Маша переводит с двух языков – английского и китайского. Списку Машиных грамот и благодарностей за волонтёрскую работу переводчика можно удивиться. Чемпионаты Европы по фигурному катанию и ушу, Национальная премия в области боевых искусств «Золотой пояс», выставки потребительских товаров, студенческие конференции, конференция по спинально-мышечной атрофии…
Переводчики нужны везде, и в этом списке не было бы ничего удивительного, если бы не одно обстоятельство – Маша передвигается на коляске.
«Инвалид детства»
Маша родилась в деревне Малая Иня под Минусинском, что в Красноярском крае. Точнее, в роддом рожать Машу мама поехала в соседнее село – население Малой Ини меньше ста человек и своей больницы там отродясь не было.
Неприятности начались ещё во время родов: врачебная ошибка – вывих бедра. Дальше – больше. Делать массаж младенцу домой ходила медсестра, и однажды мама поинтересовалась, почему после нехитрой манипуляции ребёнок заходится в плаче? «Всё так и должно быть», – сказала сестра. «Да у ребёнка колено вывернуто в другую сторону!» – сказали рентгенологи. В итоге девочка навсегда потеряла способность ходить.
Денег на генетические анализы в семье не было; в документах записали просто: «Инвалид детства».
За несколько лет до рождения Маши родители переехали в Красноярский край из Норильска. За Полярным кругом отец её делал невероятное – разводил свиней. Собирали просрочку из ресторанов, сами содержали и кормили стадо, обеспечивая город мясом.
Должно было хватить и на квартиру «на материке», и на машину. Но в 90-е годы деньги стремительно обесценились, и тогда отец сказал: «Едем в деревню, на земле не пропадём». Благодаря этому решению, младшая Маша родилась в Малой Ине.
А дальше началась обычная деревенская жизнь – несколько месяцев спали на полу, потому что вещи плыли с севера по Енисею. Отец работал в колхозе, где зарплату в 90-е платили кормами. Вставал в пять утра, ложился ближе к полуночи. В таком режиме Машины родители живут до сих пор, хотя сейчас обоим – за шестьдесят.
«Не ходите? Четырёх классов хватит!»
Первые несколько лет жизни Маша провела в комнате, даже в огород посидеть на стуле мама выносила её редко – ребёнок то и дело простужался, а перемещаться по дому самостоятельно мешал высокий порог.
С четырёх лет научилась читать, играла сама с собой в шахматы и в шашки, возилась с кошками, птичками, ящерицами, которых ей то и дело приносили. Редкие приезды бабушки и дедушки из соседнего села – в Сибири часто не наездишься – вот и все развлечения неходящего ребёнка.
«Старшая сестра в первые годы со мной возилась, но потом вышла замуж и зажила своей жизнью. Подругам средней сестры я была неинтересна.
Но вообще у меня было хорошее детство – меня же любили», – рассказывает Маша.
В школу девочка пошла только в восемь – раньше собрать все медицинские справки, добывая их в больнице соседнего села за сорок километров, а иногда и подальше, не получилось никак. Зато из первого класса, где ей быстро стало скучно, её перевели сразу в третий.
Обучение, конечно, было надомным – после уроков учителя по очереди ездили к девочке домой. И хотя в начале 2000-х семья переехала в квартиру в посёлке покрупнее, в какой-то момент за образование пришлось побороться.
Когда Маша была в четвёртом классе, местные чиновники, на попечении которых ребёнок-инвалид был один (!), решили, что идти в пятый ей…необязательно.
Дескать, читать-писать умеет – и хватит, куда ей больше-то. Хотя никакого диагноза, при котором было бы рекомендовано обучение по усечённой программе, в Машиных документах не значилось. Но родители проявили твёрдость и забирать документы дочери из школы не стали.
«Школу я окончила с медалью – по-моему, одна за всю её историю.
Со многими учителями мы общаемся до сих пор. А вот отсутствие одноклассников в привычном формате меня особо не печалило. Во-первых, я с детства привыкла общаться со взрослыми. Во-вторых, в посёлке Тесь малоиньских не любили и частенько бивали «за то, что вы деревенские». Моя сестра однажды пришла из школы с плачем: «Я больше туда не пойду», – и родители поехали разбираться. Было бы всё так успешно, будь обучение очным, – я не уверена».
«Не портите нам показатели!»
С переездом в Тесь в Машиной жизни появилась коляска. По двухкомнатной квартире детская коляска, к счастью проходила свободно, так что девочка начала передвигаться по дому. Зато стало возможно ездить на учёбу.
Параллельно с одиннадцатым классом Маша уже училась в Минусинском колледже на учителя английского языка. Приняли девочку досрочно и по особой договорённости благодаря ходатайству её школьной учительницы.
