В московском кинотеатре «Пионер» – единственным на всю Москву экраном –продолжается прокат одной из лучших российских картин прошлого года (и однозначно лучшей в конкурсе 34-го ММКФ) – «Сердца бумеранг» Николая Хомерики. Это уникальная возможность для всех гостей и жителей столицы уложить, не целясь, сразу нескольких роскошных зайцев, вкусных и полезных для душевного, культурного, морального и общесоциального здоровья.
Песня про зайцев
Зайцы, о которых мы толкуем, безусловно, образные. Так сказать, метафорические зайцы. Но оттого они не менее питательны, чем в буквальном смысле – настоящая зайчатина. Пожалуй, даже более.
Посему охотно перечислю наиболее заметных особей. Их порядковая ценность – целиком на ваше усмотрение. Главное, что, снизойдя до посещения «Бумеранга», вы одновременно сможете:
– познакомиться с произведением актуальной русской кинематографии, как правило, не доходящей до широкой публики или доходящей на правах музейной ценности, вынутой на свет в новых, изменившихся условиях, автором не непредусмотренных;
– увидеть замечательную и глубокомысленную драму, которую иначе нет возможности найти (на торренты, скажем, «Бумеранг» еще не прилетел – и слава Богу, если это обстоятельство заставило кого-нибудь из жителей столицы выбраться в кино);
– задуматься, наблюдая за героем фильма, о бесспорных ценностях столь ненадежной нашей жизни в постоянной перспективе неизбежной личной смерти;
– погрузиться в черно-белый мир анахронических, доцифровых стихий, когда кино снимали на такую неудобную – громоздкую, капризную, стареющую вплоть до полного распада, как живое существо, целлулоидную пленку. И воспроизводили фильмы тоже только с бренной пленки, как сегодня в «Пионере», ухудшая состояние копии прямо пропорционально частоте ее просмотров;
– поддержать рублем и символичным жестом героических организаторов проката, а также дистрибьютора, продюсера и всех, причастных к производству «Бумеранга». Не забывайте, что прокат таких произведений в нынешней России – не правило, а исключение; нечто между аномалией и чьим-то частным героизмом; случившееся не благодаря, вопреки всей государственной политике и неразвитым общественным институтам.
Опытный охотник назовет и прочих зайцев, но не их дотошное перечисление входило в наши планы, а благодарность бескорыстным культуртрегерам – настоящим героям в российских условиях. На этом прекращаем дифирамбы и переходим к «Сердца Бумерангу».
Стоп, машина
Невзрачная и заунывная городская окраина, в зимней, избегающей контрастов, бело-серой гамме. Частично спальник, частично промзона, переходящая в природные просторы, перелески и белоснежную гладь озера. План долгий, чуть ли не с минуту, для кого-то это будет испытанием. Можно разглядеть пейзаж в деталях и иронически предположить, что камеру забыли выключить рассеянные операторы, уходя на перекур. А нерадивый монтажер не сократил.
Следующая сцена. Кабинет врача. Процедура УЗИ. На мониторе шевелится, будто эмбрион, нечто куполообразно освещенное. Из отдельных реплик ясно: изучают сердце. Что-то заставляет кардиолога присмотреться к монитору повнимательнее, а затем чуть не присвистнуть в исследовательском азарте. Зовет коллег: мол, гляньте-ка, какой нарост. Видали вы когда-нибудь подобное? Следует еще несколько уточняющих вопросов о самочувствии, чтобы снова убедиться: жалоб нет.
В поликлинику на плановый (ежегодный, что ли) медосмотр 23-летний Костя (Александр Яценко) – по профессии помощник машиниста – явился беззаботным и здоровым человеком. Да – здоровым чисто субъективно, но мы-то с вами знаем, что никакого прочего здоровья, с личным самочувствием не связанного, просто не бывает. Явился, в общем, беззаботным молодым мужчиной полным сил. А вышел – вроде «объективно» тем же, но с ненужным знанием о том, что жизнь его висит на волоске и может оборваться в каждую секунду. А может – продолжать висеть до старости. Зачем свалилось это знание? Как жить теперь? Забыть? Сказать на службе? Маме? Или ничего не говорить, но как-то подготовиться к возможному в любой момент летальному исходу?
