В кабинете у Александра среди икон и грамот висит карта желаний. Желания рабочие – наладить сотрудничество с наркологической больницей, популяризировать тему трезвости, личные – рождение внуков, дачный участок. Почти все сбылись. Но глобальное желание, оно в самом центре плаката, одно – вернуться в мироощущение ребенка. С этим сложнее.
Сейчас Александр Разумов живет в Рыбинске и руководит реабилитационным центром для зависимых при храме Иверской иконы Божией Матери, а с 1994 по 2003 год он воевал в Чечне. Участвовал в первом штурме Грозного, затем ездил в командировки с отрядом рыбинского ОМОНа. Еще после первой чеченской кампании Александр прожил сложный период, связанный с посттравматическим стрессовым расстройством. Насколько это возможно, справлялся с ним самостоятельно, без помощи психологов.
Посттравматическое стрессовое расстройство – это завышенная реакция психики на пережитый ранее стресс. Если травмирующее воздействие очень сильное либо продолжается долго, а событие очень значимо для пострадавшего и/или психологическая помощь не пришла, развивается отставленная (затяжная) реакция на стресс – это и есть ПТСР. Обычно об этом диагнозе можно говорить, если реакция не прекращается спустя 3–6 месяцев после происшедшего.
ПТСР может развиться у человека, перенесшего теракт, участие в боевых действиях, серьезную болезнь, аварию – все, что угрожает жизни и здоровью его самого и близких. Иногда речь может идти и о вполне «мирной» причине – это может быть и потеря бизнеса, социального статуса.
Основные симптомы ПТСР – страх, тревога, раздражение, избегающее поведение, иногда агрессия и постоянное ожидание плохого. Признаками ПТСР может быть бессонница, панические атаки, плохой аппетит, перепады настроения, плохая и непродуктивная работа, постоянная забывчивость.
Предсказать заранее, разовьется ли у человека ПТСР, невозможно. Это зависит как от природной стрессоустойчивости, так и от событий, произошедших с человеком раньше. Есть люди, которые по своему психологическому складу способны очень быстро выдать бурную реакцию на самый небольшой стресс. В среднем считается, что психологическая травма приводит к развитию ПТСР приблизительно в 25–35% случаев.
Александр Разумов не только помогает реабилитировать алкоголиков и наркоманов, но и по мере сил поддерживает тех, кто воевал в Чечне, а сейчас возвращается из зоны СВО. Эти люди никогда не просят о помощи, но очень в ней нуждаются. Как говорит сам Александр, в бою душа человека повреждается неизбежно, и прошедший войну становиться в каком-то смысле калекой.
Уродливые стихи
В Чечню Александр попал молодым солдатом-срочником, после техникума. В ноябре 1994 года его часть покинула расположение и начала движение в сторону Грозного. В боях за город от его неполной разведроты из 24 человек осталось только шестеро: четверых убили, остальные выбыли по ранению. Сам Александр был ранен и эвакуирован в Рязань.
В военном госпитале Александр Разумов ощутил все то, что специалисты называют посттравматическим стрессовым расстройством.
«Спать ты не можешь, когда слышишь громкие звуки – дергаешься. Стоять напротив окна в освещенной комнате не можешь – все время кажется, что в тебя целятся. Помню, оказавшись в Рязани я был в шоке: улицы в огнях, окна не зашторены, никакой светомаскировки. У меня было недоумение, как люди могут жить здесь обычной жизнью», – вспоминает Александр.
Восстановившись после ранения и демобилизовавшись, он тут же снова поехал в Чечню. На этот раз добровольцем, вместе с казаками. Такое парадоксальное мышление часто встречается у ветеранов боевых действий. Они понимают, что выжили по чистой случайности, осознают, что на войне им снова грозит опасность, но туда тянет как магнитом. «Логики в этом нет, просто ты не видишь себя в мирной жизни, у тебя нет других вариантов. Помню, ехал и думал: вот дурак, сейчас меня точно грохнут».
В то время Александр начал писать стихи: они приходили на ум сами собой, красоты в них не было, только кошмар от всего увиденного и постоянным лейтмотивом: убийство, убийство, убийство. «Странные, уродливые, депрессивные», – говорит о них сейчас Александр. И добавляет, что этими стихами его словно рвало, как будто выходила наружу вся чернота из души. Становилось немного легче. В целом это работающий прием: психологи, которые работают с ветеранами боевых действий, действительно рекомендуют как можно скорее после травмирующего события проговорить его, описать увиденное и осмыслить свои чувства.
Но никаких психологов ни в военном госпитале в Рязани, ни после Александр Разумов не встречал. О том, что есть диагноз ПТСР, не знал, хотя и много раз видел, что происходит с сослуживцами. «Лечился» стихами интуитивно. Ну и водкой – обычное дело для ветеранов.