На радостях Маша с головой погрузилась в студенческую жизнь со всеми её рефератами и конкурсами, а на следующий год вдобавок, к ужасу местного РОНО, объявила, что будет сдавать 5 ЕГЭ – два основных предмета, английский, информатику и, для интереса, «лишнюю», но такую любимую с детства биологию.
Минусинские чиновники от образования в ужасе звонили выпускнице домой: «Откажитесь от пятого ЕГЭ! Столько предметов вы нормально не сдадите и испортите нам все показатели!»
После того, как экзамены были сданы, и медаль подтвердилась, те же чиновники звонили и благодарили.
«У меня такой характер. Лет до пяти я была довольно несамостоятельной, даже помню, как меня одевали. А потом в моём лексиконе появилось слово: «Сама!» Так что, родители, как мне кажется, были готовы к тому, что дома я не усижу. Дальше голоса разделились: мама всё время волновалась и предполагала всякие проблемы. А отец её опровергал и всегда поддерживал все мои начинания.
– Что будет, если…? – это мама.
– Не будет, потому что…! – папа.
Такое разделение сохраняется до сих пор».
«Ваша дочь будет учиться, если в аудиторию ее будут носить на руках»
Я очень благодарна папе – на втором моём курсе он уволился с работы и четыре-пять раз в неделю возил меня на занятия: привозил с утра и ждал до окончания пар.
И так – в любой мороз; помню, мы приезжали даже в минус 45, когда местные студенты до аудиторий не доходили».
После колледжа встал вопрос о Красноярском университете. Параллельно Маша хотела отослать документы в Петербург, но так далеко родители её не отпустили: «Мы не сможем к тебе ездить».
Заселяться в общежитие Машу отвозил именно папа. Ехали с вещами, насовсем. Несмотря на то, что в университет она поступила в общем потоке – не по квоте для инвалидов – о своей коляске Маша университетское начальство всё же предупредила.
Особо по этому поводу не волновалась – накануне университет запустил программу инклюзивного обучения и широко трубил о том, какие прекрасные условия созданы у них для студентов с инвалидностью. Но в ответ на своё письмо Маша получила…предложение: «Предлагаем вам учиться у нас дистанционно».
Когда папа с зачисленной уже студенткой приехал в университет, на входе оказалось множество лестниц, а другого способа войти в здание им не показали. Директор университета (в Красноярске должность называется так) заявил папе: «Ваша дочь будет здесь учиться, если вы лично будете носить её в аудитории на руках».
«Папа у меня человек горячий. Он вернулся из дирекции и сходу предложил ехать домой. Но я понимала, что восемь часов за рулём второй раз за сутки он просто не выдержит, и предложила хотя бы переночевать. На дворе август, подавать документы куда-то ещё было поздно.
Выручила нас вновь моя прекрасная школьная англичанка Татьяна Борисовна, у которой нашлись знакомства в Министерстве образования Красноярского края. Мы заселились в общежитие, комендант которого оказалась к колясочникам гораздо более терпима. Сделали пару телефонных звонков, и наутро доступный вход в здание университета нашёлся, а директор лично устроила нам экскурсию по аудиториям – рассказывает Маша.
Маша о себе:
Вообще такое бывает чаще, чем кажется. Никаких логичных причин, люди просто не хотят связываться с инвалидами.
Сейчас, когда я предлагаю свои услуги переводчика на выставках, мне часто отказывают в пользу стройных девочек, которые гораздо хуже знают язык.
Ведь девочки модельной внешности – это гораздо приятнее, чем колясочница».
«Я никогда не воспринимала себя «другой», и всегда знала: меня будут воспринимать так, как это сделаю я. Какая разница, на коляске я, в скафандре или с другой планеты? Задразнить у нас могут даже за то, что ты из деревни, поэтому страшно мне не было.
Но ещё я понимала: люди дразнят других, потому что сами в глубине несчастны. Самодостаточный человек дразнить никого не будет. Он подойдёт и улыбнётся. Дразнят либо те, кого дразнили, либо те, кому не объяснили, что можно по-другому.
А добраться откуда-то куда-то можно десятью различными способами: проходит коляска – едешь на коляске, не проходит – складываешь коляску и переносишь. Совсем не проходит – спускаешься на руки и ползёшь на руках. Однажды на руках я прожила неделю в лагере ролевиков – бивуак, костёр, все дела. В другой раз – взошла на гору в Китае».
В Китае
А дальше началась обычная студенческая жизнь. Пары, самостоятельные занятия, в свободное время – подработки.
Сложнее всего было приучить родителей звонить реже. «Я не вижу смысла обсуждать проблемы: «Доченька, что ты сегодня поела, а что надела?»
По важным вопросам можем созвониться и два раза в день. А так – раз в несколько дней. Мама привыкала трудно.
