Сформировалось ли в стране гражданское общество? Научились ли мы делиться? Сколько в России волонтеров? Готово ли общество к кризису? Об этом рассказывает Ирина Мерсиянова, директор Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ВШЭ
Ирина Мерсиянова. Фото с сайта www.hse.ru
Уже десятый год НИУ «Высшая школа экономики» ведет мониторинг гражданского общества, в том числе — и в сфере благотворительности. За это время у исследователей сложилась объемная картина участия россиян в различных практиках гражданского общества. Какие изменения происходили за 10 лет в благотворительной сфере, и в каком положении нас застает кризис 2015 года, мы спросили у одного из руководителей мониторинга, директора Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ВШЭ Ирину Мерсиянову.
В первом своем интервью она расскажет нам о гражданском обществе России, его социальной базе и перспективах участия общества в благотворительных практиках.
Социальная база
– Что такое социальная база гражданского общества? Что обозначает сам термин и откуда он взялся?
– Сам термин – это не более чем аналитическая конструкция, помогающая нам дать адекватную картину принадлежности россиян к гражданскому обществу. Я ввела его в научный оборот, опубликовав в 2009 г. статью в научном журнале «Общественные науки и современность» и на протяжении нескольких лет использую его. Я вижу основу социальной базы гражданского общества в тех людях, которые участвуют в практиках гражданского общества, (или, по крайней мере, ориентированных на это), что подразумевает наличие у них определенной системы ценностей, навыков выстраивания взаимоотношений с другими людьми, организациями и органами власти. И в целом это означает наличие у населения определенных ориентаций (информационной, нормативно-ценностной, деятельностной) на поддержание функционирования институтов гражданского общества.
– Что представляет собой социальная база гражданского общества в нашей стране?
– По нашим данным, социальная база российского гражданского общества составляет не менее 90% взрослого населения. Она неоднородна и состоит из четырех групп. «Ядро» социальной базы гражданского общества составляют порядка 10% взрослых россиян (за годы наших наблюдений она сжималась и до 5%), которые декларируют свое членство и (или) участие в деятельности общественных объединений и других негосударственных некоммерческих организаций, участвуют в гражданских инициативах, вовлечены в отношения добровольчества и филантропии, готовы объединяться с другими людьми для совместных действий (если их идеи и интересы совпадают), а также демонстрируют определенный уровень информированности о НКО и гражданских инициативах.
В «сателлит ядра» входит практически каждый пятый взрослый россиянин (20%), не участвующий в деятельности НКО и гражданских инициативах, однако готовый объединяться с другими для совместных действий, занимающийся благотворительностью в широком смысле, информированный об общественных объединениях и других негосударственных некоммерческих организациях, гражданских инициативах.
В третью группу по мере удаленности от ядра входит почти треть россиян (32%). Эта группа, условно названная «буферной зоной», представляет собой промежуточное звено между активом и периферией социальной базы. Ее представители потенциально готовы объединяться для совместных действий, но реально не участвуют в них, не занимаются частной благотворительностью или добровольчеством и не информированы в достаточной мере о работе существующих НКО и деятельности гражданских инициатив.
На «периферии» социальной базы находятся 29% взрослых россиян, которые на момент исследований оказались «не готовы к объединению с другими людьми для решения коллективных целей», но при этом они имеют склонность к благотворительности, знают о существовании и деятельности НКО и гражданских инициатив.
В группу «аутсайдеров» входят 9% россиян, которые не обладают ни одним признаком принадлежности к социальной базе. Это расчеты, произведенные на основе данных всероссийского опроса населения, проведенного осенью 2014 года. За годы наших наблюдений за социальной базой (2007-2014 гг.) группа аутсайдеров находилась всегда в пределах 5-10% .
А что у наших сограждан с самооценкой?
– Есть ли данные, которые говорят о самооценке наших сограждан? Как они сами себя оценивают, свою инициативность?
– Менее трети опрошенных осенью 2014 года россиян сказали, что могут назвать себя инициативными людьми; ответ «не могу» выбрали почти вдвое больше — 64%. Чаще могут сказать о себе как об инициативных людях более молодые респонденты, люди с высшим образованием, студенты, руководители и специалисты. Также их несколько больше среди людей с относительно высокими доходами.
– Ценная группа людей.
– Да, потому что они могут быть агентами социальных изменений, внедрения инноваций. Кроме того, они обладают хорошим набором гражданских добродетелей. Вот посмотрим, например: среди тех, кто называют себя инициативными людьми, 80% тех, кто готов объединяться с другими людьми для каких-либо совместных действий, если их интересы совпадают; а среди тех, кто не могут назвать себя инициативными людьми, таковых лишь 48%.
