Разговор с добровольцем службы «Милосердие» я записала почти дословно. Ангелина – блондинка на высоченных каблуках, стройная, ухоженная. В ее жизни – полный порядок, обеспеченный муж, дети, внуки. Сложно поверить, что она уже четвертый год приходит в больницу, где лежат бездомные и судимые, наркоманы и алкоголики, где много страдают и часто умирают.
Изначально Ангелина хотела поделиться впечатлениями о посещении СИЗО, следственного изолятора, но первым и вполне естественным вопросом было: как она туда попала? То, что я услышала в качестве предыстории, оказалось не менее интересным. В СИЗО Ангелина принесла передачу Ване.
– Ваня – ваш подопечный?
– Не столько подопечный, сколько член семьи. Сейчас Ване 35 лет, познакомились мы два с половиной года назад в больнице, куда он поступил избитый, с синяками во все лицо. В его палате умирал больной, которого я навещала. Я дала Ване свой номер телефона и попросила позвонить, если его соседу станет хуже. Но в ту неделю никто не умер, а Ваня позвонил мне намного позже.
«Мама!»
– Звонок раздался незадолго до Пасхи: «Мама! Я умираю. Я вызвал «скорую». Мама! Ты завтра ко мне придешь? Принеси зубную щетку!»
Поначалу я подумала, что «сынок» звонит в каком-то жутком наркотическом опьянении. «Ты хочешь, чтобы я позвонила твоей маме?» «Нет, не нужно. Мама! Принеси мне зубную щетку!»
«Мама» – на это слово я «повелась» сразу. Ваню, с его диагнозом, могли положить только в одну больницу, туда, куда я хожу. Щетку я на следующий день принесла. Ваню узнала, он уже был без синяков, вручила ему щетку и ушла.
На Пасху меня разбудил звонок. Это было первое поздравление со светлым праздником. Время 6.15, и мне ужасно хотелось спать. Номер звонившего я записала в телефон: «Ваня-разбойник».
Потом Ваню положили в подмосковную больницу, я его там навещала, потом – навещала в другой больнице. Врачам сказала, что я Ванина мама. И мне разрешили приходить к нему. У него никогда не было матери, она была лишена родительских прав, когда ему было два года. Как потом выяснилось, «Мама!» он кричит, когда ему плохо.
В очередной больнице Ваня сказал врачам: «Вы меня неправильно лечите! Сейчас приедет мать, разберется с вами». Врачи были заинтригованы: взрослый мужик, сидевший, служивший в Чечне, все время орет про мать. Что же у него за мать, что он ею пугает?
Но я оказалась не готова к тому, что врачи ко мне стали относиться так, как относились ко всем несчастным матерям. И глядя на меня, говорили недоверчиво: «Мама? В каком же классе вы его родили?» «Лучше бы поменьше в зеркало смотрелись, а получше воспитывали сына». Мне так странно было это слышать, о моих-то детях мне никто никогда слова худого никто не говорил. Но сказать врачам, что я ему не мать, у меня язык не повернулся.
А потом мне позвонила главврач и сказала: «Забирайте его. Он нарушает режим, он просто спился». Надо сказать, что ларек с водкой там находится на территории больницы. Соблазн большой.
Точка невозврата
Алкоголиков я всегда терпеть не могла. Когда видела, что женщина идет рядом с мужчиной, который в легком подпитии, говорила: «Как же надо себя не уважать, чтобы быть рядом с пьяным мужчиной?»
И когда после звонка доктора я приехала в больницу, передо мной возник Ваня, который был в хлабудину, по-другому не скажешь. Плохо стоял на ногах, орал и матерился, и очень мне обрадовался. А предстояло как-то доставить его в Москву. Нам нужно было войти в автобус.
Две сумки в руках, третья под мышкой, на плече пьяный Ваня. В автобусе Ваня уснул, но ненадолго, когда контролер стал проверять билеты, Ваня проснулся и потребовал у контролера, чтобы тот предъявил документы. Контролерша совершенно спокойно показала удостоверение, и Ваня захрапел дальше. Я стала извиняться, а контролерша, крупная красавица русского типа, глянула на меня понимающе: «Ну чего ты извиняешься! Мой тоже квасит. Главное – не давай ему спуску! Чуть что – сразу в лоб».
Мы приехали в Москву. Ваня говорил, что его друзья – сплошь братва, сейчас они его заберут, и все будет хорошо. Но никто его никуда не забрал, кроме того выяснилось, что квартира его сгорела еще зимой, и ехать ему некуда.
Во втором часу ночи мы сидели на лавочке. Я звонила по больницам, но Ваню никуда не брали. Дома меня ждали муж и дети, муж уже с ума сходил от беспокойства. Ваня сказал: «Ты иди. Я на лавочке буду спать».
Я бы не хотела такое второй раз пережить. Наверное, так бывает, когда человек пытается оставить где-то животное и убежать. Ваня дремал на лавке, я шла в сторону метро, проходила пару шагов и возвращалась. Так я курсировала, пока муж не позвонил и не сказал: «Все, я нашел ему гостиницу».
Позже выяснилось, что у Вани потеряна справка об освобождении, что у него липовая регистрация, хотя он москвич. В результате Ваня оказался в квартире мой дочери. Квартира на тот момент была пустая, не отремонтированная, никто ей не пользовался. Два года он там и прожил, оттуда и попал в СИЗО.
– Вы пожалели, что пустили его туда?