Не приезжали родители долго – коров дома надо доить два раза в день, доильного аппарата тогда не было, и отец боялся, что одна мать со стадом не справится. Так что мама добралась до Маши только на Новый год, а отец – следующим летом.
Учиться было сложно, тем более что Машу, мечтавшую о японистике, неожиданно закинули в группу с китайским языком.
«Поначалу я терпеть не могла этот язык». Дело дошло даже до третьей пересдачи. Одна преподавательница всё время подходила и спрашивала: «Может вам лучше отчислиться?»
Всё резко поменялось, когда летом после первого курса Маша поехала в Китай. Другая Маша, женщина старше нашей героини в два раза, сама с ДЦП, проехала через полстраны до Красноярска, чтобы продолжить путешествие вместе. А после две Маши одолели на поезде ещё пол-России – Читу, Забайкальск, Иркутск – и половину Китая.
«Спасибо ей огромное. Мы обе восприняли это как приключение! и рванули. Но, честно говоря, это был треш! Представьте: Чита, последний вагон, платформа закончилась, спрыгивать надо примерно с высоты полутора метров. И тут я на коляске!
В Китае с поездами всё значительно лучше. Во-первых, колея и вагоны там шире, поэтому на коляске я спокойно заезжаю даже в плацкарт. Вагоны трёхэтажные, но есть удобная лестница на второй и третий этаж. В шесть утра везде включается классическая музыка. Мусор убирают каждые полчаса.
После этой поездки я буквально влюбилась в культуру и осенью легко сдала китайский язык. Но вот за Родину было обидно. Мы ведь богатые, талантливые и неленивые. Почему мы так не можем?»
«Дома полагайся на родителей, и везде – на друзей»
Два года из четырёх Маша жила и училась на две страны: на полгода уезжала в Китай и прилетала в Россию только для того, чтобы сдать сессию. Правда, и со стажировкой в Китае девушку подкараулила-было знакомая история – университет, с которым были подписаны все договорённости и до которого куплены билеты, внезапно уведомил Машу, что в учебный корпус у него ведёт только лестница.
«Они удивили меня тем же вопросом, которым меня всё время убивают в московском и питерском метро: «Почему вы без сопровождения?»
Но ситуация со срывающейся учёбой в другой стране разрешилась так же неожиданно, как и возникла: один университет отказал, но вместо него тут же нашёлся другой.
«Обо мне рассказали главе международного сотрудничества Шаньдуньского университета – человеку с русским именем Юра, который некогда учился в РУДН. Он ответил: «Пусть она сама мне напишет». Я написала и прикрепила к письму своё фото с пандой из Пекинского зоопарка. В ответ пришло письмо: «Приезжай».
Строго говоря, вопрос о моём приезде мог решить только начальник Юры, но его в этот момент не было. Нужно понимать, что при строгих китайских порядках Юра рисковал должностью.
Хотя денег у меня было немного, они поселили меня в лучшем общежитии, первое время Юра провожал меня всюду сам, университет даже купил для меня переносной пандус».
Москва на коляске
Окончив университет в Красноярке, Маша поступила в магистратуру РУДН. Так следующим городом, который она успешно осваивает, стала Москва.
«В московском метро, обратите внимание, колясочник должен платить дважды – когда заходит в лифт и выходит из него – такое спецобслуживание, но по цене двух поездок. А на тех станциях, где лифта нет, человека на коляске постоянно достают вопросом о сопровождении».
Московская служба сопровождения, которой пускать колясочников на эскалаторы официально запрещено, глаза на самостоятельные спуски и подъёмы, к счастью, закрывает. Но самое неприятное – это просить пассажиров поднять коляску на тех станциях, где лифта нет (а их большинство). Люди отводят глаза; иногда, сходу решив, что, раз колясочник, значит, попрошайка, пытаются сунуть деньги.
Однажды, долгое время простояв на платформе «Библиотеки имени Ленина», в сердцах Маша просто перешла на мат. Самое удивительное, после этого её тут же перестали путать с нищей, рядом остановился мужчина, подозвал второго, и девушку подняли.
Маша получает две стипендии – повышенную и именную – итого пятнадцать тысяч четыреста. Для жизни в Москве – немного. Выручают, конечно, подработки. Что будет дальше – непонятно; единственное – назад в родную деревню Маша точно не поедет – там невозможно жить, если не держать скот.
В дальней перспективе Машу, если сильно повезёт, ждёт квартира в отдалённом районе Красноярска. По закону, квартиру ей дать должны. Правда, диалог об этом с городскими властями продолжается уже пару лет с переменным успехом. Всё это время девушке предлагают жильё в таких районах, откуда не добраться никуда.
«Далеко на будущее я не загадываю. Отчасти потому, что всё, что я планировала до сих пор, выходило как-то криво. Отчасти потому, что это великая наука – быть здесь и сейчас».
Фото: Павел Смертин