«Облегчение не наступило до сих пор»
Первая чеченская кампания закончилась для Александра летом 95-го. После нападения боевиков Басаева на Буденновск разведбат 205-ой бригады, в которой он к тому времени служил, вывели из Шатойского района. Несколько месяцев, проведенных в Чечне после срочной службы, добавили яду в и так отравленную душу.
Когда он пересказывает мне истории из своего военного прошлого, голос становится глуше, а сам он – чуть отстраненнее, как будто пытается встать над ситуацией, которую описывает.
Особенно тяжелая история о безумии одного офицера, который, узнав о захвате заложников в Буденновске, решил расстрелять мирных жителей – старика и старуху, женщину с ребенком и деревенского дурачка. Александр долго и последовательно наблюдал, как людей водили по селу, ища удачное место для расстрела, старуха причитала, а ребенок спрашивал: «Вы же нас не убьете?» Когда описание достигает апогея, выясняется, что чеченцев спасли – проезжавшие мимо десантники забрали их с собой, отменив казнь.
«У меня сейчас облегчение наступило», – выдыхаю я. «А у меня оно не наступило до сих пор», – признается Александр.
«Ты сам себе подписал приговор и не сможешь с этим жить»
В августе 95-го он вернулся в родной Рыбинск и почти сразу устроился в местный отряд ОМОНа. Были поездки в Ингушетию, Осетию, Дагестан, а в декабре 99-го снова начались боевые командировки в Чечню. И снова жесткие бои с отступающими из Грозного боевиками, вторая контузия, зачистки, блокпосты…
К тому времени Разумов женился, родились две дочери, но война была для Александра на первом месте. «Я тогда не мог думать о чем-то другом. Ездил в командировки и много пил. Как ни странно, военная служба вполне может сочетаться с периодами жесткого пьянства».
К 2002 году Александр понял, что от войны и водки он медленно сходит с ума. Ему было 28, а что делать дальше, он не понимал. Стал сознательно провоцировать конфликты и даже драки, все шло к тому, что из ОМОНа скоро уволят с волчьим билетом. А дальше – только продолжение пьянок, развод и гибель. Он видел, что именно так и происходит у многих его сослуживцев.
Знал и то, что люди с тяжелым военным опытом нередко заканчивают жизнь самоубийством, прямым или косвенным. Так было с одним из его первых командиров: полковник ВДВ, герой России застрелился вскоре после завершения первой чеченской. Так же было с майором, тем самым, который хотел расстрелять мирных жителей чеченского села «за Буденновск». Он стал сознательно искать смерти и нашел ее: вместе с группой, которая проводила эксгумацию тел наших солдат, попал в засаду и погиб.
«Психотравмы ветеранов могут очень различаться, – объясняет Александр. – Одно дело, когда ты просто рядом находился и что-то видел. Совсем другое, когда ты совершил личную ошибку. Такими ошибками человек сам себе приговор подписывает, потому что продолжать жить после этого невозможно. Ты просто будешь искать смерти. А там – либо упьешься, либо вздернешься, либо будешь все время рисковать в поисках смерти».
С Александром не произошло ни первого, ни второго, ни третьего. «Повезло», – коротко бросает он. На самом деле, произошло настоящее чудо.
Замереть и стоять на коленях всю жизнь
«Батюшка на войне востребован, но его ждут как волшебника, мага. Там очень много суеверий, они расцветают пышным цветом. Есть запрос на договоренности с высшими силами, чтобы фартануло», – рассказывает Александр.
Сам он тогда в Бога не верил. Как многие, был крещен в детстве, крест надел по просьбе жены, уже когда служил в ОМОНе и отправлялся в очередную командировку. В храм не заходил, разве что однажды, по просьбе все той же супруги. «Я тогда только приехал из Чечни, был при деньгах, накупил толстых свечей. Ходил по храму, разглядывал иконы и свечи ставил только нашим. Воинам. Если кто-то из святых изображен с мечом или с копьем – это наши пацаны», – с улыбкой вспоминает Разумов.
К тому моменту личный кризис достиг апогея, из отряда вот-вот должны были уволить, а как жить дальше, Александр не знал. Один из офицеров в дружеском разговоре посоветовал: «Не знаешь, что делать – сходи к попу», но Разумов никуда не пошел. Однако в марте 2003-го, накануне Великого поста, друзья предложили ему совершить паломническую поездку к Годеновскому кресту. Согласился из любопытства и от нечего делать, но именно эта поездка обернулась полной переменой сознания.
