Наш спикер – психолог Анастасия Рубцова живет в Праге с 2017 года. Ведет индивидуальные приемы и группы адаптации для эмигрантов.
В эмиграции не тоскуют по березкам
– Лет 30 назад любой школьник знал, что любовь к родине – это некое врожденное чувство. Родину невозможно не любить, как невозможно не любить маму. Сейчас эта аксиома как будто опровергается. Многие уезжают если не с легкостью, то с готовностью начать новую жизнь на новом месте. Получается, что любовь к родине – это иллюзия? Или все-таки нет?
– Давайте начнем с того, что любить – это нормально и даже очень хорошо. Любовь – это ресурсное состояние, оно дает нам силы. Абсолютно нормально любить близких, любить родину.
Но в отличие от реального человека родина – довольно размытое понятие. Спросите нескольких людей, что такое родина, и все они ответят по-разному. У каждого она своя. И в эмиграции люди, говоря о родине, вспоминают разное. Никто не скучает по березкам. Кто-то вздыхает по докторской колбасе, по узбекским помидорам. Кто-то – по даче, по квартире, по друзьям. Нет универсальной родины для всех и для каждого. И универсальной любви тоже нет.
Поэтому, пытаясь говорить о любви к родине, мы попадаем в ловушку из двух слов, под которыми каждый может понимать что-то свое.
– Страна, где человек родился, вырос, – это разве не родина?
– Не обязательно. Для кого-то родина связана с семьей. Где близкие, там они чувствуют себя на родине. А для многих это ощущение связано скорее с точкой в прошлом.
– То есть с детством?
– С какими-то приятными воспоминаниями. Это может быть наше детство или детство наших детей, воспоминания об университетских годах, о каких-то приключениях.
Когда спрашиваешь людей, что для них родина, чаще всего они в первую очередь рассказывают истории из прошлого. В этом случае мы имеем дело не с местом, а с временем.
И эта родина недостижима. Мы можем ее очень сильно любить, но она в прошлом, в нее не вернуться.
– Значит, где ни живи, а родина потеряна навсегда?
– В каком-то смысле да. Если родина – это то, что мы получили в момент рождения, то сейчас это совсем другая страна. Просто для человека уехавшего эти изменения происходят резко, а для оставшихся – постепенно. Вроде бы тот же самый язык, та же школа. По контурам похоже на прежнюю реальность, но на самом деле нет.
Сейчас, приезжая на родину в Екатеринбург, я вижу, что это совсем другой город, не тот, в котором я выросла. И москвичи 40+ за годы своей жизни тоже переехали, просто они этого не заметили. Мы все теряем родину, со временем она остается только в нашей психике.
С этой точки зрения, для эмигранта ничего не меняется. Его родину никто не отнимает, если только он сам не будет ее последовательно с ненавистью выкорчевывать из своей памяти. Другое дело, что у эмигранта добавляется новая реальность. В ней постепенно появляются привязанности, важные места, люди, традиции. Наверное, мы не можем сказать, что это вторая родина, но это новая любовь, и она тоже может стать ресурсом.
– Ностальгия связана с любовью к родине?
– С биологической точки зрения ностальгия – это естественная тоска по утерянным контактам, тоска по тому, что было знакомо, к чему мы привыкли, что давало ресурсы, ощущение стабильности и спокойствия. Когда мы этого лишаемся, возникает чувство, которое мы и называем ностальгией.
Связано ли это с любовью? Иногда да. Но чувство любви люди переживают по-разному. Для кого-то это драма, для кого-то приключение. А некоторые вообще не способны любить. И все эти люди будут по-разному ощущать ностальгию. Для одних это как утерянная любовь, как развод. Другим просто некомфортно.
Все мы разные, у всех разный темперамент, разные адаптивные возможности, разные психические структуры. Люди, которые сильно привязываются к месту, к друзьям, к работе и тяжело с ними расстаются, будут испытывать сильную ностальгию. Но есть и те, кто любит драйв и получает ресурс от перемещений.
