Еще до своего прихода сюда я пыталась представить этих людей. Как получилось, что они оказались инфицированы ВИЧ? Что с ними произошло? Почему болезнь запустили? Наверное, это равнодушные, сломленные жизнью, с болью в глазах и пустотой внутри люди. Где-то – агрессивные, где-то – апатичные, давно махнувшие на себя рукой и не видящие смысла заботиться ни о своем теле, ни о своей душе.
Но в действительности все оказалось еще хуже. Я увидела людей, лица которых были застывшими, словно маски. Эти люди ничего не ждали. Они раз и навсегда потеряли надежду. Хотелось их растормошить, расколдовать, как в детской игре, чтобы они стали живыми. Настоящими. Хотя бы на одну минуточку.
Не бойся, они не кусаются
Впервые я пришла в отделение холодным февральским утром. Заразиться я не боялась: как известно, ВИЧ не передается через рукопожатие, разговоры или совместную деятельность с инфицированными. Помню, как шагнула в этот длинный коридор и сразу почувствовала запах безнадежности – причудливую смесь сигаретного дыма и лекарств.
Что такое СПИД? Сначала человек заражается ВИЧ – это вирус, который разрушает иммунитет. Если больной не получает лечения, то со временем у него развивается СПИД – последняя стадия ВИЧ- инфекции. К сожалению, с этим долго не живут. Здесь, в больнице, в основном лежат люди в тяжелом состоянии.
– Это все наркоманы проклятые, – напутствовала меня знакомая, – держись от них подальше.
Действительно, наркоманов здесь большинство. Но ведь это совсем не важно.
В первый день моим напарником был Гриша. Ребята сказали, что он опытный доброволец и всему меня научит. Так и оказалось. Гриша посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: «Ничего не бойся, они не кусаются». Не то чтобы я кого-то там боялась, но эти слова придали мне уверенности.
Наша задача на первый взгляд кажется простой. По четвергам нужно обойти тех, кто хотел бы исповедоваться и причаститься в этот день, объясняя, что это за таинства и как к ним подготовиться. А по субботам надо помочь отвести всех желающих в храм на Божественную литургию.
Мое первое дежурство попало на четверг. Гриша мне показал, как нужно общаться с пациентами, что им говорить, как рассказать про исповедь и причастие так, чтобы это было понятно, а не так, как будто заучил наизусть страницу из учебника по догматическому богословию.
Мы обошли палаты, со всеми поговорили, а потом спустились в сестринскую. Оказывается, девочки-добровольцы уже накрыли стол. Мы помолились и вместе попили чай. Так здорово!
Я потом с Гришей часто напарничала. Ой, такого слова, наверное, нет, но можно я его оставлю? Очень по смыслу подходит.
Потом схожу
В следующий четверг захожу в палату. На кровати сидит тоненькая, как веточка, женщина – это «Ленка», как равнодушно сообщают мне ее соседки. Новенькая только недавно поступила. Возраст ее определить у меня не получается. Худая до невозможности, кожа почти прозрачная, лицо осунувшееся, руки в синяках. Маленький грустный воробышек. Ленка сидела на кровати, облокотившись на подушку, и, как замечтавшаяся маленькая девочка, водила пальцами по одеялу, думая о чем-то своем.
– Можно попросить футболку? – неожиданно спросила она тихо. – 42-го размера.
Понятно. Приехала без всего, а привезти вещи некому – друзья и родственники не придут, потому что боятся заразиться. Так часто бывает. Ничего страшного, мы поможем.
– Конечно, – ответила я. – Футболка будет! А в храм пойдешь в субботу, на исповедь и причастие?
Ленка устало вздохнула и отвела взгляд.
– Как-нибудь схожу, – пробормотала она. – Потом! Когда готова буду. Просто сейчас – не время.
Ее голос звучал так, будто она давала обещание не мне, а себе. Это был не отказ, а скорее попытка отложить встречу с Богом на неопределенное «потом», которое, к сожалению, для многих здесь часто не наступает. Что ж, потом так потом. Невольник – не богомольник. Кто там у нас в следующей палате?
Запишите меня
Здесь сегодня только один пациент.
