искусственных смесей вернул родителям значимость грудного вскармливания.
Почти на полвека московский педиатр Ада Тимофеева опередила в своих методах сегодня уже научно доказанные положения о вреде антибиотиков «при насморке» и отказа от грудного вскармливания. А ее книга «Беседы детского доктора», впервые изданная в 1995 году, для нескольких поколений родителей стала учебником грамотного и трезвого отношения к здоровью своих детей.
Сложно поверить, что все так просто
Педиатр Дария Архипова знала Аду Михайловну с двух лет: родители маленькой Даши и Ада Тимофеева принадлежали к легендарному приходу отца Александра Меня. Из детства Дария запомнила только, что у Ады Михайловны «очень добрые глаза». Став врачом, она обнаружила множество и других бесценных качеств своей знакомой. Хотя сначала Дария пришла к Аде Михайловне не как врач, а как молодая мама:
– Я работала во взрослой кардиореанимации, была научно ориентированным молодым доктором, для которой «доказательная медицина» была своеобразным божком. А консультируясь у Ады Михайловны по поводу своего сына, я столкнулась с неожиданным для меня подходом: «подождите», «понаблюдайте», «это можно есть, это можно не есть». Никакой категоричности, к которой я так привыкла! Меня это одновременно и удивило, и заинтересовало. Сложно было поверить, что все так просто. Можно увидеть симптомы заболевания у ребенка, например температуру, и наблюдать, а не бросаться их «исправить».
«Повышение температуры свидетельствует о том, что организм начал борьбу с инфекцией. Снижать температуру тела ребенка следует тогда, когда она очень высокая (39–40 градусов) и ребенок плохо переносит это состояние». Эти утверждения стали откровением для многих педиатров и родителей и индульгенцией для тех, кто на собственном опыте уже знал: повышенная температура не всегда враг, а таблетка аспирина не всегда друг.
А потом мне захотелось самой заняться лечением своего ребенка (к другим врачам я его не водила), и я из любопытства и с разрешения Ады Михайловны стала ходить к ней на приемы, чтобы поучиться. Это любопытство привело меня к тому, что я переквалифицировалась в педиатра.
В течение трех-четырех лет я приходила на приемы к Аде Михайловне после своей работы и учебы. Сидела, наблюдала, потом мы с ней обсуждали ту или иную ситуацию. На самом деле научиться чему-то можно, только перенимая опыт из рук в руки. Мне кажется, что и ей самой было важно передавать этот опыт.
Ада Михайловна любое лечение начинала с того, что разговаривала с мамой, объясняла ей, что происходит с ребенком. И это всегда давало плоды. Она и меня научила этому: не так важны твои назначения, как возможность донести до человека, что он делает и зачем.
Такой осознанный подход пациента к лечению для меня сейчас основополагающий. А тогда это было открытием.
И даже если родители чего-то не понимали, Ада Михайловна никогда их в этом не упрекала, никогда в жизни я не слышала от нее фразы типа «я же вам сказала».
В ее тоне не было никакой директивности.
«Метод Тимофеевой»
Был ли у Ады Тимофеевой свой метод? Особая чуткость к пациентам научили ее – «делай так», и она была уверена в своих действиях. По мнению Дарии Архиповой,
уникальность врача Тимофеевой – в ее огромном медицинском кругозоре, она не отвергала никакие, даже нестандартные, непривычные медикам методы. Однако всегда «переваривала» полученную информацию, проверяла научное обоснование и добывала оттуда разумное практическое знание.
Закаливание? Да, возможно. «Исследования лаборатории И. А. Аршавского показали, что организм в момент рождения хорошо справляется с перепадом температур. Несомненно, что тренировать в нем эту способность стоит и дальше. А мы нередко начинаем кутать ребенка», – писала Ада Михайловна в своей книге «Беседы детского доктора» и дальше предлагала те варианты закаливания, которые сама практиковала со своими пациентами.
При этом оговариваясь: «Старайтесь, чтобы ребенку было приятно. Не пугайте его, не настаивайте, если он боится, чтобы не превратить все это в стрессовую ситуацию».
Лекарственные травы? Да, если подходить к этому с умом. Обертывание мокрым полотном вместо жаропонижающего? Бывают ситуации, когда именно это безопаснее для ребенка. А вот лечение большими дозами витамина С, мумие и прополиса может оказать пагубное влияние на организм, призывала к осторожности Ада Тимофеева.
«Старые врачи учили нас: надо лечить не болезнь, а больного, учитывать все особенности организма данного человека, всю сопутствующую патологию. Только индивидуальный подход к каждому малышу!
Внимательная мать – всегда лучший советчик и помощник врача.
Поэтому в одних случаях показана холодная вода, в других – горячая, а иногда – контрастные водные процедуры».