Годеновский крест – святыня, которая в настоящее время находится на подворье Никольского женского монастыря в селе Годеново, в Ярославской области. Крест, вырезанный из липового дерева, представляет собой изображение распятого Иисуса Христа, выполненное в византийской традиции. На его верхнем перекрестье имеется надпись на греческом языке «образ Креста».
Крест был чудесным образом обретен в болоте недалеко от Ростова Великого в 1423 году, за 30 лет до падения Константинополя. Сказание повествует, что обнаружили крест пастухи, которые увидели на востоке неизреченный свет, изливающийся с неба на землю. Сначала они испугались, но затем приняли решение идти туда, откуда расходилось свечение, и наконец увидели стоящий на воздухе в неизреченном свете Животворящий крест с образом Распятия Господня.
Специально для этой святыни был построен храм в честь святителя Николая Чудотворца, и почитание ее в дореволюционные годы достигало невиданного масштаба: в праздники здесь молилось до 5000 человек одновременно, приношения паломников в виде золотых и серебряных украшений достигали нескольких килограммов в общей сложности.
В годы советской власти храм, в котором находился крест, был закрыт, и почитание его прекратилось. Верующие укрывали святыню от поругании в храме Иоанна Златоуста в селе Годеново – так крест получил свое нынешнее название. В 1997 году церковь стала подворьем Никольского женского монастыря, и сюда хлынули паломники. Существует множество свидетельств о чудесах, которые проистекали от Годеновского креста.
«Помню, я вошел в храм, шла служба. И время для меня остановилось. В прямом смысле: когда мы заходили, часы на моем мобильном показывали 8:00, а когда выходили после литургии – 8:02. Они не остановились, не сбросили настройки, с электроникой ничего не произошло. Никто потом не смог мне объяснить этот феномен, но он полностью соответствовал тому, что я тогда в Годенове чувствовал. Я попал в место, где мне было спокойно и хорошо. Приложился ко кресту и подумал: вот бы здесь замереть и остаться стоять на коленях всю оставшуюся жизнь».
В Годенове у Александра состоялась первая исповедь: долгая, искренняя, со слезами на глазах. На ней он вспоминал не только эпизоды из военного прошлого, но и юношеские грехи. «Я говорил там все, всю мерзость, о которой даже думать стыдно. Тебе противно, но ты остановиться не можешь, говоришь и говоришь. Я очень долго исповедовался, а священник слушал. Когда я замолчал, он только сказал: «Приезжайте к нам, пожалуйста, еще».
Домой Александр вернулся трезвым и сказал жене: «Теперь в церковь буду ходить». Жена, с одной стороны, обрадовалась, что муж решил бросить пить, а с другой – и у нее, и у многих других из его окружения было отчетливое ощущение: ну все, приехали, мужик сошел с ума.
«Ветераны спиваются. Это истории трагичные, но обыденные»
В храм Иверской иконы Божией Матери в Рыбинске Александр пришел буквально на следующий день после своей первой исповеди и остался там. Там встретил своего духовника, священника Димитрия Садовского, вскоре уволился из ОМОНа, стал церковным старостой, окончил факультет теологии в Ярославском педагогическом университете, возглавил реабилитационный центр для зависимых, который был построен на территории храма и работает с 2012 года.
Своих сослуживцев по Чечне, которые не смогли справиться с последствиями военного посттравматического расстройства и заливали проблему алкоголем, он стал поддерживать вскоре после того, как пришел в Церковь. Было больно и страшно наблюдать за тем, как спиваются и умирают его друзья-ветераны. «Это истории, с одной стороны, трагичные, а с другой – обыденные», – формулирует он.
Сегодня, впрочем, не легче. С началом СВО многие сослуживцы заговорили о том, чтобы вновь ехать на фронт, и некоторым это удалось. Но из троих двое воевали всего по неделе: один попал под артобстрел и был тяжело ранен, второму «лепестком» оторвало ступню.
Еще один бывший сослуживец после завершения службы в отряде начал пить, остался без семьи и в результате совершил преступление. С зоны завербовался в ЧВК «Вагнер», чудом выжил в боях за Бахмут и смог вернуться, оставив за плечами полгода военной службы вместо долгих лет тюрьмы. «Я ему говорю: давай как-то общаться поближе, надо жизнь налаживать. Но он полностью закрыт и только повторяет, что помощи никакой не просит, все свои вопросы решает сам. Планирует вернуться в часть. К сожалению, это типичное поведение вернувшихся с войны. Не видят они себя на гражданке», – объясняет Александр.
«Сейчас мой телефон в епархии заявили как контакт для помощи ветеранам. Звонят в основном родственники, которые видят, в каком кризисе пребывают их близкие. Сами ветераны пока за помощью не обращались», – добавляет он.
