Недееспособным признается гражданин, который из-за психического расстройства «не понимает значения своих действий», гласит Гражданский кодекс РФ. Как происходит «лишение»?
– Человек помещается в психиатрическую больницу. Родственники (или учреждение) обращаются в суд, суд назначает психиатрическую экспертизу. Базируясь на заключении экспертов, суд выносит решение о признании человека недееспособным, – рассказывает Мария Сиснева, организатор движения STOP ПНИ.
После этого человек не имеет возможности самостоятельно пользоваться гражданскими правами и исполнять гражданские обязанности. Вместо него это делает опекун. Для жителя ПНИ это директор учреждения.
Закон предписывает опекуну учитывать мнение и предпочтения недееспособного гражданина, но на практике, естественно, на первый план выходят вопросы контроля над подопечным, в том числе, и из соображений его безопасности.
И они решаются просто: держать за забором.
Слова родственников не проверяют
Ежегодно в России лишают дееспособности десятки тысяч людей (данные РООИ «Перспектива»).
При этом полноценный судебный процесс происходит редко.
– Часто человека ни на какую экспертную комиссию не водили, а экспертное заключение в деле есть. Или же его присутствие на суде было формальным: привели на две секунды, а потом увели, – говорит Сиснева.
И практически никогда в делах о лишении дееспособности человек не имеет возможности защитить свои права с помощью адвоката.
Заявление о признании недееспособным пишут обычно родственники или сотрудники учреждения (органа опеки, психиатрической больницы, интерната и т.п.). Там перечисляются признаки психического расстройства, указывающие на то, что человек не понимает значения своих действий. Судебно-психиатрическая экспертиза, по закону, может быть недобровольной. При этом эксперты опираются на историю болезни, записи в которой также основываются на рассказах родственников, сотрудников клиники или ПНИ.
– Показания родственников никто не проверяет, – подчеркивает Мария Сиснева. – Мы однажды спросили у эксперта из института имени Сербского, проверяются ли факты из истории болезни, записанные, допустим, со слов матери пациента. Он ответил: раз в истории болезни записано, значит, верифицировано.
Спасти человека, попавшего в такую паутину, может только опытный юрист.
Укус клеща
– В моей практике были случаи, когда людей удавалось «отбить» от лишения дееспособности в суде, – рассказывает адвокат Дмитрий Бартенев.
– Например, у человека развился энцефалит после укуса клеща. Он оказался в больнице с какими-то психическими проблемами, и жена собиралась сдать его в интернат, чтобы решить квартирный вопрос.
Все шло к тому, чтобы признать его недееспособным, даже эксперты вынесли свое заключение, но нам удалось его оспорить. После суда он восстановил свое здоровье и вернулся к работе водителем автобуса! А ведь это сфера деятельности с повышенными требованиями к психическому состоянию человека.
Чтобы обжаловать решение суда, нужно о нем знать
По идее, гражданин, признанный недееспособным, может обжаловать решение суда. Однако для того, чтобы подать апелляцию, нужно о решении суда знать.
«Очень часто человек узнает о том, что его признали недееспособным, спустя полгода, когда сроки подачи апелляционной жалобы уже прошли. Соответственно, он должен сначала ходатайствовать о том, чтобы ему восстановили сроки подачи апелляции. Ему приходится доказывать, что он не знал о решении суда или не имел возможности его обжаловать», – говорит Мария Сиснева.
Если с апелляционной жалобой не удалось, вернуть себе статус дееспособного гражданина человек сможет только с помощью нового суда. Суд вновь признает человека дееспособным, если его состояние меняется, и он начинает понимать «значение своих действий».
Нарушение слуха приняли за признак психического расстройства
Гермине Геокчакян страдает психическим расстройством и нарушением слуха. Тем не менее, она вполне способна жить самостоятельно и даже воспитывает сына.
Ее признали недееспособной два года назад по заявлению отца, который решился на этот шаг из-за побегов дочери из дома.
В ноябре 2017 года юристы РООИ «Перспектива» помогли ей восстановить дееспособность. Они выяснили, что при проведении первой экспертизы врачи-психиатры приняли нарушение слуха за одно из проявлений психического заболевания.
Для проведения новой экспертизы учреждение было выбрано заранее, Гермине смогла психологически к ней подготовиться. Специалисты «Перспективы» перед судом консультировались с органами опеки. Важную роль на процессе сыграл юрист Сергей Сергеев, владеющий жестовым языком.
Жителя ПНИ могут спросить о политической ситуации в мире
«Как правило, за восстановление дееспособности бьются люди, живущие в интернатах. Для того, кто живет в семье и окружен заботой, этот вопрос не столь важен», – отмечает адвокат Дмитрий Бартенев.
Эти люди как никто другой нуждаются в грамотной поддержке. Добиться справедливости они могут только с помощью неравнодушных людей, которые помогут найти нужных юристов, а главное, правильно изложить свои проблемы.
Многие интернаты готовы помогать своим жителям в получении хотя бы ограниченной дееспособности. «Но со стороны экспертов-психиатров мы сталкиваемся с мощным противодействием. Например, московская больница имени Алексеева «заворачивает» всех жителей ПНИ без исключения. А потом судья смотрит на это экспертное заключение и говорит: эксперты решили, что я тут могу поделать, я не специалист в психиатрии», – рассказывает Мария Сиснева.
Мария проанализировала ряд заключений судебно-психиатрической экспертизы. По ее словам, в этих документах переписываются все негативные данные из истории болезни, даже 10-15-летней давности.
В записях бесед с пациентом фиксируются только неудачные ответы и «нет никакой информации о том, на какие вопросы экспертов человек ответил правильно, уместно, корректно, убедительно».
Человека, много лет прожившего в ПНИ, спрашивают о политической ситуации в мире, правилах обращения в органы государственной власти, порядке оформления документов. А его неосведомленность расценивают как «социальную дезадаптацию», вызванную заболеванием.
Даже волнение или смущение жителя ПНИ во время экспертизы трактуется как доказательство его болезненного состояния.
Вопрос социальный, а не медицинский
В делах о восстановлении дееспособности исследовать только медицинскую составляющую неэффективно, считает Дмитрий Бартенев. Данные врачебной экспертизы не дают представлений о реальных потребностях и реальных возможностях человека.
«Задача адвокатов в таких делах заключается в том, чтобы найти те характеристики, те социальные моменты, которые могут показать, в том числе и экспертам, насколько самостоятельным и адекватным является этот человек в его индивидуальной ситуации, – объясняет он. – Но часто никто вообще не задумывается о том, как эти доказательства собирать, и где эти подтверждения находить».
О каких данных идет речь? Пожелания относительно того, как потратить свою пенсию по инвалидности. Характеристика с места работы, если человек трудоустроен. Свидетельские показания социальных работников, близкого окружения, знакомых. Различные документы, самостоятельно составленные человеком. Ведь житель ПНИ вовсе не обязан знать, как играть на бирже. Зато он может отлично разбираться в том, как с пользой потратить 25% свой пенсии.
«Сложность ситуации в том, что в делах о дееспособности человеку приходится спорить с профессиональным мнением – экспертов, психиатров, социальных служб.
Государство в лице судебной системы по умолчанию доверяет этому мнению и категорически отказывается каким-то образом его проверять.
Только при условии очень активной поддержки юристов и неравнодушных людей можно добиться изменений», – подчеркивает Дмитрий Бартенев.
