Через три дня после Рождества Церковь празднует память младенцев, убитых по приказу царя Ирода. Что это за странный праздник? Ведь этих младенцев даже нельзя считать христианскими мучениками — они ничего о Христе не знали. Да и вообще, что праздничного в этом событии? И все-таки этот день исполнен глубокого смысла, ставшего в наши времена еще более актуальным.
Убийство в порядке вещей
Об этих младенцах повествует одно-единственное Евангелие от Матфея. Оно рассказывает, на самом деле, не столько про них, сколько про восточных волхвов: по звезде, возникшей на небе, они поняли, что в Иудее родился новый Царь, и отправились в Иерусалим, к тогдашнему царю Ироду, чтобы он указал им на этого Царя. Возможно, они решили, что этот чудесный ребенок был сыном и наследником самого Ирода, так что Ирод будет только рад их приходу.
Но Ирод, разумеется, не радовался рождению Того, в ком он заранее видел конкурента. Он ведь и сам взошел на престол незаконно: римляне, захватившие Палестину, назначили его, по сути, своим управляющим, а затем он провозгласил себя царем. Но он даже не был чистокровным иудеем, не говоря уже о том, чтобы быть одним из прямых потомков царя Давида, которые только и могли быть законными царями Израиля. Конечно же, такой правитель должен был постоянно опасаться, что его место будет занято кем-то иным.
Он мог выгнать волхвов прочь или даже казнить их, но такое простое решение было совершенно не в духе хитрого и жестокого правителя. Он решил поступить осмотрительнее: конкурента надлежало устранить любой ценой, но для этого его сначала нужно было найти! А как найдешь среди множества новорожденных младенцев Того, кто со временем займет престол?
Царь Ирод призывает на совет книжников и первосвященников и спрашивает их, в каком месте подобает родиться Царю. Они, опираясь на древнее пророчество, называют ему небольшой городок Вифлеем — и в самом деле, ведь именно оттуда был родом и великий царь Давид. Ну а дальше оставалось понадеяться на волхвов… «Пойдите, тщательно разведайте о Младенце и, когда найдете, известите меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему», — велит им Ирод.
Но волхвы, «получив во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою… Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов» (Мф. 2: 12, 16). Только Младенца Иисуса в Вифлееме к тому моменту уже не было: Мария с Иосифом еще прежде бежали в Египет по велению ангела.
Эта простая история заставляет нас задуматься сразу о многих вещах. Во-первых, происходила ли она на самом деле? У многих историков евангельское повествование вызывает сомнения, потому что оно не подтверждено никакими другими источниками. И уж совершенно невероятным выглядит число 14 тысяч: если столько было в Вифлееме младенцев в возрасте до двух лет, то общее население города должно было насчитывать несколько сот тысяч человек, чего, конечно же, в реальности не было. Но в Евангелии и не содержится никакой цифры, она появилась уже в церковной традиции, и к смыслу этой цифры мы еще вернемся.
В евангельском повествовании нет ничего невероятного. Из других источников, повествующих об Ироде, можно заключить, что такое решение проблемы было полностью в его духе. Пытки и казни по самым ничтожным поводам сделались при Ироде нормой жизни. Он истребил всех потомков предыдущей иудейской династии, Хасмонеев. Он приговорил в разное время к казни по одним лишь подозрениям собственную любимую жену и двух сыновей. В тяжелой болезни, за несколько дней до смерти, он велел собрать в цирке вообще всю иудейскую знать и поголовно ее перебить — правда, это его завещание так и не было исполнено. На фоне таких громких злодейств тихое убийство никому не известных младенцев в небольшом городке могло уже просто не волновать историков того времени, ведь в послужном списке Ирода были куда более яркие преступления. Вообще, поголовное истребление жителей того или иного селения было в Древнем мире если не в порядке вещей, то как минимум вполне возможной мерой наказания и устрашения. А тут всего лишь младенцы…
Правитель эффективный и кровавый
Вифлеемских младенцев почитали уже в III веке, как мы можем судить по свидетельствам святых Иринея Лионского и Киприана Карфагенского. И это в те времена, когда существовало множество сознательных мучеников за Христа, казненных за отказ отречься от веры в Него! А тут — неразумные дети. Почему же это событие получило такое огромное значение в христианской Церкви?
Конечно, всегда и везде людей поражала сама эта бессмысленная жестокость. Но еще в этом повествовании содержится важный урок, и не один. Во-первых, примечателен сам царь Ирод, получивший прозвание Великого. И по заслугам: Иудея при нем добилась процветания, расширила свои границы, почивала в мире под протекторатом Рима. Ирод затеял широкую строительную программу в Иерусалиме и других городах: даже тот великолепный храм, в который позднее будет приходить Спаситель, был построен Иродом на месте совсем маленького храма, стоявшего прежде на его месте. Да и культурная программа Ирода была обширна: он строил дворцы и театры (что, впрочем, оскорбляло крайних ревнителей иудейской религии). Словом, были все основания назвать его «эффективным менеджером», как сегодня иногда называют Сталина. У них вообще немало общего, у этих двух правителей, как и у всех вообще правителей, строивших благополучие своего государства на невинной крови. И однозначная оценка, которую дает таким поступкам Евангелие, раз и навсегда закрывает вопрос о приемлемости таких методов для христиан, хотя, к сожалению, на практике многие пытались совмещать христианскую веру с иродовой политикой.
