Расскажите, пожалуйста, поподробнее об основных направлениях деятельности Комиссии по церковной социальной деятельности при Епархиальном совете г. Москвы
За последние 18 лет в Москве стала развиваться церковная благотворительность и церковное социальное служение. И, конечно, источниками финансирования всех этих проектов были частные благотворители. Потому что у самой церкви не хватало денег, чтобы строить здания детских домов, приютов, чтобы платить зарплату сотрудникам социальных учреждений, чтобы оплачивать работу людей, которые занимаются бездомными. И все эти начинания поддерживали наши благотворители. Сейчас в период кризиса у них очень большие проблемы, они вынуждены сокращать свои штаты, многие из них находятся на грани банкротства, некоторые уже отказались от помощи, некоторые еще не сказали, что они не будут помогать, но деньги давать уже перестали. И мы боимся, что, в конце концов, все наши проекты окажутся без финансирования. А это не просто некие структуры, получающие деньги, это живые люди. Это богадельня, где находятся 12 пожилых людей: 11 старушек и один старичок. Это детские дома, где содержатся 40 детей. Это сестры по уходу за больными в больнице Святителя Алексия, в 1-й Градской и в больнице им. Склифосовского. Это сестры, которые помогают детям-инвалидам в двух государственных детских домах: номер 15 для детей-инвалидов и в Доме для детей-инвалидов в Бутово. Это сестры, которые работают в Интернате номер 11.
Дело в том, что в больницах в тяжелых отделениях, травматологических, неврологических, штаты составлены таким образом, что выхаживать больного могут только при помощи родственников. Подать судно, покормить, переворачивать, чтобы не образовывались пролежни, – это сделать некому. Если родственники могут оплачивать эту помощь, то санитарки за дополнительное вознаграждение будут это делать, но и то делают это не всегда хорошо. Или если сами родственники дежурят у постели больного. Если родственников нет, то человек может погибнуть из-за отсутствия ухода, его просто некому будет кормить. И поэтому в трех больницах наши сестры ухаживают за такими больными. В 1-й Градской больнице такая работа ведется уже 18 лет. За это время сформировался штат этих сотрудников, приобретен опыт, им выделено помещение внутри больницы, но оплачивают работу этих сестер наши благотворители. И сейчас эти службы, сформированные, действующие, находятся в опасности. В детских домах для детей-инвалидов есть сотрудники, которые занимаются с детьми, но, к сожалению, у них не хватает времени, чтобы занимается их реабилитацией. Этим детям не только нужны какие-то процедуры, им необходимо ласковое слово, внимание. Как всякому ребенку, чтобы стать нормальным человеком, нужна мама. Мамы у них нет, и наши добровольцы, наши сотрудники, которые получают зарплату, заменяют им мам. У этих людей другая мотивация – они работают не ради денег, а потому что им жалко детей. Один такой сотрудник собирает вокруг себя много добровольцев, таким образом, являясь центром, стержнем этой работы. И если эти добровольческие службы погибнут, если будет нечего платить нашим сестрам, то люди окажутся без необходимой им помощи и заботы.
В учреждениях, государственных, муниципальных, федеральных, не предусмотрено сотрудников, которые занимались бы добровольцами, как это заведено во всем мире, скажем. Во всем мире эти добровольческие службы охватывают очень большое количество людей, и администрация иначе к ним относится. Она понимает, что добровольцы делают очень доброе и важное дело, которое сама администрация сделать не в состоянии. Кроме этого, у нас есть патронажная служба, на попечении которой находится около 50-ти больных, и только 10% больных оплачивают уход за собой. Все остальные – люди без достаточного содержания, и им помощь осуществляется бесплатно, это тоже оплачивают наши благотворители.
Служба существует уже много лет, у нее есть лицензия. И в отличие от других служб, коих сейчас в Москве много, там есть строгий контроль за сестрами. Есть сестры, которые приходят к больным, есть врачи, которые приходят консультировать больных, если их вызывают сестры, потому что не всегда к такому одинокому человеку можно вызвать специалиста из поликлиники. Но, к сожалению, эта служба у нас не расширяется, мы удовлетворяем только 10% всех заявок, которые у нас есть. А сейчас, возможно, мы не сможем выполнить и эти заявки, потому что опять же, как я говорил, в стране кризис, и наши благотворители, к сожалению, не могут больше нам помогать.