Этот путь Костя и выбирает. В течение следующих 90 минут герой – от природы флегматичный, даже заторможенный («по утрам еще тупее, чем по вечерам») будет с аппетитом поглощать мамину стряпню, энергично выпивать, совершать прогулки с будущей невестой, названивать зачем-то бывшим девушкам, ходить на вечеринки, знакомиться с отцом… И каждый день – спускаться в подземелье метрополитена, как в родной Аид, как в демо-версию загробной жизни для того, кто каждую секунду может умереть.
Вечно молодой
Три дня назад отметивший 37-й день рождения, Николай Хомерики – если кто не знает – один из самых ярких и заметных режиссеров так называемого «молодого поколения», которое, скорей всего, продолжается называться «молодым» попросту ввиду отчаянной нехватки настоящей молодежи.
Осознанию режиссерского призвания как главного профессионального ремесла предшествовали беспорядочные занятия бухгалтерией (работал в Coca-Cola) и затем бизнесом (продавал в Россию нидерландскую бытовую химию). На рубеже столетий Хомерики осознал несовместимость творческой натуры с предпринимательской рутиной и поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, которые окончил вместе с приходом миллениума. Трехминутная ученическая «Капля» удостоилась аплодисментов Кшиштофа Занусси и памятного сувенира с международного сопотского кинофестиваля (не путать с сопотским же фестивалем песни, якобы крупнейшим в Европе).
В следующем, 2001-м году Хомерики получает грант на обучение в парижской киношколе La Femis, упоминаемой и во Франции, и за ее пределами, как правило, в непременном сочетании с эпитетами типа «элитарная» или «престижная». Поскольку эти прилагательные – в их, как минимум, российском бытовании – нынче безнадежно девальвированы их бессовестным и бесконечным (зло)употреблением, поясним, что здесь – тот самый редкий случай точного их применения. И среди штампов тоже попадаются уместные и справедливые, приобретенные заслуженно, а не по прихоти циничного PR. Кого угодно в это заведение не принимают, надо сдать нешуточный экзамен, а поступив – суметь не вылететь в дальнейшем, потому как ожидающий учеников образовательный процесс (Хомерики поучительно и интересно говорит о нем вот в этом интервью, если кому интересно) выстроен с отнюдь не либеральной требовательностью и жесткостью. Скорее, в духе древних принципов сегодня вымирающей, непопулярной педагогики (и строгих, иногда суровых, но также и весьма продуманных ее законов), чем в массовом порядке открывающиеся сегодня гроздья институтов, академий, университетов или даже просто курсов, чья первейшая, подчас открыто декларируемая цель – не блестяще подготовленные будущие сценаристы, режиссеры или операторы, а содержимое их кошельков (точнее, кошельков родителей и прочих протеже).
В этот ученический период, продолжавшийся до пятого года включительно, Хомерики снимает два кино-, что ли, -очерка (говоря на языке литературных жанров), не дольше получаса каждая. Обе не остались обделенными благожелательным вниманием старших коллег. Документальный «Шторм» о невыносимом ожидании мужа и отца, ушедшего с концами в море, удостоился специальной премии на смотре «Кинотеатра.док» (видавшем, между прочим, виды в области непостановочного, не придуманного горя, окружающего и атакующего нас со всех сторон). «Вдвоем» – о нескольких последних днях неизлечимо больной матери в компании с сиделкой-сыном – попал на Каннский фестиваль, в так называемый «Особый взгляд» (не уступающий, как полагают некоторые знатоки, в иные, урожайные сезоны так называемому «основному конкурсу»).
По окончании учебы Хомерики ожидает многомесячная «полевая практика», из разряда тех, чью значимость впоследствии «трудно/невозможно переоценить». А именно – работа ассистентом режиссера… и не кого-нибудь, а самого Филиппа Гарреля – классика французского кино, его живой легенды, несколько забытой после долгого молчания. Хомерики угодил на съемки исторического полотна эпических масштабов и глубин – о майской революции студентов 1968 года, свергнувшей режим де Голля и ознаменовавшей во всем мире наступление новой эры. Ежедневная работа «на подхвате» – мальчиком на побегушках, менеджером низшего звена и, если надо, например, разнорабочим Хомерики быстро осознал как незаменимый профессиональный опыт.