Анна Битова, директор Центра лечебной педагогики (Москва), познакомилась с Адой Михайловной, когда та была уже на пенсии. Но поток семей, которые обращались к доктору, не иссякал. И тогда кто-то из общих знакомых попросил разрешение устроить ей кабинет на территории Центра лечебной педагогики, который возглавляла Анна.
«В центре Аду Тимофееву очень полюбили, стали приводить к ней своих детей. А потом и „особых« подопечных Центра лечебной педагогики.
В чем заключался метод Ады Михайловны… – формулирует Анна Битова. – Прежде всего в опоре на иммунные силы организма и на их укреплении. Но, если нужно, подключала и медикаментозное лечение. Просто назначение препаратов не всегда безопасный способ лечения, хотя и быстрый. А она знала разные способы решения одной и той же проблемы. И умела применять их. А главное – имела смелость брать на себя ответственность за свои решения».
Маргарита Кузнецова, врач-неонатолог:
«Известно, что при бронхоспазмах назначают гормональные препараты. Но Ада Михайловна умела снимать их компрессами, банками, контрастными процедурами. И такое лечение помогало избежать осложнений, не делало ребенка зависимым от искусственных гормонов, включало резервные силы организма».
«Через неделю моя дочь начала умирать»
Анна Битова вспоминает, как однажды проводила выездной лагерь на 80 человек. Вдруг там заболел ее младший сын – тяжелый отит. В ближайшей больнице, куда они приехали, предложили антибиотики. А у него была на них жесточайшая аллергия, вплоть до отека Квинке.
– Я не хотела рисковать. Что делать? Мы далеко от Москвы, практически в лесных условиях, – рассказывает Анна. – У меня на руках двухлетний сын, который кричит от боли. Я позвонила Аде Михайловне, и она по телефону подробно расписала мне всю схему лечения. Там же, в лагере, «в лесных условиях» я вылечила сына, и мы благополучно вернулись домой без отита.
Но мое безграничное доверие Аде Михайловне сформировалось еще раньше, когда родилась моя средняя дочь. Она родилась с экстремально низкой массой тела, меньше 1 кг. Тогда, 30 лет назад, такие дети не выживали. Меня чудом пустили к ней в реанимацию, и я могла стоять рядом с ней, видеть ее, опутанную трубками, сквозь бокс.
Через неделю она начала умирать.
Я позвонила Аде Михайловне, она попросила договориться, чтобы ее пустили в реанимацию. До сих пор не могу понять, почему ее пустили, и самое удивительное – почему врачи реанимации согласились со всеми ее назначениями! Они поменяли всю схему лечения после ее посещения.
Кроме того, Ада Михайловна сказала: «Надо дать ей имя». И там же, в реанимации, крестила ее Надеждой. (В экстренных случаях обряд крещения может провести и мирянин – прим. ред.) Через некоторое время мы забрали Надю из реанимации. Она весила 1 кг. Ада Михайловна каждый день приезжала к нам домой. И она ее выходила! До последнего дня она помнила о своей крестнице, была к ней очень привязана.
Особый доктор для особых детей
Центр лечебной педагогики дал Аде Тимофеевой не только место для приемов, но и включил в круг «особых детей».
«Я тогда очень увлекалась разработкой принципов ранней помощи, – рассказывает Анна Битова. – И Ада Михайловна тоже стала у своих пациентов в раннем возрасте подмечать те или иные особенности развития и направляла их к нам.
Ада Михайловна всегда делала полный осмотр ребенка. Не так: „Болит живот – пощупаем живот, болит сердце – послушаем сердце«. Ей было важно увидеть ребенка целиком, работу всего организма в целом.
А мы, в свою очередь, направляли своих подопечных к ней. И видели, что после того, как Ада Михайловна укрепляла их общее физическое здоровье, корректировала питание – их реакции, поведение легче поддавались изменениям».
Маргарита Кузнецова:
«Ада Михайловна очень быстро увидела связь между нарушением питания и нарушением поведения. Она, например, говорила, что запор в пищеварительной системе может провоцировать и „запор« в речи. Стоило расслабить одну систему – расслаблялась, легче поддавалась коррекции и другая».
Хотите вылечить ребенка – поговорите с мамой
Маргарита Кузнецова рассказывает, как однажды что-то сбилось на приеме: одна семья не пришла, другая семья попросилась очень срочно их принять, в итоге третья семья была вынуждена ждать. Отец семейства был возмущен.
И тогда Ада Михайловна вышла к нему и очень искренне и очень смиренно этому человеку в разы младше ее, сказала: «Да, это моя вина. Простите меня, пожалуйста!»
«Ада Михайловна обладала глубокой уверенностью в себе, основанной на внутреннем благородстве, а не на самоуверенности, – говорит Дария Архипова. – Такому человеку, с одной стороны, неважно, что о нем подумают, а с другой – он никогда не позволит себе унизить другого или посмеяться над ним.