У нас нет никаких других источников дохода, а на попечении Общины сестер милосердия находится несколько больничных храмов, где все требы совершаются бесплатно, где нет никакого дохода, где очень низкие пожертвования – за свечи, за записки. И мы не можем повышать эту плату, мы не можем вообще брать плату, потому что приходят в эти храмы пациенты больниц. Другие храмы расположены в детских домах, эти храмы тоже необходимо как-то содержать. Там нужны певчие, нужно что-то платить священнику, и на это тоже денег сейчас нет.
Мы создали гимназию, 80% детей в которой – из многодетных семей и из детских домов. Гимназия негосударственная, государство оплачивает только треть затрат на обучение. Деньги должны находить учредители или собирать родители в качестве пожертвований. И хотя гимназия находится в замечательных помещениях при 1-й Градской больнице, хотя там очень хорошие педагоги, есть специальные уроки нравственности, но, к сожалению, эта гимназия тоже все время балансирует на грани выживания. Государство дает деньги на кормление детей, еще как-то помогает, но основные затраты лежали на благотворителях.
Есть у нас автобус, с помощью которого мы помогаем бездомным. У нас в городе, к сожалению, не существует службы, которая спасала бы людей от замерзания на улицах. Раньше этим занималась милиция, таких людей забирали в вытрезвитель, но ведь среди них – не только бомжи, бывает, человеку просто стало плохо, потерял сознание, – скорее всего, он пролежит до утра, к нему никто не подойдет. Поэтому и была организована такая служба – автобус «Милосердие», который курсирует в центре города, в районе Трех вокзалов, Курского вокзала. Сотрудники этой службы обходят те места, где, как они знают, находятся бездомные. За зиму они спасают несколько сот человек. До того, как служба стала работать, в Москве ежегодно за зиму погибало до тысячи человек, ну, может быть, меньше, человек 800. А сейчас количество людей, замерзающих на улице, стало на порядок меньше. Эта служба тоже существует на деньги благотворителей. Сейчас, правда, выделен грант Правительством Москвы этой службе, но денег все-таки не хватает на то, чтобы эту службу содержать. Сотрудники ее получают зарплату в два раза меньшую, чем те же самые сотрудники, которые работают на государственной «Скорой помощи». И, конечно, удержать людей на этой работе, если будут подниматься сейчас цены на продукты и прочее в связи с кризисом, будет невозможно. Мы тоже этим очень обеспокоены.
Как работает эта служба?
Они берут бездомных в автобус и затем проводят их сортировку: кого-то высаживают утром, если некуда его отправить, кому-то помогают оформлять документы, кого-то отправляют домой. Им удается помогать доехать до дома тем бездомным, у которых есть какие-то родные, какая-то возможность где-то зацепиться. Иногда человек без документов просто не может выехать из Москвы и здесь погибает, погружаясь все ниже в болото бездомной жизни. Кроме того, у службы бездомных есть сотрудники, которые обходят московские больницы, в основном гнойные отделения, таких больниц сейчас около десяти они окормляют. В больницах тоже, к сожалению, нет социального работника, или он есть, но занимается чем-то другим. Необходим человек, который помогал бы больным, попавшим туда без документов, как-то сделать их, найти родственников. Бездомные попадают в больницы с отмороженными конечностями, которые часто приходится ампутировать. Их, в принципе, можно отправить в специальный дом для инвалидов, но для этого нужны документы. Больной лежит в больнице не так долго, сам он получить документы не может, и если ему не помогут наши добровольцы и сотрудники этой службы, то он опять окажется на улице и будет побираться или просто будет погибать потихонечку, пока не замерзнет, пока что-то с ним не случится или пока его не убьют. Так что эта служба нам тоже очень важна, она помогает в какой-то степени даже очистить город от этих людей, помочь кому-то – это единицы, конечно, – вернуться домой, кого-то устроить в социальные учреждения. Эту службу у нас тоже содержали благотворители.
