Верные до конца: какими были расстрелянные в 1918 году слуги царской семьи

17  июля Русская Православная Церковь отмечает день памяти царственных страстотерпцев, принявших мученическую кончину в Екатеринбурге в подвале Ипатьевского дома в ночь с 16 на 17 июля в 1918 г.

Большевики убили не только семью императора Николая, но и десять придворных и слуг, последовавшие за ними в ссылку.

«Мы с самого начала предлагали им покинуть Романовых. Часть ушла, а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть и разделяют…», – писал руководитель расстрела Яков Юровский, комендант Ипатьевского дома.

Четверо: доктор Боткин, горничная Анна Демидова, повар Харитонов и лакей Трупп были расстреляны вместе с семьей в ночь с 16 на 17 июля в доме Ипатьева.

Шестеро: генерал-адъютант И.Л. Татищев, гофмаршал князь В.А. Долгоруков, «дядька» наследника К.Г. Нагорный, лакей И.Д. Седнев, фрейлина Анастасия Гендрикова и гофлектриса Екатерина  Шнейдер – в различных местах и в разные месяцы 1918 года.

Что нам известно о них?

Графиня Анастасия Гендрикова, фрейлина, 31 год

Графине Гендриковой (1887-1918) был на момент смерти 31 год. Обаятельная, веселая, неизменно дружелюбная, весьма христианского настроения, хрупкая и сильная одновременно – такой осталась графиня в воспоминаниях современников. 

В 1912 году от сердечного приступа скончался отец Анастасии, граф Василий. Перенести несчастье помогал долг и доброта: «Молодая и прелестная графиня Гендрикова, хотя и бывшая в горе и трауре, вносила некоторую струю живости и бодрости в нашу, порой затихавшую, мирную жизнь», – писал командир императорской яхты «Штандарт» Н.В. Саблин о плавании, в котором Анастасия сопровождала государыню.

Мать Анастасии в течение последних 4-х лет была лежачим инвалидом с мучительными болями, дочь за ней ухаживала. Графиня-мать умерла на ее руках в 1916 году. Гендрикова остается одна среди во многом лицемерной, душной остановки двора: в отличие от императрицы, мало куда выходившей и убежденной, что «народ обожает своего царя», она видит и понимает, что отношение к царской семье во многом показное, неискреннее, ненадежное:

«Боже мой! Когда же кончится моя бесцельная, одинокая жизнь? Она меня тяготит, больное, измученное, жаждущее любви сердце нигде не находит ответа и тепла… Пришлось спуститься с высоты, где царят утешение и мир, в самую тину житейскую, в самый центр жизненных дрязг, суеты, забот; вникнуть и окунуться в окружающую жизнь, полную сложностей, интриги, пошлости и лжи людской…» (запись в дневнике от 16 января 1917 года).

Помогает вера, искренняя и глубокая уже с юности.

Анастасия старается забыться в делах, в своих обязанностях и постепенно они становятся для нее не просто исполнением работы. Она отвлекает от печальных мыслей императрицу, берет на себя нелегкий уход за ней, уже страдающей «нервной болезнью», диагностированной домашним доктором Боткиным.

«Она была наделена от природы характером сверхчеловеческой доброты и прелести», – писал о Гендриковой английский журналист Вильтон, работавший в России в начале века.

В феврале 1917 года Гендрикова, по срочной телеграмме, выехала к тяжелобольной сестре в Кисловодск. Однако, едва прибыв, узнала об отречении от престола императора и спешно вернулась в Царское Село – всего за два часа до того, как царская семья и пожелавшие остаться с ними слуги были арестованы. «Слава Богу, я успела приехать вовремя, чтобы быть с Ними», – напишет Гендрикова в тот вечер в дневнике.

В первой половине июля 1917 года Временное правительство принимает решение о перевозе царской семьи в Тобольск. Накануне отъезда Анастасия Гендрикова делает запись:

«Я не могу уехать отсюда, не возблагодаривши Бога за тот чудный мир и силу, которую Он посылал мне и поддерживал меня за все эти почти 5 месяцев ареста. Какое чудное спокойствие на душе, когда можешь все и всех дорогих отдать всецело в руки Божьи, с полным доверием, что Он лучше знает, что кому и когда надо. Будущее больше не страшит, не беспокоит. Я так чувствую и так доверяюсь тому (и так это испытала на себе), что по мере умножения в нас страданий Христовых, умножится Христом и утешение наше».