– Здравствуйте! Сегодня батюшка будет ходить по палатам исповедовать и причащать, записать вас?
Мужчина молча поднял на меня глаза. В них было столько муки, что мне стало не по себе. Его рука, скованная параличом, неуклюже прикрыла лицо. Кожа у него облезала, и от каждого его движения оставались еле заметные пятнышки крови на постельном белье.
– Да… Запишите меня… – сказал он дрожащим голосом. – Мне нужно попросить прощения… Я так виноват перед ней… Перед моей мамой… И вообще я…
По его щекам покатились слезы, оставляя следы на измученной болезнью коже, и он даже не мог их вытереть – руки его совсем не слушались.
Он плакал, и все, чего мне хотелось в эту минуту, – вперившись взглядом в глаза Спасителя, смотрящего на нас с иконы на стене, забыв себя, горячо молиться день и ночь, став соучастником этих страданий, разделив их надвое, чтобы ему стало хоть немного легче.
Но все, что я смогла, – записать его имя и отправиться дальше по больничному коридору. Заглядывая в палаты, отвечая на вопросы и составляя списки нуждающихся в носках, шапках и бритвах, я все повторяла про себя: «Господи, помилуй раба Твоего Виктора! Господи, помилуй и спаси раба Твоего Виктора! Господи…» И мне казалось, что человеку в той палате становится чуточку легче.
Черный пакет
Ранним субботним утром в коридоре больницы было тихо, многие пациенты еще спали, а мы, стараясь никого не потревожить, собирали всех записавшихся на службу. В дальнем конце коридора лежал какой-то большой черный пакет.
Несколько минут – и все наши подопечные были в сборе, пора было выходить на улицу. Среди желающих пойти на службу в храм была и Татьяна – девушка на инвалидной коляске. Она ловко с ней управлялась, помощь ей была не нужна. На всякий случай я пошла рядом с ней, и вдруг она сказала, ни к кому не обращаясь:
– Да, Ленку жалко.
– Почему? – не поняла я.
– Ну… Черный пакет.
– Что – черный пакет?
– Все.
– Как все? – дошло до меня. – Ленка умерла?
– Ну да. Мы в храм собирались, а тут такое… Мы все думали, кто позвонит ее мужу. Он, как услышал, сразу расплакался… Но на самом деле это из-за него она начала употреблять. Он на ее шее сколько лет сидел, не работал ни дня, пил как собака и все такое…
Татьяна перевела разговор на другое. Конечно, смертью здесь никого не удивишь. Она давно стала чем-то привычным – как завтрак с вязкой больничной кашей по утрам. А я расстроилась. Не успели…
Блогерша
Мы уже подходили к храму, как я заметила, что моя колясочница достала телефон и начала вести трансляцию.
– Ты, что ли, блогер? – удивилась я.
– Да. Я рассказываю в блоге о том, как бросила наркотики, как изменилась моя жизнь после того, как я оказалась в инвалидном кресле.
– Важное дело!
– А то!
Она рассказала мне, как купила первые петлички, насколько ей радостно поддерживать других людей и вдохновлять их жить дальше, и продолжила трансляцию.
Во время ее рассказа я мельком услышала упоминание о ее видео на YouTube с названием что-то вроде такого: «Героин, женская тюрьма и потеря ног от удара топором по спине». Мамочки! Потерять ноги от удара топором? Тюрьма? Героин? И ВИЧ вдобавок?
А теперь она едет в коляске, с такой спокойной, почти материнской улыбкой на лице, радуется теплому сентябрьскому дню, вдумчиво крестится перед дверями храма, а глаза ее сияют таким живым блеском, который редко встретишь даже у здоровых людей. Вот как так получилось?
Оба пойдем
На первый взгляд, записывать людей на богослужение несложно, но никогда не знаешь, как тебя примут в очередной палате. Кто-то смотрит на тебя с усталым равнодушием, кто-то, не поднимая головы, бурчит в ответ что-то невнятное, а кто-то даже проявляет агрессию. Но иногда встречаешь неожиданный отклик.
Спрашиваю мужчину в палате:
– Записать вас на службу?