Кроме этого есть еще ряд проектов, на которые в ближайшее время, наверное, не будет хватать денег. Все эти сложности подтолкнули наших добровольцев, их 700 человек, сестер милосердия, которые окормляют все учреждения – богадельни, больницы, детские дома, – собраться, чтобы придумать, что делать. Решили организовать такое общество – Общество друзей милосердия, и в это общество пригласить уже не богатых людей, не благотворителей, а людей со средним достатком, людей бедных, чтобы они вносили какую-то часть своего дохода. Предлагалось, например, чтобы каждый вступивший в общество, подписался на то, чтобы в течение года жертвовать одну сотую часть своего дохода. Известно, что копейка рубль бережет, с миру по нитке – голому рубашка. И эти малые пожертвования, если в них примет участие большое количество людей, в которых пробудится все-таки милосердие, которые поймут, что рядом с ними в XXI веке на улице цивилизованной Москвы есть те, что просто умирают от отсутствия ухода, умирают от холода, что брошенным детям нужна любовь и забота в детских домах и в домах для детей-инвалидов, так вот, эти малые пожертвования помогут спасти наши службы. И тогда мы сможем помочь еще многим и многим людям. Для желающих пожертвовать мы предлагаем разные способы внесения денег. Можно перевести на счет общественной организации «Милосердие». Можно просто положить деньги в ящик Храма Царевича Димитрия или передать деньги через «вэб-мани». Мы сейчас работаем над тем, чтобы можно было деньги пересылать с помощью SMS , но, поскольку операторы телефонной связи очень много берут за свои услуги, мы пытаемся с ними договориться, чтобы процент отчислений им был все-таки поменьше. Если человек вступает в это общество, он получает возможность ежемесячно получать отчет о расходовании пожертвованных средств. Кроме того, во всех наших социальных учреждениях мы устраиваем ежемесячно дни открытых дверей, и каждый желающий, из тех, кто участвует в этом деле, может прийти и посмотреть, на что уходят деньги, как содержатся больные, как работают сестры. То есть, это не какой-то виртуальный проект, сделанный для того, чтобы обманывать людей, а проект, призванный помочь тем людям, которые в результате кризиса оказались просто на грани выживания. Куда девать детей – возвращать в обычные детские дома? Но после наших церковных детских домов им там будет, конечно, очень тяжело. Или этих стариков, за которыми мы ухаживаем, – у нас в богадельне в основном лежат люди не ходячие? Как они смогут это пережить? Прекратится такое замечательное начинание.
Как давно стартовала эта акция?
Полторы недели назад. Если человек не может обещать участия в течение года, он может просто пожертвовать какую-то сумму. Если он хочет оставить свое имя и координаты, мы обязательно пришлем ему отчет. Если он хочет остаться неизвестным, может остаться неизвестным, и таких очень много. Это обычно – христиане, православные, ведь известно, что если человек делает какие-то добрые дела и никому об этом не говорит, то он получает награду от Бога. Есть люди, которые хотят именно так помогать.
И какова реакция за эти полторы недели?
Реакция очень хорошая, множество людей поддерживают эту идею. За первые полторы недели мы собрали около 200 тысяч рублей. Первыми вступили в это общество Владимир Иванович Федосеев, главный дирижер Большого симфонического оркестра и его супруга Ольга Ивановна Доброхотова.
Что за люди жертвуют вам деньги?
Совершенно разные. Нам звонят пенсионеры, скажем, на радио «Радонеж», и говорят: «Я лежу, не могу выходить из дома, но я хотел бы 200 рублей в месяц отдавать, пусть ко мне кто-нибудь зайдет, я эти деньги отдам». Я не могу взять эти деньги у этой бабушки, а вот мобильными телефонами сейчас даже старушки пользуются. Но сказать им: «Вы перечислите по мобильному 200 рублей, а 100 рублей возьмет себе оператор этой сети» – я не могу. У них и так денег немного, куда им еще отдавать.
У нас, слава Богу, добровольцы – люди очень инициативные, в основном это люди от 25 до 35 лет. Это особенность сегодняшнего добровольческого движения в Москве, на Западе обычно принимают участие в этих программах люди пенсионного возраста. Так вот, я думаю, что наша молодежь что-нибудь придумает.