«Мужики не хотят, чтобы из них дураков делали»
В начале своего воцерковления Александр снова вернулся к творчеству, только вместо стихов, которые помогали ему во время первой чеченской, перешел на прозу. «Сначала это были настоящие мемуары, но потом я понял, что писать прямо нельзя. Поэтому мои военные рассказы все-таки художественные, но основаны на реальных событиях», – объясняет Разумов.
Описание или рассказы о произошедшем на войне, считает он, могут помочь сегодня и тем, кто возвращается из зоны СВО. «Я сам выкарабкался благодаря творчеству, значит, это может быть рабочим инструментом», – говорит Александр. Суть состоит в том, чтобы ветераны могли проговорить свои воспоминания, записать, если возможно, самостоятельно или поделиться с кем-то, кто сможет зафиксировать услышанное. Само такое проговаривание может быть терапевтично.
Но важно, подчеркивает Разумов, приглашать тех, кто прошел боевые действия, на такую терапию не как больных и пострадавших. Например, те, кто решится проводить такие группы поддержки, должны сразу сформулировать свою «корысть», сказать, что действительно интересны свидетельства очевидцев, которые важны для того, чтобы сохранить вехи новейшей истории. «Ветераны не хотят, чтобы из них дураков делали, мужское начало здесь очень сильно играет. Прямого запроса на помощь у них нет, а когда пытаешься осторожно его сформулировать, люди это чувствуют и резко отказываются. Говорят: «Мы свои проблемы решаем сами, не надо нас лечить, все нормально».
Решают проблемы они, как правило, с помощью алкоголя. Для Александра как для человека, который сам прошел через опыт злоупотребления, а затем – полного отказа от выпивки (с 2008 года он не употребляет алкоголь), эта тема мучительна. «Вот он приходит на гражданку и не понимает, что еще можно сделать, кроме как выпить водки? Пьянство ветеранов – это скорее правило, из которого есть очень редкие исключения. Водкой запивают стресс, снимают спазмы тела и души, это своеобразная анестезия. Я не видел нигде ветеранских посиделок без алкоголя. Когда собираются ветераны – они пьют. И если предположить, что они соберутся и пить не будут… В смысле? А что они будут делать?» – рассуждает Разумов.
Выйти из ада и найти новые смыслы
Четкого ответа о том, как психологически реабилитировать ветеранов СВО, в нашей стране пока что нет – в этом направлении лишь делаются первые шаги. Между тем потребность в помощи огромна: известно, что только из рядов ЧВК «Вагнер» в последнее время демобилизовались около 30 000 человек.
«Война – это не битва добра со злом, – размышляет Александр Разумов. – Скорее, это как плохая погода, землетрясение, стихийное бедствие, которое случается в обществе. Кому-то суждено побывать на войне и пройти через эту боль. Кому-то придется вкусить боль от потери своих близких. Всем этим людям очень тяжело бывает найти дальнейшую мотивацию к жизни. Искать форматы помощи им – наш долг. Важно, чтобы те, кто выбрался из ада, обретали новые смыслы жизни».
Свой смысл жизни Александр Разумов нашел в вере, семье и своем трезвенническом служении. После его прихода в Церковь у них с женой родился еще один ребенок, через реабилитационный центр, которым он руководит, прошло уже более 50 зависимых, а на группы для алкоголиков, наркоманов и членов их семей еженедельно ходят несколько десятков человек. Скоро у Александра выходит книга, в которую войдут его военные рассказы и размышления на религиозные темы, идут переговоры об экранизации некоторых произведений.
«Знаете, а ведь когда началась СВО, я, как и многие ветераны, начал «подпрыгивать», – внезапно признается он в финале нашей беседы. В прошлом году, накануне мобилизации, Разумов чуть было не отправился воевать. Уже была договоренность с друзьями, четкий план и даже согласие жены. Только в последний момент вмешались обстоятельства: сначала компания сослуживцев развалилась, потом на медицинском обследовании стало ясно, что Александр уже не годен к военной службе по состоянию здоровья. Он и сам понимал, что после двух ранений физически не потянет нагрузки и ехать не сможет. А учитывая ответственность за реабилитационный центр, наверное, и не должен. Но война звала к себе, даже спустя много лет. «Это импульс, инерция. Тебя просто тянет в самую горячую точку, и ты ничего не можешь с этим поделать».
Оказать помощь военным, пострадавшим от посттравматического стрессового расстройства, и членам их семей, готовы в Церкви. Если вы или ваш близкий нуждаются в поддержке, можно обратиться на федеральную горячую линию церковной социальной помощи «Милосердие» по номеру телефона 8 (800) 707-02-22. Линия работает круглосуточно, звонок бесплатный для звонящего. Оператор выслушает вас и, в зависимости от запроса, направит к священнику, психологу или другому специалисту.