Среди инициативных людей заметно выше доля тех, кто помогал за последний год людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию (13% против 5% среди тех, кто не называют себя инициативными людьми), кто участвовал в субботниках, мероприятиях по благоустройству подъезда, двора, города, села, посёлка (33% и 24%), участвовал в собраниях жильцов дома или подъезда (26% и 16%), получал информацию на сайтах государственных органов, учреждений (20% и 9%), выражал свое мнение по общественным и политическим проблемам в виде комментариев в блогах, социальных сетях, новостных сайтах (12% и 4%).
– То есть если взять и детально охарактеризовать эту группу инициативных людей, то получится готовый отряд строителей гражданского общества?
– Нет, потому что эта группа внутренне противоречива. С одной стороны, это граждане, которые хотели бы эмигрировать из России (36%), с другой стороны, это граждане, которые испытывают гордость за страну (39%), и ожидают улучшения параметров общественной и личной жизни (37%-42%). Здесь должны высказать коллеги по научному и экспертному цеху, что и кому необходимо сделать, чтобы группа инициативных людей стала агентом позитивных изменений в нашей стране, испытывала бы чувство патриотизма.
Кто жертвует деньги?
– Значит, инициативные люди могут стать ресурсом развития гражданского общества. А что касается широких слоев населения, можно ли в кризис, когда компании начинают экономить на всем, рассчитывать на увеличение частных пожертвований?
– Доля взрослых россиян, которые делают пожертвования, в принципе, меняется, но не так заметно, как можно было бы надеяться. В 2008 году, когда не было удобных способов делать пожертвования, не было масштабных благотворительных акций на телеканалах, и в принципе было мало информации о фондах, 49% россиян хотя бы однажды делали пожертвования в течение года. В 2014 году их стало 57%.
Когда появились удобные способы, я с большой надеждой ждала роста, но доля держалась на 49 – 53%. Можно сказать, что сейчас пожертвования делают те же люди, что и раньше. Произошло лишь перераспределение инструментария внутри этой группы: сейчас 20% доноров делают это с помощью смс.
– Наверное, заметно выросло и число тех, кто использует web-money или банковские переводы?
– Нет, через платежные терминалы — 1%, с помощью веб-кошелька — 2%, с помощью банковской карты —3%. Самый распространенный способ, как и в 2008 году, из рук в руки.
– Почему не растет число доноров?
– Число доноров не растет заметно, и в абсолютных цифрах, но увеличивается размер группы «цивилизованных» доноров, которые передают деньги нуждающимся не лично в руки, а используют для этого какие-либо институциональные (а значит, скорее всего, надежные) каналы.
Почему не растет? С одной стороны, эта группа находится в большой зависимости от социо-структурных характеристик нашего общества, а социальная структура быстро не меняется.
Традиционно в практиках гражданского общества участвуют высокоресурсные граждане с высшим образованием, проживающие в крупных городах, с относительно высокими доходами. Социальная структура нашего общества не меняется настолько заметно, чтобы говорить о появлении новых высокоресурсных социальных групп. С другой стороны, чтобы поддерживать практики благотворительности, людям желательно все-таки пребывать в атмосфере развитой культуры благотворительности, уметь пользоваться инфраструктурными возможностями (но и сами возможности пока ограничены в нашей стране).
Участие в благотворительности зависит от доходов.
– А от чего оно еще зависит и как это проявляется?
– Рассмотрим факторы по отдельности. Во-первых, пол — женщины жертвуют чаще мужчин (по данным 2014 года, не делали пожертвования 47% мужчин и 37% женщин), а мужчины жертвуют в среднем бОльшие суммы.
В работах наших зарубежных коллег установлено, что женщины в целом более альтруистичны, чем мужчины. Но все-таки, не смотря на обилие фактических данных, в литературе до сих пор не представлена последовательная и надежная общая теория влияния гендерного фактора на поведение людей в сфере денежной филантропии.
Во-вторых, люди среднего возраста чаще всего участвуют в денежных пожертвованиях, ведь возраст характеризует этапы жизненного цикла человека, а значит, в определенной мере отражает стабильность его положения и финансовые возможности человека.
В-третьих, более образованные люди проявляют большую склонность к пожертвованиям, и при прочих равных условиях жертвуют относительно большие суммы. Но на участие в денежных пожертвованиях одновременно влияют много факторов, поэтому мы должны рассматривать только взаимное влияние и дохода, и образованности, и возраста и др. Кроме того, влияние оказывает и институциональное окружение человека.
