Задолго до появления психологии как науки в Церкви применялись правила утешения страждущих с соблюдением принципов «эмпатического разговора» – важнейшего инструмента общения с клиентом современного психолога.
О примерах утешения на основе текстов писем оптинских старцев рассказывает психолог Елизавета Спирина, преподаватель кафедры социальной работы ПСТГУ:
– Мысль о том, что утешение можно рассматривать как психологический феномен, пришла ко мне при чтении книги «Переживание и молитва» основателя понимающей психотерапии Федора Ефимовича Василюка, – поясняет Елизавета Спирина. – Утешать, по его словам, значит помогать страдать. Он один из первых заговорил о важности изучения утешения для психологии, психотерапии. Мне захотелось обратиться к образцам святоотеческих утешений, в частности к письмам оптинских старцев.
Сегодня тема утешения особенно актуальна: многие переживают тревоги и утраты, теряют близких, испытывают страх, уныние. Как правильно утешить человека, не задев его чувств? Как не обесценить его переживания дежурными фразами вроде «все будет хорошо» или «могло быть и хуже»?
Чем духовное утешение отличается от обычного
В утешении старцев главным утешающим является Бог. Старцы смещают акцент с себя как с адресата, к которому человек обращается за помощью, на Бога, делая Его участником диалога, – подмечает Елизавета. – Здесь утешающий, скорее, посредник между человеком и Богом. Верующим людям проще почувствовать, что мы в своем страдании не одиноки, что Бог всегда разделяет нашу боль, Он всегда и везде рядом, в отличие от консультанта или другого утешающего. Еще Кьеркегор писал, что единственный, кто может по-настоящему утешить, это Бог, Иисус Христос, поскольку Он испытал на себе всю глубину человеческой боли.
– В отношениях утешающего и утешаемого очень важен первый момент встречи. От того, удастся ли создать атмосферу принятия, понимания, искренности, иными словами, реализовать условия терапевтического контакта, зависит, сможет ли человек выразить свое переживание, раскрыть его, – уточняет Елизавета. – Условия терапевтического контакта подробно описал американский психолог Карл Рождерс, основатель клиент-центрированной психотерапии.
Что это за условия? Конгруэнтность («соответствие» действий, мыслей и чувств консультанта друг другу), безусловное принятие и эмпатическое понимание. Конечно, оптинские старцы не могли быть знакомы с трудами Роджерса, которые появились только в середине XX века, но в их письмах мы видим, как соблюдаются эти условия.
Например, безусловное принятие подразумевает способность принять человека таким, какой он есть, не навязывая свое представление о том, каким ему стоило бы быть. Человеку сложно раскрыться, пока он не почувствует, что его принимают. Это близко святоотеческому правилу: отделять грех от человека. Принимая другого, мы признаем право собеседника на собственные чувства, мысли, поведение, относимся к его чувствам, желаниям и поступкам как естественным в данной ситуации.
Так, преподобный Амвросий Оптинский пишет своему духовному чаду: «По немощи человеческой невозможно не скорбеть родителям, которые лишились единственного сына так преждевременно, в таких летах, в таком цветущем возрасте;
нельзя, говорю, по всем этим причинам не скорбеть, не сетовать, не печалиться родителям, так неожиданно потерявшим единственное свое чадо».
А преподобный Анатолий Оптинский пишет так: «Очень понимаю чувства, тебя тяготящие, и готов разделить с тобою и радость, и печаль… Желаю, чтобы ты утешилась. И вперед, нисколько не стесняясь, пиши все. Все приму к сердцу и по силе постараюсь утешить тебя. Но только знай и веруй, что я душевно расположен к тебе и никогда тебя не оставлю».
«Вопросы приходящего человека о. Амвросий усваивал себе, в минуту беседы ими жил. Он всегда разом схватывал сущность дела, непостижимо мудро разъясняя его и давая ответ. Но в продолжении 10–15 минут такой беседы решался не один вопрос, в это время отец Амвросий вмещал в своем сердце всего человека – со всеми его привязанностями, желаниями, всем его миром внутренним и внешним. Из его слов и указаний было видно, что он любит не одного того, с кем говорит, но и всех любимых этим человеком, его жизнь, все, что ему дорого», – вспоминал один из посещавших старца.
«Все видевшие отца Амвросия отмечали необыкновенную любовь, которая могла объять человека, пришедшего к нему. Эта любовь была главным чудом святого. Ни исцеления больных, ни чтение писем в запечатанных конвертах, ни прозревание прошлого и будущего, ни даже молитвы, изменяющие реальность, нет, нет, именно любовь», – еще одно свидетельство духовного сына преподобного Амвросия Оптинского.
Из чего состоит утешение
Психолог Федор Василюк выделял несколько фаз, из которых состоит духовное утешение:
– фаза душевного сопереживания;
– фаза духовной прививки;
– фаза «вознесения»;
– фаза пути.
При анализе писем оптинских старцев Елизавете Спириной удалось выявить и другие составляющие утешительного процесса: например, фазу обозначения происшедшего, фазу вопрошания и получения ответа, фазу призвания Божией помощи.
