Как говорится, повезло с соседом. Пока электричка со всеми остановками 100 минут ползла до подмосковного Ногинска, его житель, ветеран труда Евгений Иванович, преподал мне урок патриотизма.
– Город наш возник на месте села Рогожа. В одних книгах говорится, что свое название оно получило по реке Рогожа – притоке Клязьмы, впадающем в Оку, та в Волгу, которая, как известно, впадает в Каспийское море – чем мы не порт семи морей? Еще оно упоминается в разных источниках с 1389 года как Старый Почтовый Ям – почтовая станция между Москвой и Владимиром. При императрице Екатерине Великой село было высочайшим указом переименовано в город Богородск. Я же склонен считать, более вероятной версией, что название села произошло от слова «рогожа» – грубой хозяйственной ткани, которой местные умельцы снабжали, чуть ли не всю центральную Россию. Именно поэтому там и было построено крупное текстильное предприятие – Богородско-Глуховская мануфактура. При большевиках город был переименован в Ногинск в честь первого народного комиссара по делам торговли и промышленности. А еще наш город один из центров старообрядчества…
– Возвращать старое название не собираетесь?
– Да все никак не соберемся. С финансами трудно.
– А чем город живет?
– С работой у нас, как везде – кто может тот в Москве устраивается.
– А что тогда у вас в городе беженцы из Сирии делают, если работы нет? – наконец задал я свой главный вопрос, из-за которого и ехал в Ногинск. Узнать, как и чем живут в городе сирийские беженцы. Отчего они выбрали сумрачную Россию, а не хлебосольную Европу.
– Да кто ж их знает. Я слышал, что они специалисты по швейному делу. А у нас в области кое-где такие предприятия еще сохранились. Наши туда работать не идут – говорят мало платят. Вот они эту нишу и заняли. Тебе, мил человек, нужно в местную мечеть зайти, там тебе о них все расскажут. А вообще-то они здесь давно появились, еще до того как там война началась. У них ведь как – один приедет, устроится, а затем всю семью к себе перетаскивает. А семьи у них, не в пример нашим, большие. На улице их мужиков от наших не отличишь, зато женщин за километр видно. Они свои головы в платки закатывают – по ихнему в хиджабы.
Было воскресенье и на главной площади горожане смотрели выступления детских ансамблей. Ни одной женской фигуры в хиджабе я не заметил.
Новая ногинская мечеть, построенная на окраине города, соседствует с новеньким же СИЗО №11.
– Вот вам в одном месте и ад и рай, – пошутил 32-летний имам-хатыб мечети Абдуррауф Фаизов после того как мы пожали друг другу руки и узнали, слава аллаху, что у нас все близкие живы и здоровы.
На вопрос, сколько в стотысячном городе живет правоверных мусульман, имам, не задумываясь, ответил, что каждый десятый.
И тут же пожаловался, что в местных школах преподают только основы православной культуры. А мусульман как бы и не замечают.
Согласившись с имамом, что не хорошо не замечать детей других конфессий, поинтересовался, что он может рассказать о своих прихожанах из Сирии.
– Говорят, что сирийских беженцев в городе около тысячи.
– Не меньше. Но они редко ходят на намаз. Так что ничего особенного о них сказать не могу. На том и попрощались.
На автобусной остановке поинтересовался у местной жительницы, как она относится к сирийским беженцам, живущим в ее городе.
– Да мы их почти и не видим. Если только в магазинах. Рано утром они собираются на окраине города, там их уже ждут два автобуса, которые ввезут их на работу в Мамонтово и Стромынь. Там швейное производство еще сохранилось. Ничего плохого лично я про них сказать не могу. Да и от других ничего особенного о них не слышала. Ведут себя тихо и, в отличие он наших мужиков, не пьют. И еще у них семьи большие, детей много.
Пришло время идти, знакомиться с сирийцами. У меня было два адреса.
Дверь открывает глава семьи – 40-летний программист, как он представился, Насри Мирфат. Чистая двухкомнатная квартира. Ничего лишнего. Семья из четырех человек – жена (она к гостю так и не вышла) Насри и два их сына – 14-летний Омар и 12-летний Нур. Отец по-русски почти не говорит, но разговор понимает.
Переводчиками выступают мальчики. Они уже три года изучают русский язык в школе, которую открыла сирийская диаспора в деревне Мозино, в школу они добираются на двух маршрутках за полчаса. Нур хочет выучиться на инженера, правда еще не решил по какой специальности, Омар хочет стать программистом как отец. На вопрос, почему они не ходят в школу рядом с домом, смущенно отвечают, что их примут, как только ни начнут сносно говорить по-русски. Русских книг не читают. Проблем с общением с местными ребятами у них нет – вместе играют в футбол.
Семья перебралась в Россию четыре года назад из Алеппо. На вопрос, почему именно в Ногинск, Насри говорит, что здесь работал его приятель, сказал, что есть работа. Вот они и приехали. Работу глава семьи нашел по специальности. Зарплатой доволен. За квартиру платит 28 тысяч рублей – треть того, что зарабатывает. На еду хватает. В мечеть ходят редко.
Семья ждет когда им предоставят гражданство – если дадут, останется в России. Нет – тогда переберется, скорее всего, в Европу, но домой, пока там идет война, не вернутся.
В следующем доме дверь открыл 34-летний Махмуд Агха Махамад Яхья 1963 года рождения – старший сын, главы семьи. В большой комнате трехкомнатной квартиры собралась вся семья, кроме ушедшего по делам отца, – мать, жена Махмуда с годовалым сыном на руках, и его 12-летняя сестра Нур, стройная красавица с руками пианиста. Все женщины в хиджабах. Перед тем, как начать разговор, на стол поставили блюдо с фруктами – яблоки без кожуры.
Семья приехала в Россию в 2011-ом из Алеппо. Всех содержит старший брат, хорошо говорящий по-русски, работающий, по его словам, на текстильной фабрике в Лосино-Петровском. На вопрос – кем, отвечает что модельером. Правда, в документах ФМС РФ он значится портным. Больших проблем в Ногинске у семьи нет, кроме того, что за посещение врачей приходится платить. Проблемы есть у Нур. Она успела закончить в Сирии первый класс. В настоящее время посещает ту же деревенскою школу, что мальчики программиста Мирфата. Недавно она подала документы в соседнюю школу. Ей обещали ответить через месяц. У Нур не получается наладить контакты со сверстницами. Она очень хочет с ними дружить, но те, как только узнают, что она сирийка, общение прекращают. Дома она занимается изготовлением кукол и рисует. На улице ее часто грубо осуждают за хиджаб. Удивительно, но это в основном русские женщины. На просьбу можно ли ее сфотографировать, старший брат возражает – только со спины.
Семья верующая и старается не пропускать намазы.
Глава семьи каждый год подает прошение о получение гражданства РФ, но всякий раз получает отказ – ему только продлевают статус «временного проживания», дающий право на трудоустройство. Иностранному гражданину, получившему данный статус, выдается удостоверение беженца, а его национальный паспорт изымается для хранения в миграционной службе.
Махмуд показал очередной отказ ФМС РФ. В нем говорится, что Алеппо уже освобожден, в нем налажено снабжение продовольствием и водой, город восстанавливается, и семья сможет вернуться в Сирию.
Но чувствуется, что возвращаться они не намерены. Во всяком случае, в ближайшее время.
Фото: Павел Смертин