Добровольческая армия
– Как влияет среда, каждый может понять на примере добровольчества. В данном случае речь идет о влиянии таких институтов, как образование, семья, церковь, армия, рынок труда, политика государства в сфере добровольческой деятельности граждан.
Но и статусные характеристики человека очень важны. В литературе можно встретить много объяснений, почему женщины более склонны к добровольческому труду, чем мужчины. Есть такая точка зрения, что многие женщины видят свою работу добровольца как расширение их ролей в качестве жены и матери, и они привычны к неоплачиваемой работе по ведению домашнего хозяйства.
По мере взросления, старения, т.е. с возрастом, у человека могут формироваться новые социальные роли, создавая новые возможности и налагая новые ограничения на участие в добровольческой деятельности. Образование способствует развитию добровольчества, потому что оно усиливает осведомленность о проблемах, увеличивает эмпатию, и создает основу для уверенности в себе. К тому же образованные люди с большей вероятностью могут быть привлечены к занятию добровольчеством, потому что у них более широкий ролевой набор, который впрочем, расширяется и по мере взросления человека, когда у человека появляются новые статусы – семейный и родительский.
– Как семья и дети влияют на добровольчество?
– В зарубежных исследованиях показано, что имеющие семью люди чаще становятся волонтерами, чем одинокие. Однако когда добровольцами являются одинокие люди без детей, они посвящают этому труду больше времени, чем имеющие семью. Женатые люди с детьми чаще становятся добровольцами, чем не имеющие детей.
Одной из причин этого является то, что дети открывают для своих родителей достаточно много добровольческих возможностей в учреждениях, в которых они занимаются. Однако влияние детей на добровольчество зависит от других различных факторов: таких, как возраст детей, их количество, и статус занятости родителей.
Например, родители с маленькими детьми тратят меньше времени на добровольчество, чем родители с детьми постарше. Это происходит из-за того, что забота о маленьких детях – круглосуточное занятие, а когда дети идут детский сад, в школу — у родителей появляется больше свободного времени. Они больше вовлекаются в деятельность самих детских образовательных учреждений на добровольных началах.
– Зная, какие факторы влияют на вовлеченность россиян в добровольчество, можно ли давать рекомендации и строить прогнозы?
– В общем-то, можно. И такой опыт у нас был. Для математической оценки вероятности участия россиян в добровольчестве, мы выбрали социально-демографические характеристики, с помощью методов нелинейного регрессионного анализа оценили вероятности участия в волонтерской деятельности различных групп респондентов, и построили прогнозы участия — неучастия в добровольческой деятельности для всех категорий респондентов, описываемых переменными «возраст», «образование» и «тип населенного пункта».
Согласно построенным прогнозам, участие в добровольчестве характерно для людей с образованием не ниже среднего специального, для представителей средней возрастной группы (36–54) лет и для жителей крупнейших городов. Примечателен тот факт, что малообразованные категории граждан – люди с образованием ниже среднего — вообще не попали в категорию тех, кто, согласно прогнозу, будет участвовать в добровольческой деятельности. Если суммировать, то представительство отдельных социально-демографических групп как участников добровольчества можно конкретизировать следующим образом. Наиболее вероятно участие в добровольчестве для:
— жителей крупнейших городов в возрасте от 36 до 54 лет независимо от уровня образования, в возрасте 18-35 лет с образованием не ниже среднего общего и в возрасте 55 лет и старше со средним специальным или высшим образованием;
— жителей больших и крупных городов со средним специальным образованием в возрасте 36 лет и выше;
— жителей средних и малых городов с общим средним образованием в возрасте 36-54 лет, со средним специальным образованием в возрасте 18-54 лет, а также для людей с высшим образованием всех возрастных категорий;
— Жителей села в возрасте от 18 до 54 лет с образованием не ниже среднего специального.
Ирина Мерсиянова с участниками научно-учебной лаборатории междисциплинарных исследований некоммерческого сектора.
Фото с сайта www.vk.com
Учить гражданству с детского сада
– Прогнозировать, получается, можно, а как-нибудь воздействовать на людей, чтобы они вовлекались в добровольческие практики, нельзя?
– Стране необходима развитая система гражданского образования. У нас гражданское общество имеет мобилизационный характер. Если что-то случается, россияне проявляют большую активность, многие готовы помочь. Все прошло — вроде, ничего уже не нужно. Как в Японии, где установки тоже мобилизационного характера. Только в Японии они готовы к цунами и землетрясениям каждую секунду, а мы — нет.