Прежде всего, утешающие стараются обозначить происшедшее: то есть зафиксировать реальность, действительность того, что с человеком случилось горе, назвать его. Почему это важно?
Многие люди, когда с ними случаются тяжелые происшествия, не сразу, а то и долго не могут в это «поверить», признать, что отныне их жизнь изменилась. Но если это не признать – тогда как пережить?
«Пока язва закрыта от взора врача, она неудобоисцелима», – пишет в одном из утешающих писем преподобный Анатолий Оптинский.
Елизавета Спирина:
– Вербализация чувств имеет очень большое значение: когда мы выражаем свои чувства – внутри нас запускаются процессы переживания, осознавания и принятия пережитого эмоционального опыта. Работая как психолог-волонтер в церковном штабе при Синодальном отделе по благотворительности для беженцев, я стараюсь дать людям возможность выговориться, чтобы они не убегали от душевной боли, стараясь забыться, например, в алкоголе или интенсивной работе, а, выражая ее, постепенно приходили к ее принятию.
В этом есть смирение: да, мне страшно, мне плохо, я растерян, порой я не знаю, как мне справиться самому. Но, посмотрев правде в глаза, мы встаем на путь проживания боли.
Следом за обозначением произошедшего в письмах оптинских старцев зачастую идет фаза душевного сопереживания. Она предполагает безоценочное принятие переживания утешаемого, проявление сострадания, сочувствия. Искреннее сердечное сопереживание помогает человеку, признав реальность своего горя, не рассыпаться под его тяжестью. Утешающий дает понять горюющему: в такой сложной ситуации нормально, естественно испытывать чувства, которые у него возникли.
Например, вот как преподобный Макарий Оптинский принимает чувства своего духовного чада, понимая, что не скорбеть он не может: «Сердечно соболезную и сострадаю в горести вашей, и в полной мере ценю скорбь сердца вашего<…>, лишась столь близкого и любезного сердцу человека, нельзя не чувствовать и не болеть сердцу, и надобно отдать долг любимому предмету соболезнованием, однако ж не предаваться неутешимому сетованию и скорбению».
Глубоко сопереживая другому, мы как бы говорим ему: тебе есть, кому озвучить свою боль, страх, бессилие, и твои чувства будут приняты всерьез.
– Само пребывание сопереживающего рядом дает опору для работы переживания, – отмечает Елизавета Спирина. – Конечно, оптинские старцы еще и молились за человека, а также его самого вовлекали в молитвенный труд.
Психология возникает в конце XIX века, а широкое распространение получает в начале двадцатого. По данным газеты «Коммерсантъ», в 2022 году потребность в психологах в России выросла, по сравнению с прошлым годом, на 62,87%.
Что такое духовная прививка
– Если опираться на работы профессора Ф. Е. Василюка, – продолжает Елизавета, – то молитва и переживание могут соединяться как бы в единый «организм»: переживание перерастает в молитву, душевное преобразуется в духовное, личное соединяется с общим.
«Душе позволяется плакать и даже чуть ли не предписывается страдание и безутешность, – пишет Федор Василюк, – но к древу душевного страдания прививается маленький духовный молитвенный черенок, так, чтобы у них образовалось совместное питание соками переживания и энергиями молитвы».
Через молитву человек проговаривает Богу свои чувства, получает пример переживания скорбей праведниками, святыми, а также может получить ответ на свой вопрос. Ответом может стать обретение душевного покоя, чувства благодати; человеку может вдруг открыться смысл его страданий, разрешиться бытийные, мировоззренческие вопросы.
Оптинские старцы в случаях глубокой скорби всегда говорили чадам о надежде на Бога, на благую участь утраченного близкого в вечной жизни, о благодарности Богу, духовной радости.
В письмах Макария Оптинского мы читаем: «Христианин, убежденный и уверенный в действиях промысла Божия, покоряется святой Его воле, вся на пользу устрояющей, и познает, что в здешней юдоли он есть странник, идущий в свое отечество, отходящих отселе близких и друзей препровождающий токмо во оное; по назначенному для них Творческою премудростию окончанию своего странствования, надеется и сам с ними некогда соединиться в блаженной вечности, милостию Бога нашего».
– Утешаемый словно видит себя со стороны, – объясняет Елизавета Спирина, – он уже не просто человек, переживающий утрату, он странник, такой же, как и все остальные люди, идущий в свое отчество и не теряющий, а лишь «препровождающий» тех близких и друзей, кто раньше него добирается до родного Дома. И уже к этому образу, а не к страдающему от утраты человеку, прикрепляется образ надежды встретиться с ними, добравшись в свой час, назначенный для него Богом так же, как и для других.
То есть вначале образно, метафорически преображается сама фигура утешаемого, а затем его преображенная фигура «встречается» с надеждой на соединение с утраченным в вечности.
«Вознесение» и обратная перспектива
Нередко первым психологом в России называют Федора Михайловича Достоевского, хотя сам он это отрицал: «Я не психолог, а всего лишь исследую извивы души человеческой». Мы видим, как герой романа «Братья Карамазовы» старец Зосима (считается, что его прототипом служил преподобный Амвросий Оптинский) утешает горюющую женщину, схоронившую ребенка: «Сыночек твой оттуда на тебя смотрит, – произносит старец, – и на твои слезы радуется, и на них Господу Богу указывает».
