Голодные оборванные дети в детдоме… Бабушки в интернате, укрытые горой ветоши вместо одеял… Рука тянется к смартфону, фото мгновенно готово для социальных сетей с криком: «ужас, помогите, губернатора под суд». А что делать, чтобы действительно помочь?
К. Хинвели, «Колокола» (1991 г.) Изображение с сайта artnow.ru
Кто из нас правозащитник
О том, что спешить публиковать шокирующие фото в социальных сетях не стоит, почти любой волонтер или сотрудник НКО знает и без нас (а с теми, кто еще не набил себе этих шишек, поделимся горьким опытом в конце статьи). Интереснее другое: а что делать-то?
Универсальных рецептов не так много. Первый и главный: проверять и уточнять.
«Многие волонтеры ездят только в один детский дом, не знают, как обстоят дела в остальных, им не с чем сравнить. То, что на волне эмоций им кажется ужасом, на самом деле может быть исправлено с малой помощью, или вообще оказаться приемлемой практикой», – говорит руководитель добровольческого движения «Даниловцы» Юрий Белановский.
Если волонтеры, ставшие свидетелями вопиющей проблемы, имеют опыт правозащитников, они могут начать ее решать именно правозащитными методами. Но большинство тех, кто приезжает заниматься с детьми из детдома математикой, или петь песни бабушкам в доме престарелых, или помогать сушить дома после затопления, такого опыта не имеют вовсе.
«Если изначальный смысл поездок обсуждаемых волонтеров связан с правозащитной деятельностью, либо если правозащитники есть в ближнем круге их общения, то у них могут быть компетенции в этой области», – только в таком случае считает разумным «поднимать волну» Юрий Белановский.
«Не раз мне хотелось, видя проблему, просто рассказать о ней каким-нибудь опытным правозащитникам, чтобы дальше они уже умело решили ее за нас», – сетует директор фонда помощи пожилым людям и инвалидам в домах престарелых «Старость в радость» Елизавета Олескина. Только где же их найти таких, чтобы потом об их возможном вмешательстве не пожалеть?
Лиза Олескина. Фото из архива фонда «Старость в радость»
Правозащитников в России на всех нуждающихся не хватает (как и «социально ориентированных» волонтеров и НКО, которые просто помогают конкретным людям). Легко найти сайты старейшей правозащитной организации в России – Московской Хельсинкской группы и Общероссийского движения «За права человека» (специалисты последнего при необходимости сопровождают граждан в судах и других инстанциях). Также существуют информационные правозащитные ресурсы «Права человека в России» и Информационно-аналитический центр «Сова». Активно работает организация «Комитет против пыток» (признан в РФ иноагентом) – их представители выезжают в регионы. Сайт Института проблем гражданского общества давно не обновлялся (с сентября 2014 года), как и сайт Центра развития демократии и прав человека.
Если волонтеры решаются обратиться к частным или организованным правозащитникам, им следует понимать, что основные методы защиты прав – это широкая огласка фактов их нарушения и обращение в огромное количество региональных и федеральных инстанций и органов администрации. Если предполагать, что кто-то тихо и без скандала решит проблему, усовестит виноватых и ответственных, а жизнь волонтеров будет меняться только к лучшему вместе с жизнью их подопечных, то как минимум стоит обсудить с правозащитниками такие надежды до того, как рассказывать им о конкретном месте, где существует проблема.
Юрий Белановский считает, что тревожная ситуация может быть описана и в терминах типа «давным-давно в одной далекой галактике», если опыта в правозащитной деятельности у организации мало. Если правозащитные компетенции организации серьезные, то все имена и адреса сразу предаются огласке, в том числе и в серьезных СМИ.
Когда «война» неизбежна
«Волонтеры идут либо воевать с системой, либо помогать людям. Переживания, эмоции, сочувствие иногда побуждают помогающего начать воевать. Но если волонтер переключит свою энергию на войну, добра не будет никому – ни подопечным, ни ему самому, потому что он лишится возможности достигать смысла, который он для себя выбрал. А выбрал он изначально помощь конкретным людям – тем, кого он помнит в лицо и называет по именам. Мне трудно представить, что волонтер предпочтет пойти поругаться с завотделением и никогда больше не увидеть Ванечку или бабушку Машу», – говорит Юрий Белановский.