Ее вера при всех ударах судьбы росла. «Анастасия Васильевна Гендрикова не боялась смерти и была готова к ней, склоняясь перед волей Божьей и принимая предназначенный Всевышним Творцом венец, как бы тяжел он ни был», – писала хорошо знавшая ее баронесса Дитерихс.

Графиня Анастасия вместе с семьей императора едет в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Там графиню прямо с вокзала отвезли в губернскую тюрьму. Вскоре, опасаясь наступления белой армии на город, под усиленной охраной отправили в Пермь. По свидетельству ранее знавших графиню, она была так истощена, что ее едва можно было узнать.

В ночь на 5 сентября 1918 года группу заключенных из 11 человек, в которую входили А. Гендрикова и учительница Е. Шнейдер, также не пожелавшая разлучаться с царской семьей, погнали к ассенизационным полям недалеко от Сибирской дороги. Поставили спиной к конвою, а затем убили ударами прикладов по голове. Трупы слегка присыпали землей.

Вскоре Пермь была занята частями Белой армии, удалось разыскать тела убитых: Гендрикову без труда опознали, тело после 7 месяцев пребывания в нечистотах оставалось нетленным, даже ногти имели розоватый оттенок.

16 мая 1919 года Анастасию Гендрикову похоронили на Новом Всехсвятском кладбище. После возвращения большевиков могилы были срыты.

В октябре 2012 года по инициативе прихожан храмов Перми на предполагаемом месте захоронения Анастасии Гендриковой и гоф-лектриссы Екатерины Шнейдер был установлен поклонный крест. Точное место захоронения удалось установит только в 2020 году. Останки были подняты и сделана судебно-медицинская экспертиза. 9 июня 2024 года в Перми освятили мемориал на могиле.

Анна Демидова, горничная, 40 лет

Анна Степановна Демидова прослужила членам царской семьи более 20 лет, ради этого отказавшись от замужества: незадолго до Первой мировой войны она познакомилась с инженером-путейцем Николаем Эрсбергом. Ждали свадьбы, но Демидова не захотела расставаться с царской семьей. И свадьба не состоялась.

Демидова родилась в Череповце, ее прапрадед был городским головою, а дедушка заместителем градоначальника.

С детства Анна Степановна была отдана для обучения в церковно-учительскую школу при Леушинском женском монастыре. Там она научилась искусно рукодельничать – именно ее работами заинтересовалась императрица при посещении выставки этой школы. Императрица пригласила девушку во дворец для обучения рукоделию великих княжон.

Когда царская семья была арестована, Демидова, на вопрос, что она решила, сказала, что поедет «вместе с Ними».

В Тобольске Анна продолжала выполнять свои обязанности горничной, занималась починкой постельного белья, разделяя со всеми общую арестантскую жизнь с ее неопределенностью, скудными условиями, а главное – неизвестностью: что ждет впереди?  

При переезде из Тобольска в Екатеринбург большевики снова предложили царским слугам покинуть арестованных, но никто не согласился. Чекист И. И. Родзинский позже говорил: «Одно время после перевода в Екатеринбург была мысль отделить от них (царской четы и наследника – прим. Ред.) всех, в частности, даже дочерям предлагали уехать. Но все отказались».

Сохранились воспоминания учителя английского в царской семье Гиббса (вместе с Жильяром, как иностранноподанные, они были отпущены, Гиббс перешел в Православие, стал архимандритом Русской Православной Церкви, педагогом и дипломатом. – прим. Ред.) о том, что Анне Степановне нелегко было решиться на такой шаг. В вечер перед отъездом она простодушно призналась ему: «Ох, господин Гиббс! Я так боюсь большевиков. Не знаю даже, что они с нами сделают». Боялась, но осталась до конца.

В ночь с 16 на 17 июля именно она разбудила дочерей Николая II. По свидетельствам очевидцев, в подвал она взяла с собой две подушки, чтобы подложить одну из них под спину больного цесаревича. Вторая осталась у нее в руках. Это на несколько минут продлило Анне жизнь. Но через пару минут ее просто докололи штыками и добили прикладом.