Откуда человек может узнать об этой акции? На вашем сайте, где еще?
Есть сайт Милосердие.ru, там подробная информация. Есть еще круглосуточный справочный телефон Комиссии по церковной и социальной деятельности: 972-97-02, можно позвонить по этому телефону.
А если человек, допустим, не пользуется Интернетом?
Наши добровольцы, помогающие одиноким людям дома, таких около ста человек в Москве, собираются с листовками о деятельности этого общества разойтись по домам, раздавать их в ВУЗах, везде, где есть сердобольные люди, которые могут откликнуться на этот призыв.
А в храмах информации об этом нет?
Мы планируем разослать эту информацию и по храмам. Но мы хотели бы призвать к помощи не только православных церковных людей. Нам кажется, что всякий добрый человек, пусть он даже не ходит в церковь, но у него есть доброта в сердце, он понимает, что кому-то нужна помощь, и готов ее оказать. Это всегда было в традициях русских людей, в традициях вообще всего человечества. У нас в обществе добровольцы есть не только православные, у нас есть один мужчина – кальвинист, есть неверующие, они прямо говорят, что атеисты, есть мусульманка. Добрые дела можно делать всем вместе, не надо обязательно делиться на конфессии, спорить о вере, наоборот, эти добрые дела объединяют всех людей, это-то и замечательно.
Как реагирует государство? Прозвучало у Вас, что оно все-таки какую-то минимальную помощь оказывает.
Государство, слава Богу, сейчас оказывает, и вообще многие люди, чиновники многие относятся с очень большим интересом, поддерживают. Но всё это, к сожалению, на личных контактах. У нас в России до сих пор нет законов, которые позволяли бы государству финансировать общественные социальные программы. Есть какие-то разовые гранты, но таких проектов, которые бы поддерживали какие-то социальные начинания, не важно, от кого они исходят, от церкви или от общественности, к сожалению, таких законов у нас нет, такая деятельность просто противозаконна как бы. И потом, эта деятельность облагается налогом, точно так же, как все другие начинания. Мы платим те же самые налоги, которые платят предприниматели, бизнесмены, которые занимаются какой-то деятельностью, это тоже, конечно, несправедливо – мы устраиваем какую-то службу и должны платить те же самые налоги на зарплату людям или отчислять еще какие-то еще проценты. Если нам пожертвовали деньги, например, и мы хотим их кому-то передать, мы обязательно должны в пользу государства отчислять какой-то процент с этих денег. Так что законы очень несовершенны.
Если есть просто какая-то просьба о помощи, государство идет навстречу?
У нас отношения очень хорошие и с Департаментом по социальной защите, и с Департаментом по здравоохранению. Но, к сожалению, структура так устроена, что просто невозможно в этой машине работать, очень сложно, там механизм так устроен, что реализовать любой проект очень трудно.
То есть, отказов как таковых нет, а просто в силу того, что сложно выстроен механизм благотворительности, трудно оказывать помощь тем, кому она необходима?
В силу того, что нет законов, по которым они могли бы финансировать, скажем, работу нашего автобуса. Например, они могут нам дать деньги на еду, на одежду, чтобы мы купили бездомным, но деньги, скажем, на зарплату они дать не могут. А главный у нас расход идет, конечно, на зарплату. В детских домах – тоже: у нас дают деньги на еду, на одежду, на зарплату они денег не дают. В школе – тоже самое, хотя там дети воспитываются обычные, государственные, и тем более дети нуждающиеся. А детей из многодетных семей, из детских домов отдавать в обычную школу очень сложно. У нас есть семья, в которой 10 детей, в этой семье есть и папа, и мама, но они не могут уделить детям столько внимания, сколько надо, сколько уделяют в семье, где один-два ребенка. Конечно, нужно больше внимания, больше с ними заниматься, что и делают в нашей школе. Они не могут нанять репетиторов, чтобы заниматься с этими детьми. Поэтому если отдать ребенка в обычную школу, конечно, он будет хуже там успевать. И точно так же – дети из детских домов. Это дети в основном после домов ребенка, дети с отставанием в развитии, дети, к которым нужен совершенно особый подход. И в обычном классе, где 30 человек, этот ребенок легко потеряется, и уровень его обучения сразу снизится.