– Да!
– И меня запиши! – раздался бас из глубины палаты. – Мы оба пойдем.
Мелочь вроде, а всегда охватывает радость, когда среди привычной апатии и безразличия вдруг вырывается желание жить.
К сожалению, не все желающие могут дойти до храма сами. Некоторые из пациентов прикованы к постели, слишком слабы, чтобы передвигаться, а у нас слишком мало волонтеров, чтобы забирать всех неходячих.
– Вы уж сходите за нас, – просят они. – Помолитесь. И святой водички принесите, если не трудно.
А нам не трудно, мы помолимся и водички принесем, конечно.
С чего начать?
Стены больницы хранят в себе тысячи историй. Однажды, когда я пришла в отделение, ко мне обратился мужчина лет сорока, по татуировкам видно, что отсидевший, с болезненной худобой, но с ясными глазами. Он как-то сразу бросился в разговор, будто боялся потерять возможность высказаться.
– Я вот ничего не знаю про веру. Вообще ничего! Ну, приду я в храм и что мне там делать? Что, как дурак стоять буду?
Мне от души стало его жалко. Неужели он даже не слышал о Боге? Никогда не заходил в храм, даже просто из любопытства? Я вспомнила слова нашего священника, протоиерея Сергия Богомолова, который часто говорит нам: «Господь ждет каждого. Вопрос не в том, кто ты сейчас, а в том, куда ты идешь. Главное – сделай шаг».
– А начните с самого простого, – посоветовала я. – Попробуйте помолиться. Молитва – это разговор человека с Богом. Знаете, можно просто обратиться к Нему, своими словами объяснить, в чем проблема. Только не сомневайтесь, Он вас слышит.
Мужчина обрадовался: «Попробую». Мы разговорились. Я принесла ему Евангелие и в шутку взяла с него честное слово, что он будет его читать каждый день понемножку.
Как камень с души упал
Когда мы наконец собираем всех для похода в храм, это всегда маленькое чудо. Многие из наших подопечных едва стоят на ногах, но все равно находят силы дойти до иконы, перекреститься, попросить у Бога прощения или помощи. В этот момент они все становятся одинаковыми: кто-то в прошлой жизни был наркоманом, кто-то алкоголиком, кто-то отсидел срок, но в храме каждый из них – просто человек перед Богом.
Сегодня на службе ко мне подошел мужчина и спросил, куда ставить свечки за упокой. Я вспомнила его: пару дней назад, когда мы собирали списки желающих исповедаться, он орал на своих соседей по палате благим матом и, кажется, даже обещал кого-то прибить. Может, бандит какой-то в прошлом?
Поставив свечи, он пошел на исповедь.
Я была неподалеку и заметила, как он стоял у аналоя – сгорбившись, словно вся тяжесть мира легла на его плечи.
Когда священник накрыл его епитрахилью, мне на секунду показалось, что в храме стало как-то тише, светлее, даже воздух стал другим. Поистине: «На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7). Я это почувствовала!
Когда исповедь закончилась, мужчина медленно подошел ко мне и задумчиво сказал: «Знаешь, дочка, так сразу легко стало, как камень с души упал». И его лицо вдруг расправилось, стало мягче и спокойнее.
В такие моменты понимаешь – нет греха, побеждающего милосердие Божие.
Кажется, что у нас на глазах произошло чудо: в человеке вновь зажглась яркая лампочка надежды.
Чудеса здесь действительно случаются. Вот, например, наш доброволец Гриша, мой напарник, замечательный и светлый человек. Я всегда удивлялась, как он хорошо знает все нюансы этого сложного служения, как он глубоко понимает, с чем подойти к больному, что ему сказать, как ответить. А потом я узнала, что Гриша когда-то сам здесь лежал, потому что страдал от зависимости. Но потом он встретил Бога, и все в его жизни изменилось. Теперь Григорий уже много лет в этой больнице служит добровольцем и помогает таким же несчастным людям, каким он был когда-то сам.
Люблю это служение! Мы приходим сюда как обычные волонтеры, но покидаем эти стены с чувством, будто стали частью чего-то большего. Дай Бог, если так.