Если родители долго не соглашались с ней, она могла сказать: „Вы меня можете не послушать, но я вам выразила свое мнение, а дальше вы можете сами решить, как поступить«. И когда доля ответственности перекладывалась на родителей, они уже иначе воспринимали ее слова».
Юлия Постнова, мама пятерых детей, основатель Родительской школы «Драгоценность»:
«К Аде Михайловне первый раз я пришла с Полиной, своим вторым ребенком. Я очень беспокоилась, что она плохо прибавляет в весе. А ушла от Ады Михайловны с фразой: „Ребенок знает, сколько нужно ему прибавить, не волнуйтесь!« И после этого приема кривая веса поползла вверх. Наверное, потому что я успокоилась. Когда у нас появилась Родительская школа „Драгоценность«, я пригласила Аду Михайловну прочитать лекцию для родителей. Актовый зал был набит битком. А ведь интернета и соцсетей тогда не было, информация распространялась не так быстро.
Ада Михайловна не боялась идти против общепринятых инструкций. Скажем, по медицинским стандартам тех лет прикорм младенцам вводили в четыре, а то и в два месяца. Но она видела, как часто ранний прикорм (до шести месяцев) провоцирует у ребенка аллергию или проблему с пищеварением. То ли экологические условия, то ли другие факторы вынуждали изменить стандарты, и она не боялась делать это».
«Схему введения прикорма младенцам, разработанную Адой Михайловной, я до сих пор использую в своей практике, – признается неонатолог Маргарита Кузнецова. – Не тороплю маму до шести месяцев, начинаю с жидких продуктов, ввожу новые продукты осторожно и постепенно, давая организму возможность усвоить их».
«А я особенно благодарна Аде Михайловне за умение пальпировать, – делится Дария Архипова. – Теперь я понимаю, что это действительно редкость – такая деликатная и тактичная пальпация. Ты кладешь руку на живот и сначала разговариваешь с человеком. То есть даешь ему время привыкнуть, не нарушаешь грубо его границы.
У нас часто, к сожалению, к человеку подходят как к объекту. Объекту лечения, объекту рассмотрения. Для Ады Михайловны пациент всегда был прежде всего человеком.
Ада Михайловна клала руку ребенку на живот и ждала, пока ребенок перестанет бояться, задавала ему вопросы про детский сад, про его друзей.
Я сейчас читаю детям стихи. Ну, скажем, «На свете есть котята Касьянка, Том и Плут, и есть у них хозяйка, не помню, как зовут», ну и так далее. Я не помню, откуда взялся этот прием. Может быть, и она читала стихи, не помню. Но в любом случае она сначала общалась с этим человеком, он для нее был человек – а не живот.
И когда ребенок уже общался с ней, то ее рука начинала „общаться« с этим животом, тихонечко углублялась внутрь. Важно, чтобы пациент позволил пройти руке врача вглубь живота, а не просто дал прощупать переднюю мышцу. А это можно сделать только, заслужив доверие».
«Мама первой из нас пришла к Богу»
Сын Ады Михайловны Тимофеевой, протоиерей Алексий Тимофеев, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в деревне Гульнево Дмитровского района, рассказывает, что семья их долгие годы была очень далекой от Церкви. Это была семья образованных, интеллигентных, порядочных людей:
«Родители не были церковными людьми, но всегда искали Правду в самом высоком понимании этого слова. И образ родителей был для меня стержнем, основой моего собственного поведения. От многих возможных грехов юности меня сдержала мысль: „А что скажут об этом родители?«
Сколько я помню маму, она все свое время проводила с больными детьми, с их родителями. Да, мы практически не видели ее дома. Но у меня никогда не было на нее обиды. Наоборот, мне всегда казалось, так и надо жить.
Если сюда добавить папу, который был геологом, а принципы работы в геологической партии – взаимовыручку, чуткость друг к другу – перенес в нашу семью, то можете себе представить, как мне с родителями повезло.
Мама первой из нас осознанно пришла к Богу. Ей был тогда 41 год, она ходила в приход отца Александра Меня, попала туда в начале 80-х годов. Мне было лет 20. Я там тоже бывал, но приходом мне стал другой храм. Свой духовный путь я вообще строил сам – такой характер. А мама всегда была рядом.
Помню, как епископ Григорий (Чирков), секретарь Московского епархиального управления, пригласил меня на собеседование по поводу моего рукоположения. В дьяконы, как я полагал. Мама сказала: „Я пойду с тобой«. По окончании собеседования он сказал: „15 декабря – рукоположение в дьяконы, 17 декабря – в священники«. Ошарашенный, я вышел с этой новостью к маме. Она так и села».