Ирод ведь прекрасно все понимал. Он сразу поверил, что это именно тот самый Царь, о котором говорили пророчества, и что он действительно должен будет со временем взойти на престол. Но если пророчество мешает его планам, тем хуже для пророчества!
Но дело, конечно, далеко не только в личности убийцы. «Да играют младенцы, за Христа закалаеми, Иудея да рыдает» — так звучит стихира святого Андрея Критского, посвященная празднику. Как это сочетаются радость и ликование с плачем? Это еще одно напоминание нам всем о жизни вечной, которая намного лучше временной. Возможно, если бы эти младенцы остались жить, многие из них стояли бы в той толпе перед Пилатом, которая кричала: «Распни Его!» Впрочем, мы не знаем ничего наверняка, кроме одного: их земная жизнь не состоялась, но это никак не препятствует их жизни в вечности, даже наоборот. Наверное, именно поэтому Вифлеемских младенцев сегодня вспоминают в связи с абортами, масштабы которых давно уже превзошли масштабы иродовой бойни…
А для Иудеи их смерть, действительно, повод к рыданиям. Это свидетельство против народа, в котором подобное стало возможным. Да, приказ отдал царь, но воины не отказались ему подчиниться, население города не восстало. Конечно, все они понимали, что подобное непокорство неминуемо приведет их самих к пыткам и казни, и потому предпочли согласиться с решением царя. А значит, своя доля ответственности ложится и на исполнителей, и на молчаливых свидетелей.
Божий народ, Израиль, а с ним и все мы можем оплакать здесь и нашу собственную неготовность к приходу Спасителя. Он еще не вышел на проповедь, он вообще ничем еще не отличается от тысяч других младенцев, но этот мир уже отторгает его. Занятые своими политическими расчетами люди уже считают, что Его смерть укрепит их положение. Неизбежность Голгофы становится видна уже при Вифлеемских яслях…
Ничего личного
Младенцы стали жертвами за Христа — их действительно убили вместо Него. Так случилось, что царь решил уничтожить одного Младенца — а для верности пришлось убить всех. Если человечество отвергает Христа — оно, в конечном счете, отвергает само себя, начинает себя уничтожать.
В двадцатом веке мы видели такое в устрашающих масштабах. В Освенциме и на Колыме убивали тоже не отдельных людей — там уничтожали целые национальности или целые социальные слои. Дело не в том, что отдельный заключенный чем-то лично провинился перед властью, а в том, что подобные ему люди с точки зрения власти вообще не должны были существовать. Ничего личного. Власть просто чувствовала себя неуютно на одной планете с ними, и это объединяет их с младенцами Вифлеема.
Убивая человечность, Ироды двадцатого века снова стремились убить Христа — им нужно было создать мир, в котором Евангелие не значит решительно ничего. И снова, как и две тысячи лет назад, им это не удалось. Мы почитаем сегодня новомучеников, но мы прекрасно понимаем, что нам известны лишь очень немногие имена и судьбы. На самом деле мы ничего не знаем о подавляющем большинстве из «миллионов убитых задешево», как написал Осип Мандельштам, сам оказавшийся одним из них. Кто в лагерях остался верен Богу до конца, кто обратился перед смертью, кто хотя бы постарался остаться в нечеловеческих условиях человеком? Это скрыто от нас. Но в Церкви, оказывается, есть традиция почитания всех невинных жертв — день памяти Вифлеемских младенцев.
Пожалуй, можно сказать, что это огромное число, 14 тысяч, включает не только тех, кто был убит именно там и тогда. Очень трудно отделить их от детей Бабьего Яра и блокадного Ленинграда, от детей высланных «кулаков» и неугодных народов, от детей сожженных напалмом деревень и взорванных террористами домов. Это произошло в Вифлееме, это по-прежнему происходит по всему миру, так что счет в 14 тысяч может показаться нам неоправданно малым.
А еще это число означает некую полноту: дважды по семь тысяч. Ведь числа в библейской традиции часто имеют символическое значение. Так и в Откровении Иоанна Богослова говорится о ста сорока четырех тысячах праведников, «у которых имя Отца Его написано на челах» (14: 1), это двенадцать раз по двенадцать тысяч. И одна десятая от этого числа как раз и составляет число Вифлеемских младенцев.
Церковь празднует их память, чтит их невинность и чистоту. В средневековой Европе этот день, приходившийся на самую середину Святок, считался неподходящим для мирских дел — и в самом деле, лучше остановиться, отбросив мирскую суету, и задуматься об этой истории.
А в Париже одна из центральных площадей и сегодня называется Place des Innocents, «Площадь Невинных». Раньше там стояла церковь в память Невинных (то есть Вифлеемских) младенцев, но ее давно уже нет. С XVI века на площади стоит величественный каменный фонтан с амурчиками в ренессансном стиле. А вокруг гуляет разноязыкая туристическая толпа, окрестные улочки переполнены кафе, пунктами обмена валюты и секс-шопами — очень мало невинности осталось в этом уголке Парижа, да и вообще в нашем мире. И слишком часто невинность приносится в жертву чьим-то расчетам, да и просто удобствам.
Но в нашем мире жива память о Вифлееме, и значит, у него есть надежда.
Андрей ДЕСНИЦКИЙ