Из этого правила есть одно исключение – если волонтер встречается с реальной угрозой жизни и здоровью своих подопечных. Если бабушки в доме престарелых явно голодают, причем не одна из них враз съедает полбатона хлеба (это могут быть старческие особенности психики, когда она не осознает, что сыта), а голодают все; если есть другая угроза здоровью из-за явной халатности персонала; если дети в доме ребенка явно побиты или голодны – речь идет об уголовных вещах.
Юрий Белановский, руководитель добровольческого движения «Даниловцы» Фото с сайта mn.ru
«Тогда шкала ценностей меняется: если еда явно тухлая и ей можно отравиться, благо, приносимое волонтером, бессмысленно, ведь он не может приходить и кормить своих подопечных трижды в день. Тогда речь о войне – сначала через упреки и попытки предложить решение местной администрации, потом через ультиматумы, потом через вышестоящие организации, через местные органы власти, прокуратуру, СМИ и блоги. Эту грань нужно четко понимать, – комментирует Юрий Белановский. – «Воевать» нужно не с персоналом конкретного учреждениях, а на несколько уровней выше, причем сначала предлагая диалог и решения, а не конфликт».
Нужен главнокомандующий
Одна из задач руководителя волонтерской группы – инструктировать всех участников, чтобы они не «ступали на тропу войны» раньше времени по собственному решению. Волонтеры должны понимать, что пока помощь улучшает состояние людей, они должны делать свое дело и молчать. Если же они видят насилие или угрозу жизни и здоровью, помощь бессмысленна.
Внутри группы волонтеров должна быть договоренность, что рядовой участник, который несет ответственность за отдельную поездку к детям или бездомным или за ее часть, или за поездки только в одно учреждение, не должен начинать информационную кампанию самостоятельно. Ее может начать только тот, кто отвечает за всю конструкцию в целом, кто, например, может сравнить ситуацию в нескольких учреждениях по региону. Это должен быть тот, у кого есть выходы на администрацию учреждений, он же должен звонить в приемную главы местного департамента социальной защиты и в другие инстанции.
Легко навредить общему делу, если из-за конфликта вокруг отдельной проблемы в отдельном учреждении волонтерам закроют доступ в полтора десятка аналогичных учреждений по региону. Запреты могут коснуться всех, а не только «виновной» волонтерской группы.
Помогать – держать синицу в руках
Если цель волонтерской группы – оказание помощи конкретным людям, и стремление решать проблему методами правозащитников – частное желание отдельного волонтера, который эмоционально воспринял увиденную беду, то организации стоит тихо продолжать свое дело, считает Юрий Белановский.
Например, вы помогаете нянечкам в больнице ухаживать за отказными детьми. «Ваша задача – сделать так, чтобы у малышей были сухие чистые попы, чтобы их больше брали на руки. Если же волонтеры понимают, что в пищеблоке воруют, что прачечная работает не идеально, а нормы выделения подгузников не так велики, как хотелось бы, то, с моей точки зрения, благо конкретных подопечных нужно ставить выше попытки когда-нибудь решить проблемы на глобальном уровне», – уверен Юрий Белановский.
Начни волонтеры борьбу с системой – дети с большой вероятностью лишатся и того, что имеют, потому что перед волонтерами, которые компенсируют нехватку подгузников и возможности побыть на руках у взрослого, с началом борьбы закроется дверь в учреждение.
«Приоритет здесь только практический: лучше иметь синицу в руках, чем мечту о журавле», – считает Юрий Белановский. Волонтерам, которые понимают, что ребенка никто из персонала не научит названиям цветов или надеванию колготок, бессмысленно писать разгромный текст об этом в интернете. Шум поднять можно, но конкретный Ванечка не научится завязывать шнурки.
Нередко помогающие бездомным, старикам и инвалидам любого возраста говорят: пусть «системными изменениями» на государственном уровне занимается кто-нибудь другой, кто это умеет, а мы – просто поможем конкретным нуждающимся людям физически дожить до этих изменений.
Решать проблемы изнутри
«Наша позиция основана на горьком опыте: когда-то, видя беды в домах престарелых и больницах, мы пытались конфликтовать, устраивали скандал и шум с целью все улучшить. Еле выжили, но поняли, что постараемся в любом случае действовать изнутри», – рассказывает директор фонда «Старость в радость» Елизавета Олескина.