Евгений Боткин, врач, 53 года

Доктор Боткин, лейб-медик государя, следивший за здоровьем страдавшего гемофилией наследника царевича Алексея и всей семьи, не покинул своих больных и был расстрелян вместе с ними в подвале Ипатьевского дома.

Обычно семейный врач знает все секреты семьи, не только медицинские, Боткин тоже знал, но никогда никто не слышал от него лишнего слова. Спокойный, выдержанный, на редкость честный, совершенно бескорыстный.

В 1917-м Боткин не раздумывал: было абсолютно естественным сопровождать своих пациентов, тем более серьезно больного ребенка. За границу – значит, туда. В ссылку под арест – какая разница?

Евгений Боткин происходил из известной медицинской династии Боткиных, в честь его отца названа больница в Москве. Дети Евгения Боткина, Глеб и Мария, были дружны с детьми императора. Глеб и Мария отправились за отцом в ссылку, но в Екатеринбург их не пустили, позже они эмигрировали.

Именно Боткин от имени членов августейшей семьи обращался к коменданту охраны в Екатеринбурге с просьбой о совершении богослужений; за все время были получены разрешения лишь на пять служб. Последнее богослужение состоялось 14 июля 1918 года – за два дня до убийства. По воспоминаниям учителя Гиббса, когда диакон запел «Со святыми упокой», то государь, а вслед за ним и все присутствовавшие, опустились на колени.

В 2016 году доктор Боткин был канонизирован Русской Православной Церковью.

Клементий Нагорный, матрос, «дядька» цесаревича, 31 год

Клементий Нагорный, «дядька» (то есть личный слуга) царевича Алексея, находился вместе с семьей царя в Тобольске и Екатеринбурге, ухаживал за цесаревичем днем и ночью, когда тот болел. Защищая интересы цесаревича, он требовал оставить тому не одну, а две пары сапог, чтобы мальчик имел возможность сменить обувь, если она намокнет.

Когда помощник коменданта дома Ипатьева Мошкин хотел прикарманить приглянувшуюся ему золотую цепочку с крестиками и образками, висевшую над кроватью царевича, Клементий вместе с камердинером императора Иваном Седневым не позволил этого сделать. Мошкин отомстил: Нагорного и Седнева увели из Ипатьевского дома и заключили в тюрьме. 28 июня 1918 года они были расстреляны с группой заложников.

Алоиз Трупп, камердинер императора, 61 год

Алоизий Егорович Трупп (Труппс), родом из Латвии, в 18 лет пошел служить в армию и при Александре III был зачислен в лейб-гвардию (обладал превосходной выправкой и высоким ростом). О нем известно немного. Женат не был, детей не было, но он очень любил детей последнего императора.

Камердинер – слуга, следивший за гардеробом своего господина, помогавший ему одеваться. Дежурный камердинер также должен исполнять личных приказания господина и докладывать о визитах всех особ, имевших к нему доступ. У камердинеров Николая II нагрузка была высокой: царь с трудом расставался со старой одеждой, предпочитая штопаное новому, что приходилось разными способами скрывать; зато на любимой военной форме Николай II не экономил, в его шкафах висело множество самых разных мундиров.

Трупп не пожелал расстаться с государем и отправился в Тобольск, а потом в Екатеринбург. Крещенный в католичестве, участвовал в православной церковной службе, молился вместе с царской семьей и в заточении.

Еще во время заключения в Царском Селе какой-то пьяный офицер крикнул ему и другим слугам: «Вы – наши враги. Мы – ваши враги. Вы здесь все продажные». В ночь с 16 на 17 июля Алоиз Трупп принял смерть вместе со своим хозяином.

Иван Харитонов, повар, 48 лет

Иван Михайлович Харитонов родился в семье письмоводителя Дворцовой полиции. Сначала был «поваренком-учеником 2-го разряда» при царской кухне. После военной службы на флоте Харитонов вернулся к работе повара, прошел практику в Париже, где обучался в одной из лучших кулинарных школ и получил специальность «суповника».

Был женат на редкость счастливым браком, в семье родилось шестеро детей, о которых отец неизменно заботился, из всех поездок с государем каждому писал письма.