В пожарном варианте потребность в благотворительной деятельности воспитана быть не может. На самом деле это вопрос гражданского образования, линия которого в России фактически полностью потеряна. Уже в детском саду детям целенаправленно необходимо давать знания о ценностях гражданского общества (альтруизм, взаимопомощь, готовность объединяться), и хотя бы демонстрировать им различны формы альтруистичного поведения, учить ему. У большинства детей даже в лексиконе нет слов соответствующих — и не потом что они еще маленькие. Дошколята участвуют в подготовке к праздникам, в спортивных соревнованиях и интеллектуальных конкурсах, но важно не забыть обучать их пониманию общечеловеческих ценностей.
– А нам в советской школе рассказывали?
– Если бы рассказывали, теперь мы с вами не спрашивали бы друг у друга, почему так мало россиян делают пожертвования. Помню, наша учительница литературы была почти до слез растрогана, когда на уроке один мальчик вдруг загнул что-то о милосердии. Советские дети не знали таких слов.
Я сама была председателем совета дружины, в которой, как сейчас помню, было 1127 пионеров. Мы хорошо знали совсем другие слова — атрибутика пионерской организации, например, имена первых комсомольцев. Но об общечеловеческих ценностях мы знали очень мало, хотя о взаимопомощи имели представление, хотя бы потому, что читали книги типа «Тимур и его команда».
Раньше также были развиты практики взаимопомощи по месту работы, по месту жительства. Что -то имело место быть если не добровольно, то хотя бы под принуждением общественных норм и социального контроля. Но теперь добровольность – главный признак гражданского общество, а для участия человека во всех этих делах по своей воле, необходимо, чтобы он имел потребность и знал, как ее реализовать. Поэтому Гражданское образование должно начинаться уже в детском саду.
– А в европейских странах, например, это проговаривают маленьким детям? Или не обязательно проговаривать, а просто вовлекать в практики, хотя бы помогать завязывать шнурки младшим?
– Я не знаю, насколько развиты эти практики обучения за рубежом, но не думаю, что гражданское образование там в загоне. Неважно, как у них. Важно, как у нас. Без образования практики получаются как минимум глупыми. Недавно в одной моей знакомой московской школе от каждого класса потребовали (или попросили, передав листочки со списком вещей в родительские комитеты) собрать вещи. В частности, например, куртку женскую 46 размера и сапоги 37 размера. А потом передать их в одну общественную организацию родителей детей-инвалидов.
Какое может быть отношение к благотворительности по разнарядке, когда ни родители, ни дети не знают, для кого и зачем они собирают вещи? Говорят, что школьники, которые потом едут с этими вещами в общественную организацию или детский дом, бывают очень растроганными, плачут. Они, может быть, и плачут, но остальные сотни школьников, которых вовлекают в эту профанацию, не будут испытывать к так называемой благотворительности ничего, кроме отвращения. А ведь можно было сделать прекрасную образовательную акцию.
– Этим должно заниматься государство?
– Это должна быть система, в которую встроены разные субъекты: вузы, школы, детские сады, НКО. Но сначала хорошо бы появился какой-то документ, демонстрирующий заинтересованность государства в воспитании гражданских добродетелей россиян. Подобный тому, как появившаяся в 2009 году « Концепция содействия развитию благотворительной деятельности и добровольчества в РФ». Тогда может выстроиться целостная система, которая будет культивировать эти ценности у россиян. Эти ценности не возьмутся «вдруг». Мы же проводим опросы населения, на первом месте у людей здоровье, семья, а взаимопомощь — на тринадцатом.
Я сама вижу, как гражданское образование меняет людей. В прошлом году мы снимали цикл передач «Гражданское образование», в которых мои студенты-второкурсники отвечали на вопросы. Когда эти студенты пришли ко мне на лекцию в январе, они явно смущались, когда я спрашивала: кто-нибудь из вас волонтерил? А кто-нибудь видел, например, старшего по подъезду? Я была потрясена, что только одна девочка сталкивалась с практиками гражданского общества.
Через несколько месяцев смотрю, что они говорят в камеру: оказывается, чуть ли ни у половины курса был в жизни волонтерский опыт — кто-то в детский дом ходил, кто-то в приют для животных. Просто во время обучения они себя осознали субъектами волонтерской деятельности, научились об этом говорить, и не на бытовом уровне.
– Я как обыватель часто читаю тексты о том, что государство в нынешнем его виде не заинтересовано в развитии гражданского общества, в инициативных гражданах, а значит, и в гражданском образовании. Это так?
– Государство заинтересовано в инициативных людях, но ровно в той мере, в которой это способствует поддержанию стабильности общественной системы и порядка. Общественные активисты, которые решают конкретные проблемы вроде благоустройства придомовой территории государству нужны, а громкие обличители на институциональном уровне — нет.
Читайте вторую часть интервью Ирины Мерсияновой
«Что за зверь такой НКО?»