Кроме финансовых трудностей, с какими еще трудностями Вы сталкиваетесь, что Вас больше всего тревожит?
Проблема, конечно, еще в том, что у нас в России, в Москве, в частности, в добровольческих движениях принимает участие очень низкий процент населения. Во всем мире этот процент достигает иногда половины всего взрослого населения страны, скажем, в Америке, как говорят, около 50% взрослого населения в той или иной степени участвовали или участвуют в каких-либо добровольческих проектах. У нас это 3%, 5%, по разным оценкам.
С чем это может быть связано? Нет такой традиции?
Это связано с тем, что раньше у нас всем занимались государственные органы, раньше частная благотворительность была у нас запрещена, всякие добровольческие движения гасились на корню. Государство монополизировало эту деятельность. И люди до сих пор привыкли, что за них кто-то будет это делать, кто-то будет думать об этом. На Западе – не так. И в России до революции тоже все было не так. В Москве было огромное количество богаделен, очень маленьких, где, конечно, старушкам жилось намного лучше, нежели теперь в огромных интернатах, где по 500-600 человек и которые больше похожи на завод, чем на жилье для пожилого человека. К сожалению, эта традиция очень трудно восстанавливается.
А вообще, что такое милосердие сегодня? Приобрело ли это слово какие-то новые оттенки?
Под милосердием понимают разные вещи. Скажем, когда мы открывали наш детский дом, все жалели этих детей, и все были к ним милосердны. Но помочь ни у кого как-то не получалось. Человек идет, жалеет людей, но ему в голову не придет, что дать 10 рублей тоже нужно, а не только жалеть. Милосердие – это реальная помощь. В Евангелие, где Господь говорит о милосердии, описан следующий случай, когда человек оставил в гостинице больного, он сказал хозяину гостиницы: если ты истратишь больше, чем я тебе дал, когда я вернусь, я тебе доплачу, – то есть, он взял на себя ответственность за этого человека. Вот милосердие, мне кажется, это такая ответственность за другого, в той степени, в какой ты можешь ее нести. Это – не просто пожалеть, не просто слезу уронить, услышав историю про бедных детей, про несчастных больных, которые умирают в больнице от отсутствия ухода, про бездомных, которые замерзают на улице. Милосердие – это не только сочувствие и сострадание, источник, конечно, это сочувствие и сострадание, но это и реальная, пусть и малая помощь. И нужно понимать, что, конечно же, один человек сделать мало что может, но все вместе мы можем сделать так, чтобы любви у нас было больше и чтобы люди у нас не погибали, чтобы дети, которые выходят из детских домов, и дети, которые живут в детских домах-интернатах, не шли на панель, не пополняли ряды наркоманов, чтобы они не становились преступниками. И чтобы дети из детских домов не жили в ‘Освенциме’, потому что то, как они живут в детских домах, больше похоже на концлагерь. Конечно, там созданы какие-то условия, но им не хватает любви. И нужно, чтобы туда приходили добровольцы.
Чего не хватает сегодняшнему обществу, чтобы, правильно понимая слово «милосердие», быть милосердным, внести какую-то свою, пусть минимальную, но помощь, в каком бы виде она не выражалась?
Не хватает сознания того, что все мы едины. Каждый старается отгородиться от чужой беды, от чужого горя, заботится о том, чтобы ему было хорошо. Но не понимают люди, что мы можем быть счастливы только все вместе, и счастье не в том, чтобы от чужой беды отгородиться, а чтобы ее разделить, в том, чтобы научиться сочувствовать и сострадать. Они думают, что съешь свой кусок в уголке, так, чтобы наесться досыта, – это будет хорошо, а чтобы поделиться с другим, и это тоже принесет радость – это люди не понимают. Не хватает духовности, конечно.