В феврале 1917 сменил на должности царского метрдотеля мсье Оливье (автора знаменитого салата). Изобрел деликатес – суп-пюре из свежих огурцов, подаваемый в ноябре.

Вот такой счастливой, интересной и всем обеспеченной жизнью жил царский метрдотель Иван Харитонов до октябрьской революции. Любимое дело, любимая семья. Перспективы.

Но после ареста своего государя он, не сомневаясь, следует за ним – не в Париж, не в круиз по Балтике, а в Сибирь, в неизвестность. Причем в Тобольск вслед за царской семьей поехал не только он сам, но и его жена с детьми. В Тобольске Харитонов жил вместе с государем, а для семьи нанимал отдельную квартиру.

В ссылке все труднее становилось добывать продукты. Чтобы накормить семью царя, Ивану Михайловичу приходилось обращаться к богатым жителям Тобольска. Помогать они, в основном, отказывались (в городе стояли красные, возможно, просто боялись), но давали в долг.

Простые люди и церковные служители боялись меньше: приносили хлеб, мясо, молоко, яйца.

В мае 1918 семье Николая ІІ было объявлено о переезде в Екатеринбург. Иван Харитонов поехал с царем. Царскому повару дали возможность попрощаться с близкими. По воспоминаниям очевидцев, он знал, что может больше не увидеться с ними.

В июле 1918 г. И.М. Харитонова расстреляли в подвале Ипатьевского дома Екатеринбурга вместе с царской семьей. В настоящее время его останки покоятся в склепе Петропавловского собора Петербурга.

Екатерина  Шнейдер, гофлектриса, 62 года

Екатерина Адольфовна Шнейдер (Шнайдер) преподавала русский язык и словесность в Николаевском сиротском институте Санкт-Петербурга. Когда дядя цесаревича Николая, великий князь Сергей Александрович женился на принцессе Элле Гессенской, ставшей Елизаветой Федоровной Романовой, ее наняли для обучения русскому языку учительницу – ей и стала Екатерина Шнайдер. Елизавета Федоровна была очень довольна своей гофлектрисой (учительницей) и оставила при своем дворе.

В канун приезда в Россию принцессы Алисы Гессенской, будущей императрицы Александры Федоровны, Екатерина Шнейдер, по рекомендации Едизаветы Федоровны, давала ей уроки русского в Кобурге, а по приезде в Россию заняла должность гофлектрисы при дворе будущей императрицы.

Будучи бездетной, Трина, как называли ее в царской семье, была очень привязана к царским детям, а когда те стали подрастать, преподавала им немецкий язык.

Не колеблясь, Екатерина Шнейдер отправилась с царской семьей в Тобольск, а затем в Екатеринбург, где в качестве почему-то «гражданина Е.А. Шнейдер» сразу же была помещена в Арестный дом, в котором содержалась до 20 июля 1918 года вместе с графиней Гендриковой.

О последних днях и часах земной жизни этой замечательной женщины свидетельствует секретный документ: Докладная записка за № 43 от 17 мая 1919 года, поданная генерал-лейтенантом М.К. Дитерихсом на имя адмирала А.В. Колчака: «20 июля, вместе с кн. Еленой Петровной /Сербской/, гр. Гендрикова и Е. Шнейдер были отправлены в особом вагоне, под усиленной охраной в г. Пермь, где были заключены в губернскую тюрьму. В ночь на 4-е сентября гр. Гендрикова, Е. Шнейдер, и еще девять других лиц, по постановлению Пермской ЧК были взяты из тюрьмы и выведены по Сибирскому тракту за 4 версты от города на поля орошения и там, в канаве, убиты».

Когда в Пермь вернулись белые, военные власти просили население сообщать в Пермский окружной суд о всех известных им случаях красного террора. Тела графини А.В. Гендриковой и Е.А. Шнейдер были найдены лишь в мае 1919 года, в ходе вскрытия массовых захоронений жертв большевиков на месте ассенизационных полей, находившихся в ближайшем пригороде.

Иван Седнев, унтер-офицер флота, слуга императора, 36 лет

Когда крестьянский сын Иван Седнев пошел в солдаты, его отобрали на «Штандарт», яхту царя Николая. А потом в личные слуги императора. Крестницей детей Ивана была великая княжна Ольга.