Понятно, что невозможно ежедневно устраивать волонтерские поездки в дом престарелых или детский интернат. Но можно заключить соглашение с учреждением и нанять туда дополнительный персонал, который будет получать зарплату от фонда и, соответственно, отчитываться о работе. Он будет ежедневно наблюдать жизнь в учреждении, и хотя его нельзя ставить в позицию разведчика и «засланного казачка», от него можно будет узнавать о проблемах и их глубине, о мере желания администрации интерната решать эти проблемы.
«Даже если директор интерната с виду из не слишком порядочных, не нужно с ним сразу стреляться на дуэли или писать в прокуратуру, – говорит Елизавета Олескина. – Сначала мы пытаемся понять, почему в учреждении плохо именно старикам в их палатах. Например, не хватает персонала – нужно донанять. Не хватает оборудования – нужно докупить. Не хватает чистящих средств – нужно привезти. Мы попытаемся войти в доверие даже к самому неприятному директору, чтобы вывести ситуацию в конструктивное русло. Чаще всего это потихонечку приведет к позитивным результатам. К счастью, в администрации чаще всего люди либо хорошие, либо хоть и хорошие, но выгоревшие. Кстати, выгоревших помощь иногда снова воодушевляет».
Учет и контроль
Обычным волонтерам вряд ли удастся потребовать от персонала полной отчетности о том, как расходуются бюджетные деньги. Однако в 2014 году принят Федеральный закон «Об основах общественного контроля», где сказано, что негосударственные некоммерческие организации могут быть и участниками, и организаторами таких форм общественного контроля, как общественный мониторинг (систематическое или временное наблюдение за деятельностью органов и организаций) и общественное обсуждение. На этот закон можно ссылаться, даже если волонтерская организация не входит ни в один уже существующий орган общественного контроля, считает Юрий Белановский.
Не требуя отчета об использовании государственных денег, можно контролировать хотя бы то, как доходят до адресата ваши собственные пожертвования.
«Если волонтеры оказывают организации значимую помощь, грубо говоря, привозят в детский дом или больницу газель подгузников для отказников, возникают договорные отношения. Можно требовать отчетности о том, дошли ли ваши пожертвования до адресатов, отправлять копии отчетов в местный департамент социальной защиты», – рекомендует Юрий Белановский.
«Сами мы не обращались в вышестоящие организации в проблемных ситуациях, но нередко туда пишут сами проживающие», – говорит директор фонда «Старость в радость» Лиза Олескина. Правда, такими обращениями гораздо проще добиться проверки из профильного министерства и временной лакировки проблем, чем их решения. Вслух угрожать отправкой таких обращений администрации интернатов не приходится: если сотрудники видят, что волонтеры фотографируют, они автоматически предполагают возможность огласки проблем.
Разрешение сложной ситуации с участием волонтеров подразумевает их систематические поездки на место событий. Тогда постепенно меняется и сознание персонала больниц и интернатов. В результате мягкого, но продолжительного «натиска» волонтеров директор и сам однажды уволит самого вороватого кладовщика и самого нечистого на руку повара.
Опубликовать нельзя отменить
Наконец, о первой идее современного пользователя смартфона при виде страдающего человека. Шокирующие фотографии обездоленных подопечных госучреждений – как граната, которую многие волонтеры (как помогающие фондам, так и «независимые») не удержали. Запись в духе «дети голодают», снабженная красноречивыми фотографиями и указанием на город и учреждение, может получить взрывной резонанс, даже если исходит от человека с пятью друзьями в соцсети.
У автора раскалится телефон и распухнет ящик личных сообщений, а вот попасть к своим подопечным еще раз и передать собранную помощь он уже, скорее всего, не сможет. Станет ли обездоленным от этого лучше? Сомнительно. Поэтому уже видавшие взрывы таких информационных гранат волонтеры фотографируют, но чеку не выдергивают и тем более куда попало бомбы не бросают.
Кроме «быстрых» негативных последствий у публикации информации о несчастьях жителей госучреждений есть последствия отложенные. Фотография с текстом может всплыть в интернете через годы как свежая. Неактуальная просьба о помощи с новой датой или новым указанием места событий – это уже фейк. Если к этой новости кто-нибудь прилепит свои реквизиты – это будет мошенничество, которое недобрым эхом отзовется на текущей работе волонтеров и сотрудников учреждения, где кадр снят. Отвечать за мошенников невозможно, а вот не давать им лишней пищи можно. Им и так хватает снимков из фотобанков, публикаций многолетней давности, иностранных новостей и российских социальных сетей.