«Ада Михайловна со слезами на глазах рассказывала, как 5 сентября 1990 г., всего за четыре дня до гибели о. Александра Меня, они с мужем приехали в Новую Деревню на венчание друзей, как свидетели. И, пока ждали священника, Игорь, ее муж, внезапно захотел тоже венчаться. Это было полной неожиданностью и большой радостью для Ады Михайловны, ведь она уже была церковным человеком, а муж относился к Церкви доброжелательно, но, как она считала, еще не был готов к такому решению.
Отец Александр радостно одобрил появление второй пары новобрачных, воскликнув: „Значит, свидетелей не будет!«
Венчание запомнилось ей необыкновенно праздничным и торжественным! Ада Михайловна вспоминает, что о. Александр благословил еду, поздравил их, но вскоре ушел к себе. И, несмотря на радость, Ада Михайловна почему-то отметила про себя, что любимый батюшка хоть и не грустный, но какой-то очень сосредоточенный. А в следующее воскресенье, 9 сентября, Ада Михайловна приехала в Новую Деревню и после тревожных часов неведенья в ожидании не пришедшего на службу о. Александра, была сражена страшным известием». (Из статьи Веты Рыскиной «Ада. Анна. Мария»)
Дария Архипова, которая долго работала с Адой Михайловной бок о бок, вспоминает, что та никогда не выставляла свою веру напоказ.
Иногда, не во время приема, Ада Михайловна могла обратиться с молитвой: «Ничего не понимаю. Господи, помоги!»
«Она могла при мне это сказать, понимая, что меня это не смущает. Или если к ней приходили верующие родители, она могла перекреститься на икону со словами „Господи, благослови начать работу«. Но только если она знала, что не смутит этим людей.
Для нее обязательным условием было – отложить работу во время Страстной недели. Она просто сообщала это как факт: „На Страстной неделе я не работаю«. Это не было проверкой – мол, а ты как поступишь. Но невольно я задумывалась над этим, может, мне тоже стоит так поступить? Однако выбор всегда оставался за мной. Я никогда не чувствовала упрека в ее словах».
«А ты не хочешь принять монашество?»
В 2006 году, после того, как у Ады Михайловны случился первый инсульт и она не смогла больше работать, отец Алексий забрал маму к себе. Тогда он был настоятелем храма святителя Николая в селе Озерецкое под Лобней.
Там ей организовали и покой, и уход. Но как только она немного восстановилась, тут же возобновила приемы. Люди сами подходили к ней с вопросами и просьбами (слух о ее докторском даре пронесся мгновенно), а она никогда никому не отказывала.
«Помню, – говорит отец Алексий, – заходим мы в трапезную, а там на столе на пеленочке уже сидит голый младенец, родители ждут маминой консультации.
При этом мама была абсолютной бессребреницей: предложить ей деньги за консультацию было равносильно оскорблению».
В 2009 году здоровье Ады Тимофеевой значительно ухудшилось. По сути, она умирала. «Не хочешь ли ты принять монашество?» – предложил сын. И она сразу же согласилась. Приехал епископ Роман (Гаврилов) для совершения пострига. В храм ее внесли на руках.
Каково же было чудо Божие, когда обратно из храма она не просто выходила на своих ногах – она летела как на крыльях в своем новом монашеском облачении и клобуке. Даже мантия развевалась на ветру! Еще семь полноценных лет она посещала все церковные службы, читала свое монашеское правило. А в 2016 году, когда случился еще один инсульт, мать Мария (это имя она получила при постриге) слегла, и ей потребовался постоянный уход. И вплоть до самой кончины, до 2022 года, о ней заботились любящие прихожанки. Вот так продлил ее дни Господь. Ей было 92 года.
Евгения Белова, мама шестерых детей, ожидающая седьмого, никогда не была на приеме у Ады Михайловны. Но благодарна за ее книгу:
«Книга „Беседы детского доктора« была для меня не просто настольной, она была главным успокоительным средством для моих родителей, бабушек, соседок и прочих доброжелателей. Мендельсон и Сёрзы были тогда популярны, но они американцы, „у них там – это не у нас тут«, к другим авторам тоже были вопросы – кто-то не врач, кто-то из врачебного сообщества вышел…
А тут самый настоящий наш педиатр с огромным стажем. Рассудительная, с живым и легким слогом, с огромной любовью к детям. Спокойную меня она еще больше успокаивала и укрепляла в том, что казалось интуитивно верным в начале пути…
Не удивлена, что Ада Михайловна оказалась глубоко верующим человеком, это просто считывалось между строк. А ее книга, уверена, не устарела и сейчас и еще долго не устареет. Всегда ее рекомендую знакомым молодым родителям, она у меня, что называется, в первом списке».
Фотографии из семейного архива