Разбирая этот пример в книге «Переживание и молитва», Федор Василюк отмечает, что фаза вознесения предполагает выстраивание духовной вертикали, и указывает на прием обратной перспективы: «… духовное утешение старца дает горюющей совсем другую, обратную перспективу, – пишет профессор, – характерную для благоговейного молитвенного предстояния перед Богом, когда не я вглядываюсь в Него, а, наоборот, предстою перед Его взглядом в душевной открытости».
Обратную перспективу, отчасти напоминающую ту, которая встречается в словах старца Зосимы – героя романа Ф. М. Достоевского, можно встретить в утешительных текстах другого известного святого, святителя Феофана Затворника. Его утешительные письма не менее значимы: например, родителям, потерявших детей, он писал:«Я думаю, что они очень изумляются, видя, что вы плачете, и спрашивают друг друга: чего плачут папа и мама? Нам так хорошо. Мы к ним не хочем, а хочем, чтобы они скорее к нам переходили».
Применять в работе обратную перспективу в том смысле, в котором говорил о ней Ф. Е. Василюк, в духовном, молитвенном плане, мне еще не доводилось. Пожалуй, для меня это высший пилотаж. Отчасти я использовала ее только лишь на душевном уровне в упрощенной форме, например, размышляли с клиенткой, как бы посмотрел на сложившуюся в ее жизни ситуацию близкий, уже ушедший человек.
Фаза пути
– Переживание горя – это длительный процесс, – отмечает Елизавета Спирина. – Утешая, можно дать понять человеку, что нет волшебного средства, которое вмиг поможет разрешить переживание. Человек, переживающий утрату, проходит через несколько этапов, которые нельзя миновать. Потеряв ценного для себя человека, переживающий зачастую теряет и смысл своей жизни. Конструирование новых смыслов, возрождение прежних происходит не сразу. И в словах старца Зосимы – героя произведения Ф. М. Достоевского, и в утешительных письмах встречаются указания на длительность пути переживания и его итог.
Для оптинских старцев было важно, чтобы человек, проходя через скорбь, не отдалился от Бога, а приблизился к Нему. Итог переживания они связывают с приближением к Богу. Преподобный Амвросий Оптинский в письме своему адресату рисует такой итог душевного переживания, как христианское настроение духа, благотворение, христианскую жизнь, в которой утвердит утешаемого скорбь: «Хотя смерть его нанесла вам великую скорбь и огорчение, но эта скорбь еще более может утвердить вас в христианской жизни, в христианском благотворении, в христианском настроении духа».
В штабе у меня была клиентка, которая, как и многие другие беженцы, осталась без дома и в довольно трудном положении: раньше она была волонтером и поддерживала тех, кому плохо, – а теперь сама оказалась в роли утешаемой. В разговоре с ней я коснулась того, что ее переживание, доставляющее сегодня столько боли, в будущем может стать для нее опорой в утешении других людей. Человеку, который имеет опыт страдания, проще понять того, кто страдает.
Если человек протестует
Один из способов, к которому обращались оптинские старцы, можно обозначить как моделирование диалога между утешаемым и Богом, – говорит Елизавета. – Это средство мы встречаем в одном из писем преподобного Макария Оптинского. Старец почувствовал, что у человека, переживающего утрату, может быть протест против Бога, который он не решается выразить, вопрошание о смысле страданий, которое он не может разрешить.
Чтобы не дать возможности протесту, чувству возмущения окрепнуть, вытеснить веру, привести страдающего к отчаянию, старец встает на одну позицию с утешаемым и вопрошает вместе с ним, дерзновенно обращается к Богу, вербализируя назревавший в душе утешаемого вызов:
«Ты, Которого неизреченной благости мы создание, скажи нам, почто жизнь нашу растворил горестями? Неужели Твое милосердие не трогается нашими страданиями?» После чего разрешает этот вызов: «Не услаждаюсь я, вещает Бог, твоими болезнями, о человек! Но из семени скорбей твоих, и твоих печалей, желаю произрастить, для тебя, плоды вечного и величайшего наслаждения…»
Утешение должно соответствовать душевному состоянию человека
Елизавета Спирина отмечает, что нет универсального способа утешения, который подошел бы каждому утешаемому:
– Иногда, чтобы утешить одного, достаточно проявить заботу и внимание, а чтобы утешить другого – важно помогать ему в обретении смысла дальнейшего жизненного пути.
Пожалуй, что при утешении, так же как и в психотерапии, можно ориентироваться на разработанную Ф. Е. Василюком концепцию жизненных миров. Он выделял четыре жизненных мира (инфантильный, реалистический, ценностный, творческий), для каждого из которых характерен свой тип переживания и свой тип критической ситуации. В зависимости от типа жизненного мира, в котором в данный момент пребывает человек, утешающий может определять задачи работы с утешаемым, выбирать способы помощи ему.
Иллюстрации Варвары Гранковой