Иван Седнев поехал за своим государем в Сибирь. Там продолжал служить ему и всей семье и его служба, а главное, верность, были для царских изгнанников утешением.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале Ипатьевского дома Иван Седнев был расстрелян вместе с другими узниками. Жена его осталась вдовой в тридцать лет и больше замуж не пошла. С детьми о муже она не говорила, а если спрашивали, обрывала: «не тревожь!»

Граф Илья Татищев, генерал-адьютант, 58 лет

После своего отречения 2 марта 1918 года Николай II, вернувшись в Петербург, был оставлен почти всей своей свитой уже на вокзале. В Царское приехало несколько человек. Когда государю объявили об аресте и ссылке, он обратился к нескольким своим адьютантам с просьбой о сопровождении. Кто-то не ответил, кто-то попросил время на обдумывание.

Тогда государь спросил генерала Татищева. Тот согласился тотчас. Позднее генерал Илья Леонидович писал: «Было бы нечеловечески черной неблагодарностью за все благодеяния идеально доброго государя даже думать над таким предложением; нужно было считать его за счастье». 

Илья Леонидович хорошо понимал последствия такого решения. Занимаясь политикой, дипломатией и разведкой, умея превосходно анализировать ситуацию, он давно, да и не один он, конечно, осознавал, что Россию ждут жестокие времена и в первую очередь в отношении ее государя.

Вопреки духу времени граф Илья Татищев был искренне верующим человеком. Всегда носил с собой Евангелие и знал его наизусть. По семейному преданию, вера как смысл, а не как обряд шли еще от прабабушки Татищева, бывшей духовным чадом святителя Игнатия (Брянчанинова) и состоявшей с ним в переписке. Письма святителя Игнатия к ней полны уважения и духовной любви.

По воспоминаниям друзей, он никогда никого не осуждал, давая характеристику любому человеку, выражался деликатно, не задевая личного достоинства. Всегда стремился помочь: однажды уже почти в ночное время принялся искать хорошего детского врача знакомым, у которых заболел ребенок и не успокоился, пока не нашел.

Женат генерал не был: в юности он полюбил княгиню Наталью Оржевскую, бывшую не раз сестрой милосердия. Однако она вышла замуж за другого, а Илья Татищев предпочел остаться один.

Посланный императором к германскому кайзеру Вильгельму, генерал Татищев делал все возможное, чтобы примирить Россию и Германию. Посланный императором в Сербию в 1914 году, он сделал все, что было необходимо для подавления страшной эпидемии тифа, разразившейся в стране.

В Тобольске Илья Леонидович стал одним из самых близких людей для царской семьи, как писали о нем в воспоминаниях. Он пилил вместе с императором дрова, а по вечерам читал вслух царской семье. Его общество утешало и умиротворяло.

Генерал отправился вслед за государем и в Екатеринбург, несмотря на предупреждение, что будет арестован. Действительно, как только он прибыл в город, его сразу отправили в тюрьму. 10 июня генерал Татищев и князь Долгоруков были увезены чекистами из тюрьмы и расстреляны за Ивановским кладбищем Екатеринбурга. Начальник тюрьмы Михаил Кабанов писал в своих воспоминаниях, что их останки были найдены и погребены сестрами Ново-Тихвинского монастыря.

Князь Василий Долгоруков, гофмаршал двора, 49 лет

Среди тех, кто не покинул государя по его приезде в Петербург, кроме Татищева, был царский гофмаршал (управляющий двора), князь Василий Долгоруков. Полковник Евгений Кобылинский, приставленный к государю Временным правительством, писал, что «Долгорукий был плохим гофмаршалом. При нем вроде бы кухня плохо работала, а суп подавали такой, что есть невозможно. Но именно этот плохой гофмаршал остался с императором в трудную минуту. А это поважнее качества супа».

Князь Василий добровольно последовал за государем под арест, а затем в ссылку. Был убит вместе с генералом Татищевым в Екатеринбурге 10 июня 1918 года. Погребен на кладбище Александро-Невского Ново-Тихвинского женского монастыря.

Иллюстрации Дмитрия ПЕТРОВА