– Ни на минуту.
– А проблемы с ним были?
– Проблемы с ним были, есть и будут.
– Так почему же вы с ним возитесь?
– Любовь. В самом прямом и главном смысле этого слова. У меня умер папа. Он долго болел, я за ним ухаживала. Этот Ваня чем-то напоминает мне моего отца. Отца я мало видела и знала, он оказался у меня на руках в 80 лет, решил умирать у нас. Это было самое счастливое время. Вот тогда я поняла, что из себя представляет любовь. Любовь началась оттуда. Любовь, терпение, смирение. Я поняла, что такое отец, и была счастлива. Господь сделал мне подарок.
И я поняла, что должна за кем-то ухаживать и дальше. И пришла в службу добровольцев, заполнила анкету и оказалась в этой больнице. И вот уже четвертый год сюда хожу. Но Ваня это, конечно, особый случай.
– И вот Ваня оказался на вашей территории и прожил там два года. Он там пил?
– Конечно. Это было ужасно. Запои, капельницы, друзья-алкоголики.
Любовь
– У вас не было желания выгнать его на улицу?
– Нет. То есть, конечно, желание у меня возникало не раз. Я ему постоянно говорила: если будешь так себя вести, уйдешь на улицу. Он отвечал: «Раз так, то я уйду, вот ключи». Уходил, возвращался. За эти два года много чего было. Но он всегда привозил мне цветы. Мог даже в пять часов утра привезти, когда чувствовал себя виноватым.
– А муж к этому как относился?
– Плохо. Какому мужу это понравится? Но раз уж он не придушил это в зародыше, потом уже махнул рукой. Я думаю, что если бы вместо Вани, алкоголика и бездомного, был, например, руководитель банка, муж бы отнесся к этому значительно хуже. Ну а так – смирился. Возможно, была какая-то ревность, потому что муж время от времени говорил: «Может быть мне пить начать?»
– Таких людей, как Ваня много. Вы всех опекать будете?
– Нет. Хотя сказать точно нельзя. Как Бог даст. К себе уже не возьму, квартиру моя дочь продаст, она выходит замуж. Деньги на телефон – да. Одеть – конечно. Накормить? Да мало что ли я с супом по Москве таскалась? На самом деле таких как я много, просто эту грань добровольческой работы не очень принято открывать. Многие из волонтеров и даже соцработников навещают подопечных в больницах и тюрьмах.
Мы пытались устроиться грузчиком
Ваня очень хотел работать, это было удивительно. Он стал домашним. Даже те, кто давно его знал, говорили, что он очень изменился. Мы пытались устроиться на работу.
– Мы?
– Ваня и я.
– А кем… вы хотели работать?
– Мы пытались устроиться грузчиком. Ваня блестяще прошел собеседование.
– Вместе ходили?
– До ворот – да. А к начальнику – он сам. Но он хотел обязательно оформиться официально, а для этого нужна была хотя бы прописка. Но выяснилось что его отец, который пропал, мог быть убит, что за девятиметровую отцовскую комнату накопился огромный долг. Мы очень долго делали документы, но когда почти доделали, Ваня сел.
Мы все делали вместе
Мы все делали вместе. Вместе ходили на день пограничника в Парк культуры (показывает фото на планшете).
– Это когда там в фонтанах купаются?
– Ваня – нет. Другие – купались, я – тоже нет. Мы делали вместе все. Мы ходили по врачам, клали Ваню в больницу, лечили мне зубы. Когда мне удаляли зуб, Ваня ждал меня и чуть не в обморок падал.
– То есть, он тоже вам помогал?
– Конечно! Как мог. Но у него, как у человека беспризорного, воевавшего, сидевшего, обо всем были свои понятия. И до меня только сейчас доходит смысл заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя». То, что ему самому было больно, он никогда мне не делал. Но многие вещи, которые нам кажутся дикими, для него были обычны. Системы ценностей у нас с ним разные: он живет по понятиям, я стараюсь по Божьим заповедям. А они не всегда пересекаются.
– А Ваня все-таки попал в СИЗО?
– Я удивляюсь, что он так долго продержался. Сел-то он далеко не в первый раз. Складывается впечатление, что он вообще не мог жить на воле. Он не понимал волю. Он понимал лагерь, у него было там хорошее положение. Обвинили Ваню в том, что он избил соседа с первого этажа и отнял у него ноутбук. На самом деле с соседом они выпивали в одной компании, и что там у них произошло, уже не понять.
Когда я пришла, Ваня спал, в квартире был какой-то ноутбук, про который он смутно помнил, это – соседский. Я велела немедленно вернуть, но Ваня хотел спать. И пока он спал, сосед успел написать на него заявление.
– Логично было бы сказать: «Я поселила у себя человека, а он не оправдал доверия. А вы ему передачи в СИЗО носите.
Это любовь. Она все объясняет. Да, есть проблемы. Но и дети нам создают проблемы. Люди вообще друг другу создают проблемы. Я поняла то, что не понимала никогда. Раньше я думала, что любить можно только хороших. Как можно любить тех, от кого одни проблемы? Можно.
– Читатели скажут: « Ну, понятно, чего-то этой женщине в жизни не хватает и она это восполняет вот таким нетипичным образом» Но ведь у вас есть семья, благополучная жизнь…
– Ну да! Значит, чего-то не хватает. Может быть, любви?
Продолжение читайте:
Я больше не фея