Сегодня, несмотря на принадлежность Хомерики к «молодым», фильмография его включает аж четыре полных метра (что немало), сериальную продукцию (сериал «Черчилль», находящийся сейчас в работе телефильм «Синдром дракона» о сопротивлении меркантилизму) и несколько миниатюр. Солидный список! Дающий основание говорить о зрелом мастере, а не о молодом и многообещающем, дай ручку погадаю. При этом большинство экспертов сходится во мнении, что раскрылся Хомерики далеко не полностью, а снятые им фильмы, несмотря на их достоинства, выглядят, скорее, мастерскими пробами пера, почему-то не дающими (есть такое чувство) полноценное представление об авторе.
В конкретных оценках, впрочем, критики расходятся: половине нравится метафизический сай-фай о поисках души «977», другим – щемящая и за копейки снятая «Сказка про темноту» о поисках средь бела дня по месту жительства в городе-герое Владивостоке, работницей милиции родной души. Меланхолическому амплуа художника, караулящего свой звездный час, подыгрывает ряд больших проектов – прежде всего «Беляев», – с размахом запускавшихся, но, к сожалению, не переживших мировой экономический обвал.
Что ж, будем думать, это странное, неизживаемое реноме «вечно молодого, вечно пьяного» (последнее, с сожалением признаем, по делам его) – свидетельство, что пройденное, сколь бы ни было объемным в километрах, бесконечно мало по сравнению с будущей дорогой, которую Хомерики только предстоит пройти. Она-то (в виде стойких ощущений, будто Хомерики, дескать, не раскрылся) и приводит к этим когнитивным парадоксам.
Меж тем, у Хомерики есть одна приятная черта – он явно избегает повторений, в каждом новом фильме ухитряясь представать каком-то новом качестве, ранее за ним не обозначенном, но также и не делая из новизны как таковой подчеркнутого, пестуемого культа (как, скажем, знаменитый этим свойством Содерберг). После «977» известие о том, что Хомерики носится с проектом приключенческой фантастики, вызывало любопытство. Когда «Беляева» похоронили, Хомерики выступил с лирической и немного социальной мелодрамой, подтвердив умение блестяще подбирать актеров и быть рассказчиком непроницаемым и сдержанным, но совершенно не презрительным по отношению к героям, да и к зрителям.
Нынешняя лента – тоже совершенно новая амбиция и важный тематически этап. «Сердца Бумерангом» Хомерики доказал не только свой класс как постановщика, но обнаружил свой потенциал вдумчивого и сознательного (и нисколько, как могло казаться раньше, не случайного) режиссера-метафизика. Главное здесь то, что «Бумеранг» подхватывает фирменную созерцательность предшествующих лент, делая упор как раз на философской составляющей, чего за Хомерики ранее не замечалось.
Помнится, в булгаковском романе по евангельским мотивам факт внезапной смертности любого человека, не владеющего знанием собственной судьбы на шаг вперед, означал, по мысли Воланда, могучий аргумент существования Бога. Соединив клинический диагноз с философской аллегорией, Хомерики недвусмысленно вторгается на территорию духовного исследования. Тот факт, что Костя – очень приземленный человек, чьи интересы ограничены материальной сферой, – не мешает зрительской эмпатии, а помогает ей, поскольку так или иначе эти интересы разделяет, понимает и учитывает большинство людей. В отличие от интеллектуальных, скажем, предпочтений. Замечательно и то, что «приземленный Костя» в ряде эпизодов выглядит гораздо тоньше, глубже, поэтичней, окружающих его говорунов и живчиков – скажем, ваш покорный пару раз поймал себя на том, что осудил протагониста мысленно, не имея ни достаточных логических, ни, разумеется, христианских оснований.
Расходясь во вкусах относительно деталей, невозможно отрицать, что все картины Хомерики так или иначе говорят о неподдельном интересе автора к духовной сфере. А еще о том, что режиссеру хорошо знакомо ощущение таинственного чуда нашей жизни: кажется, что чувство трансцендентного не оставляет Хомерики даже в комедийных или «низких» эпизодах. Рискну поэтому предположить, что все его картины, а в особенности, «Бумеранг», заслуживают душевного времени-внимания и простого зрителя, и светского философа, и даже богослова, понимающего толк в хорошем кинофильме.