Я думаю, что это просто невоспитанность души. В Москве люди очень разделены. В деревне это не так. Среди восточных людей это не так. Вот про чеченцев мы говорим, что они такие-сякие, но у них нет сиротских домов, у них детей разбирают по семьям, то есть, там все-таки эта традиция существует. А у нас этого нет, к сожалению. В Москве 2 тысячи детей-инвалидов, это дети, от которых отказались родители, они живут в огромных интернатах, на 500-600 детей, – ну как там может быть ребенку хорошо. Но как бы ни старалось государство перестроить систему, ничего не получается. Ужасно, конечно, что оно не помогает родителям сохранить ребенка у себя. На этих детей тратятся огромные суммы в детских домах для детей-инвалидов, если бы эти же деньги давали родителям, я думаю, что больше половины родителей оставили бы детей у себя. Потому что очень часто они отказываются, понимая, что не смогут ребенка прокормить, не смогут его вырастить, им нельзя будет работать, и на нищенскую пенсию, которая полагается инвалидам, содержать его и с ним заниматься они не смогут. Таких детских домов, в которых удобно было бы этих детей содержать, как, скажем, в Европе, у нас тоже нет. И это тоже, конечно, проблема. Но я думаю, что сейчас об этом некогда и думать нашим чиновникам, сейчас кризис, сейчас до этого руки не доходят.
Все озвученные Вами проекты осуществляются в рамках Комиссии по церковной социальной деятельности?
Эту комиссию можно назвать общественным движением. Хотя, конечно, Комиссия по церковной социальной деятельности, которая координирует эти проекты, в этом участвует, но там нет никакой жесткой структуры, это движение, которое возникло снизу. Конечно, это движение благословляет Патриарх, конечно, власти Москвы в лице, скажем, Департамента по соцразвитию, относятся к этому положительно и как-то пытаются нам помочь, то есть, какие-то официальные лица в этом участвуют. Но все-таки это движение добрых сердец многих людей, которые соединились вместе и пытаются сделать что-то хорошее, чтобы люди не погибали, чтобы у детей была хоть какая-то радость.
Как давно это движение зародилось?
Движение добровольцев зародилось примерно два с половиной года тому назад. А сестры милосердия у нас появились с открытием первого больничного храма, такое движение сестер милосердия есть сейчас не только в Москве, оно существует по всей России. Но, к сожалению, не скоординировано, никак не оформлено, а может быть, не к сожалению, а к счастью, потому что нет в этом движении никакой заорганизованности, нет в нем ничего официального, это просто такие росточки добра, которые пока еще не окрепли, может быть, достаточно. Это движение появилось, как только церковь стала свободно заниматься социальной деятельностью. Появилось первое училище сестер милосердия, появились сестричества. Это добрые женщины, не всегда они церковные, разного возраста, с разным семейным статусом. Женское сердце больше расположено к любви, оно более мягкое, и поэтому они многим очень смогли помочь и помогают.
То есть, существует множество проектов и они объединены в это общее движение?
Да. Я думаю, что нынешний кризис, может быть, поможет всем этим структурам соединиться вместе и привлечет внимание со стороны общественности к этим добрым делам, поможет большему количеству людей в этом участвовать.
Постоянные благотворители у вас остались?
Слава Богу, пока еще остались. Не знаю, что будет дальше. Хотя у нас недавно был случай: мы написали на сайте «Милосердие. ru» о том, что сгорел детский дом и храм, и просили на это денег. Через два дня пришла какая-то женщина и передала пакет с деньгами – там оказался миллион рублей. Передала и не сказала, как ее зовут, не попросила даже молиться о себе, а просто передала эти деньги для того, чтобы восстановили детский дом, чтобы дети опять обрели крышу над головой.
Наши благотворители в условиях кризиса помогают, как могут. Кто-то снижает помощь, но все равно до последнего старается помочь. Это очень хорошие, добрые люди, замечательные. Мы жили с ними как у Христа за пазухой, мы этих благотворителей всех приняли в наше общество как старых друзей и от них не просим ничего. У нас есть такая категория – «Старые друзья». Есть «Верные друзья», – те, которые помогают ежемесячно, есть «Добрые друзья», те, которые разово оказывают какую-то помощь.
Сегодня сохранить наши проекты для меня самая главная и важная проблема. Ну, и, конечно, побольше информации надо. Сейчас плохого уже и так достаточно много, мне кажется, сейчас хорошо бы про что-то хорошее почитать.