Как бы вы ни были устроены, если решение о переезде конкретно для вас было правильным, неотступная тоска со временем отпускает.
Я обычно привожу параллель с отношениями. Если уходишь вовремя, возможно, будешь скучать, но это выносимо. А когда после расставания чувствуешь себя так, будто у тебя ампутировали какой-то жизненно важный орган, это значит, что отношения были живые и не нужно было их разрывать.
Поговорим через год
– Такое впечатление, что молодым эмиграция дается легче.
– Это правда. Чем мы старше, тем сложнее адаптироваться к переменам. Людям после 80 вообще не рекомендуется переезжать. У них уже нет адаптационных ресурсов, чтобы привыкнуть в таким глобальным переменам.
– Некоторые уехавшие практически сразу начинают называть новую страну своей родиной. Не слишком ли быстро они переобуваются?
– Это так называемый восторг неофита. Когда мы решаемся на кардинальные изменения, для психики лучше, если первое время на новом месте будет окрашено в радужные тона. Вот организм и включает защитные механизмы: нам все нравится, все восхищает. Встречаются оптимисты, которые искренне удивляются: «Какая адаптация? Я два месяца как приехал. У меня уже все хорошо». Я им предлагаю прийти через год. Тогда и поговорим.
– Почему через год?
– Именно потому, что поначалу людям кажется, что они уже все знают, все поняли, остались только технические сложности: открыть счет в банке, купить проездной. К тому же пока еще есть силы, которые они привезли с собой.
Но через 8–12 месяцев силы иссякают, а новизна все не заканчивается. Места, запахи, еда, язык, люди, правила – все другое. В их прежней жизни никто не здоровался в лифте, не выпускал семилетнего ребенка одного гулять. В новом мире не поздороваться в лифте невежливо, не отпускать от себя ребенка ни на шаг воспринимается как гиперопека и перфекционизм. Приходится переучиваться, осваивать другие нормы, и так изо дня в день. Человек истощается.
На этом этапе я рекомендую позаботиться о себе и уйти в режим энергосбережения. Желательно просто ничего не делать, если это возможно, или делать по минимуму. Постепенно происходит внутренняя трансформация, и человек выходит в жизнь, что-то пересмотрев в своем отношении к дружбе, к работе и к родине в том числе. Я иногда слышу от клиентов: «Как мало я ценил то, что у меня было». Но это чаще бывает, когда уезжают вынужденно. Если человек принял решение о переезде в относительно спокойных условиях, новая жизнь дается легче.
– Сколько времени в среднем требуется на адаптацию?
– Американские источники говорят, что полный цикл проходит примерно за 4 года. Европейцы более сдержанны в своих оценках и говорят про 10-15 лет. Но это не означает, что человек 15 лет проводит в постоянных страданиях. Нет, в разные моменты он чувствует себя по-разному. Но в целом это сложный процесс формирования себя в новом мире. Интересно, но очень утомительно. Главное переживание эмигранта не ностальгия по оставленному, а усталость от новизны.
– Чтобы полностью влиться в жизнь в новой стране, надо полностью переключиться на новое место и забыть прошлое?
– Люди, которые давно в эмиграции, знают, что путь отрицания своей родины, своих чувств к ней – это путь в никуда. Представьте, что человек очень обижен на свою маму и, повзрослев, заявляет: «Она мне не мать». Во-первых, он искажает реальность, потому что биологически она ему мать. Жить в искаженной реальности неполезно.
Во-вторых, вместе с мамой он пытается отменить ту часть себя, которая была сформирована в этих отношениях. И это тоже очень вредно для психического здоровья. Маму отрицать бессмысленно. Но никто не мешает критически воспринимать ее поступки. Так же и с родиной. Мы можем пересматривать свое отношение к ней, видеть ее недостатки, злиться, обижаться. Но любви это не мешает. Любовь к родине – это наш ресурс на всю жизнь.
Иллюстрации Екатерины Ватель
